Страница 48 из 58
Я не знаю ни одной политической проблемы, сказал Аушев, которую можно решить силой. Да, с террористами надо бороться, но при этом необходимо все продумать, поскольку последствия боевых действий будут еще тяжелее, чем в прошлый раз.
Аушев снова призвал федеральный центр «найти возможность поговорить с Масхадовым».
Чеченский народ и чеченского президента нужно сделать союзниками в борьбе с террористами, заявил президент Ингушетии.
В частности, по его словам, можно было бы подумать о совместных спецоперациях против неподконтрольных Грозному боевиков.
Аушев сказал, что изложил свою позицию Владимиру Путину, однако не встретил у него понимания.
Против переговоров с Масхадовым теперь уже вполне определенно выступил и Кремль. Пресс-секретарь Ельцина Дмитрий Якушкин сказал, что при сложившихся обстоятельствах он «с трудом представляет себе» возможность встречи президентов России и Чечни: с тех пор, как возникла идея такой встречи, обстановка резко изменилась.
Правда, Якушкин не исключил, что с Масхадовым может встретиться Путин остается такая вероятность, однако на практике и о ней речь сейчас не идет.
На беженцев наплевать!
Помимо прочего, Аушев был против новой войны, естественно, еще и потому, что с ее началом на Ингушетию обрушился новый поток беженцев из соседней республики. По его словам, в Ингушетии уже находится более 164 тысяч переселенцев это при численности населения самой республики 340 тысяч человек и количество их все увеличивается.
Люди не устроены, а на пороге уже холода, печально констатировал Аушев.
О трагическом положении чеченских беженцев в эти дни не уставал говорить и федеральный уполномоченный по правам человека Олег Миронов.
Безудержный рост неконтролируемых потоков беженцев на фоне острейшей нехватки медикаментов, роста воспалительных и инфекционных заболеваний среди детей и стариков, катастрофический дефицит продовольствия создали реальную угрозу беспрецедентной гуманитарной катастрофы на юге страны, заявил Миронов по возвращении из Ингушетии, где посетил лагеря беженцев... Я был просто шокирован и расстроен, увидев спящих на голой земле детей и стариков, до которых никому нет дела, а ведь приближается зима, и ночами уже становится холодно.
Миронов призвал Ельцина и Путина принять «сверхэкстренные» меры», чтобы предотвратить катастрофическое развитие ситуации в местах сосредоточения беженцев.
Путин ответил Миронову весьма своеобразно. Он категорически отверг утверждения тех, кто «пытается подвести сложное положение в Чечне и соседних регионах под понятие гуманитарной катастрофы». В программе Сванидзе «Зеркало» на РТР председатель правительства без обиняков заявил, что эти люди «агентура бандитов и террористов».
Вот так. Стало быть, Аушев, Миронов, все, кто был озабочен судьбой беженцев, «агентура».
По утверждению Путина, «люди убегают не только от боевых действий, но и от тех условий последних лет, в которых они были вынуждены жить, убегают от страха; это наши граждане, они идут не за границу, а к нам».
Была бы возможность, ушли бы и за границу. Да многие с тех пор и ушли. И в Европу, и в Азию, и в Америку... Кто куда смог. Лишь бы покинуть этот ад, где формально они числились гражданами.
Путин все более «любезен народу»
Как уже говорилось, со второй половины сентября, «президентский» рейтинг Путина начал стремительно расти, каждую неделю поднимаясь на 2 4 процента. По данным Фонда «Общественное мнение», 9 октября он достиг рейтинга Примакова, а по опросу, проведенному неделю спустя, 16 октября превысил его, поднявшись до 20 процентов. Путин стал самым популярным российским политиком и уже не уступал тут никому первого места (рейтинги главных его соперников 16 октября были таковы: у Примакова 18 процентов, у Зюганова 15, у Лужкова 5).
Если бы в ближайшее после 16 октября воскресенье состоялся второй тур президентских выборов и соперниками в нем стали бы Путин и Примаков, первый без труда победил бы второго 42:36. Понятное дело, если бы вместо Примакова во втором туре вместе с Путиным оказался кто-то другой, разрыв был бы еще больше.
Ракетами по мирным людям
Военные, как водится, отрицали, что в ходе возобновившейся войны вновь, как и в первую кампанию, в Чечне массово уничтожалось мирное население. Однако факты говорили о другом.
21 октября ближе к вечеру был нанесен ракетный удар по грозненскому рынку. Вот как описывает случившееся одна из свидетельниц, Малика Юнусова (в записи сотрудников «Мемориала»):
«Мы с мужем торговали на Центральном рынке Грозного с 1996 года. Торговали в основном продуктами. Место было возле «биржи». У меня четверо детей, в возрасте от 5 до 14 лет. В этот день, 21 октября рано утром, как обычно, мы торговали. Наплыв людей был очень большой, как до войны. До этого дня обстреляли глубинными бомбами поселок Катаяма и Грозненский пост ГАИ. 18 октября я детей отправила в село Котар-Юрт. День был обычный... Муж с другом отошли к «бирже», которая стояла сзади меня... Где-то в 16 часов 30 минут услышала шум, звук такой, что звенит в ушах. Я даже не испугалась. Это был не гром, неизвестно что. Потом тишина. Потом в воздухе появилась труба, и из нее вылетел шар, красный, как солнце на закате. И он разорвался на моих глазах. И сразу такой страшный грохот, как сильный гром. Я испугалась, меня оглушило... Труба упала прямо на «биржу». А разорвавшийся шар, в секунду осколки... Секунда, и люди без голов, без рук, без ног, с разорвавшимися животами. Я ничего не слышала, я только видела все это глазами. Помочь я никому не могла, моя правая рука была переломлена. Там было не до помощи. Там все подряд, проходящие, стоящие, торгующие – все лежали... Я не слышала ни криков, ни стонов, я видела разевающиеся рты, гримасы людей. Еле-еле живые двигались, тут же падали. Я схватилась за раненую руку, отошла от стола, побежала сзади стола. Я не находила мужа, искала. Я просто искала куртку, в которую он был одет. Отошла метров на двадцать. Я переходила эти тела, поскользнулась, упала и каталась в этой крови. Упала, поднялась, и в пяти метрах от моего стола увидела лежащим мужа, в кожаной куртке. Я подошла, потрогала, встряхнула, он посмотрел на меня. Мы поняли, что мы живы. Мы разговаривали, как немые люди, ничего не слышали оба. Он меня схватил обеими руками, с ним ничего не случилось. А те, которые оттолкнули моего мужа (двое мужчин и женщина), они были в кусках. Он схватил меня, у меня так болела рука. Я думала, что у меня руки уже нет. Мы бежали, не зная куда. Базар стоял на трамвайной линии. Мы жили на остановке «Заводской», за поворотом трамвайной линии. Прибежал сосед. Он бежал к рынку, узнав про это. Он встретил нас, поймал машину, а в это время осколки ракеты еще разлетались. На остановке «Заводской» стоял желтый автобус. Меня отвезли на этой машине. Это было вечером. Не было света, а автобус шел сзади нас. Когда мы подъехали к 9-й больнице, этот автобус был полностью набит (только одна женщина, маленький мальчик и шофер, еле живой, вышли оттуда), остальных потом вытаскивали, но они все были мертвы. Автобус стоял на остановке, все люди в нем были погибшие. Я видела это сама. Я о себе забыла. Этих людей вытаскивали и укладывали на ступеньки, ведущие в 9-ю больницу. В больнице все было занято – и ступеньки, и проход. Врачи 9-й больницы не знали, кого тронуть, кого взять и кому помочь. Они говорили: «Не стойте! Увозите всех! Нет свободных мест!»
Военные, московские чины, официозная пресса сразу же стали уверять, что никакого ракетного удара по рынку не было, что это, мол, взорвался склад боеприпасов, принадлежащих боевикам. К этой версии присоединился и Путин, заявив 22 октября на пресс-конференции в Хельсинки, где он тогда находился: