Вторая жена

— Женатые люди делают это все время, — бодро сказала Фелисити, рассудив, что лучше всего придерживаться делового тона.

— Фу!

Фелисити стояла на своем. Нельзя показывать, что упрямство и невежество Аннабел пугают ее.

— Женатые люди занимаются сексом… то есть любовью. Причем главное здесь любовь, а секс — побочный продукт. — Фелисити была довольна собой. Пара предложений, объяснявших что к чему, должна сделать свое дело. Она облегченно вздохнула.

Но едва дочь открыла рот, как стало ясно, что она поторопилась с выводами. В последнее время Аннабел то и дело заставляет Фелисити чувствовать себя плохой матерью.

— Я никогда не выйду замуж и не буду заниматься сексом. — Кипевшая от негодования Аннабел сгорбилась в кресле.

— Ну а я выйду, — ответила Фелисити. — И не стану спрашивать твоего согласия. Вы, юная леди, поедете со мной и Тони в Оукфорд. Вот и все. — Добиться подчинения Аннабел силой далеко не самый лучший метод с точки зрения педагогики, но Фелисити уже исчерпала свой запас терпения.

— Тогда я возьму с собой Тигра.

— Это невозможно. Ты знаешь, что кот принадлежит бабушке. Но, когда мы обживемся на новом месте, ты сможешь завести котенка. — Аннабел открыла было рот, пытаясь что-то возразить, однако Фелисити ее опередила. — А теперь ступай в свою комнату делать уроки. И заруби себе на носу: я выхожу замуж. Разговор окончен.

— Ладно. — Аннабел пулей вылетела из комнаты. — Но не проси меня быть подружкой невесты!

Тигр покосился вслед Аннабел, заурчал, как мотоцикл на полном ходу, и начал тереться об ноги Фелисити. Она наклонилась и почесала кота за рваным ухом. Тигр всю жизнь был бойцом, но в последнее время несколько утратил былую воинственность, чувствуя, что тягаться с молодыми соседскими котами ему уже не по силам.

— Ох, Тигр, — пожаловалась Фелисити, — почему жизнь такая сложная штука?

Хотя жизнь Тигра была ничуть не проще, он продолжал довольно мурлыкать. Фелисити сделала глубокий вдох, готовясь к разговору с матерью и убеждая себя, что с Айрин ей будет легче.

— Ну, моя милая, надеюсь, теперь ты купишь новую кровать и заново отделаешь спальню.

Неужели жизнь сыграла со мной очередную злую шутку? Или просто все матери и дочери не понимают друг друга? — ломала себе голову Фелисити. Она пробыла в роли дочери тридцать пять лет, но понимала мать не лучше, чем в момент своего появления на свет.

— Мама, — промолвила она, пытаясь сохранить терпение, — я говорю тебе, что собираюсь выйти замуж. Кстати говоря, напоминаю, что ты мечтала об этом несколько лет. А ты в ответ спрашиваешь, не собираемся ли мы покупать новую кровать.

Однако на образ мыслей матери это ничуть не повлияло.

— Так собираетесь или нет? — только и спросила она.

Фелисити начала чувствовать раздражение. Шампанское Оливера все еще остывало в холодильнике. Видимо, там ему и следует оставаться; судя по всему, умаслить Аннабел и Айрин не может ничто.

— Этот вопрос мы с Тони не обсуждали, — буркнула Фелисити. — Честно говоря, я об этом и не думала, — добавила она. Айрин Хоббит сделала глоток хереса, заправила прядь седых волос в пучок на затылке и безмятежно улыбнулась дочери.

— А я бы на твоем месте подумала об этом в первую очередь, — откликнулась она.

Фелисити сделала глубокий вдох, заскрежетала зубами, сосчитала до десяти, потом подошла к буфету и налила себе большой бокал красного вина.

— Почему ты не можешь вести себя как все другие люди и просто сказать: «Поздравляю»? — спросила она. — Ты не хочешь, чтобы я была счастлива?

— Конечно, хочу, дорогая. Не пей слишком много вина, а то испортишь печень.

Фелисити открыла рот, собираясь сказать, что, судя по количеству хереса, которое мать выпивает за день, ее печень должна была испортиться давным-давно.

Однако мать продолжила, не дав ей вставить слово:

— Именно поэтому я и обращаю твое внимание на все эти препятствия.

Фелисити подумала, что понять логику рассуждений матери выше ее сил.

— Кровать не препятствие.

Ее слова та оставила без внимания. Она театрально взмахнула бокалом, остановив его в нескольких миллиметрах от своей левой груди. Фелисити не в первый раз подумала, что ее мать так и не нашла себя. Айрин отличалась способностью делать драму из самых обычных вещей. Ей следовало играть на сцене.

— Я знаю, что значит быть вдовой, — промолвила Айрин голосом, который услышали бы в последнем ряду галерки любого театра. Она выдержала паузу, тяжело вздохнула и добавила замогильным тоном: — Поверь мне, знаю.

— Да, но…

— Одиночество. Страшное одиночество в пустой постели. Но нельзя выходить замуж второпях. Это очень серьезный шаг, который следует тщательно обдумать. — Айрин прервалась, чтобы набрать в легкие побольше воздуха.

Фелисити воспользовалась этим, чтобы высказать свою точку зрения:

— Мама! Мне тридцать пять. Я вдовею уже девять лет. Теперь я встретила человека, за которого хочу выйти замуж. Согласись, девять лет вполне достаточный срок. — Да, но ты знаешь Тони всего четыре месяца. Я не доверяю мужчинам. Может быть, Тони нужен человек, который будет стирать ему трусы и носки.

— У него есть для этого стиральная машина! Кстати, довожу до твоего сведения, что эти четыре месяца были лучшим временем в моей жизни. Мы не подростки. В нашем возрасте четыре месяца вполне приличный срок. Чего ты хочешь? Чтобы мы подождали со свадьбой до выхода на пенсию? — Несмотря на свое решение, Фелисити начала терять терпение. Она забыла сосчитать до десяти и вновь разозлилась. Теперь на мать.

— Не нужно повышать голос, дорогая, — ровно ответила Айрин. — Я просто хочу помочь. Воззвать к твоему рассудку.

— Ага, к рассудку. С помощью реплики о кровати. — Безмятежное выражение лица матери выводило Фелисити из себя. Из всех поз матери самой невыносимой была поза все понимавшей и давно страдавшей женщины. — Мы с тобой слишком долго прожили вместе, — бросила она, залпом допила вино и снова наполнила бокал.

Айрин Хоббит подняла брови и недовольно покосилась на бутылку в руке Фелисити. Очки с полукруглыми стеклами поблескивали в свете настольной лампы, придавая ей профессорский вид.

— Почему ты всегда говоришь это, когда дело доходит до серьезного разговора между матерью и дочерью?

— Потому что это правда, — ответила Фелисити. — Мне нужно было забрать Аннабел и уехать много лет назад.

— Интересно куда? — спокойно спросила мать.

— Куда-нибудь.

— На это у тебя не было денег. Всю свою жизнь ты проработала редактором у Дикенса. Тебе платили гроши и заваливали грудами безграмотных рукописей.

Да, верно. Фелисити никогда не зарабатывала столько, чтобы жить так, как ей нравилось. Если бы она куда-нибудь переехала, то не смогла бы позволить себе такой же дом, как Примроуз-Хилл. Уже не в первый раз она проклинала свой болтливый язык. Вырыла яму и сама в нее свалилась. И все же, несмотря на презрительное отношение матери и скудное жалованье, она любила свою работу. Надеяться на понимание не приходилось, однако Фелисити все же попыталась объяснить Айрин что к чему.

— Я уже сто раз говорила тебе, что не хотела заниматься ничем другим. Спасибо за то, что все эти годы ты позволяла нам с Аннабел жить здесь, но…

Однако мать уже оседлала своего любимого конька.

— Я никогда не могла понять, почему ты не перейдешь в издательство побольше.

— Мне нравится Оливер Дикенс. Он один из немногих издателей, у которых еще осталась совесть.

— О том и речь. Именно поэтому «Дикенс букс» не слишком прибыльное предприятие. Попомни мое слово, скоро оно прогорит.

Между матерью и дочерью было еще одно большое различие. Шестидесятипятилетняя Айрин Хоббит выглядела мягкой, добродушной седовласой старушкой. Но тот, кто имел с ней дело, знал, что на самом деле она умна, проницательна и тверда как сталь. У нее был острый нюх на выгодные сделки. Она успевала что-то купить, продать и положить прибыль в банк задолго до того, как другому приходила в голову подобная мысль. Эта дама специализировалась на старинных вещах. Она руководила фирмой «Хоббит — справедливые цены», имевшей полтора десятка киосков на уличных рынках, разбросанных по всему Лондону. Три из них находились на Кэмден-Лок, неподалеку от небольшого домика, который Айрин делила с Фелисити и Аннабел.