Страница 17 из 30
— Здравствуй, Таня.
— Владик? Откуда ты взялся?
— Я искал тебя, почему ты мне не позвонила?
— Кажется, я потеряла номер твоего телефона.
— Кажется? Ты даже не уверена?
— Я не искала его.
— Чей это ребенок?
— Мой. Чей же еще?
— Ты вышла замуж?
— Нет. Зачем ты приехал?
— Увидеть тебя.
— Послушай, Владик, я слишком хорошо тебя знаю. Ты не показывался целый год, тебя совершенно не волновало, что со мной стало, как мне здесь живется. Ты попросту вышвырнул меня из своей жизни. А теперь ты приходишь и говоришь мне, как ни в чем не бывало…
— Послушай, хватит меня отчитывать, мне и так все ясно. Просто я не понимаю. Это так неожиданно: ты и вдруг ребенок. Ты сказала, что не замужем. Ты что, пошла по рукам? А возмущалась, кричала, что любишь.
— Убирайся!
— Ну, перестань, Тань. Я не хотел тебя обидеть.
— Я никогда не думала, что мы вот так с тобой встретимся.
— Тань, я действительно очень по тебе скучал.
— Владик, ты скучал настолько, что даже не мог позвонить ни разу за этот год. Что тебе нужно?
— Прости. Ты, конечно, права, что ругаешь меня. Мне очень нужны деньги, задолжал, а долг требуют вернуть. А мне сейчас нечем, понимаешь, ну, совершенно нечем. Ты не можешь мне помочь? Я обязательно верну.
— У меня нет денег для тебя.
— На что же ты живешь?
— На то, что наше государство дает мне как матери-одиночке.
— Но на эти деньги невозможно прожить.
— Я рада, что ты это понимаешь.
— Таня, не надо со мной так.
— Повторяю, у меня нет денег, сейчас я не работаю, ребенок очень маленький…
— А ты потом работала? Ну, я имел в виду после того, как ушла от Константина.
— Да, торговала цветами у метро.
— Я слышал, они хорошо зарабатывают.
— А ты никогда не пробовал простоять на морозе целый день? Когда мороз пробирает тебя до костей и к вечеру начинает казаться, что никогда не удастся согреться.
Я посмотрела ему в глаза. Почему же раньше я никогда не замечала, какие у него могут быть пустые, ничего не выражающие глаза? Мой брат, и это мой младший брат. Как страшно и больно, больно мне, но не ему.
Владик ушел, ничего от меня не добившись, на прощание он сказал, что его могут даже убить. Честно говоря, я ему не поверила тогда. А теперь? Теперь мне кажется, что за деньги некоторые люди могут убить, даже не задумываясь.
На кухню, стуча тяжелыми лапами, шумно прошел Дон. Было слышно, как он лакает воду из миски. Затем он вернулся в коридор и с громким вздохом улегся на пол. Неудобно ему, бедняжке, без подстилки в чужой квартире.
Свет ночника отбрасывал резкие тени на лицо спящего мужчины. Похоже, за этот день лицо Александра осунулось, даже во сне глубокие складки у рта не разгладились, и брови насуплены, а может быть, освещение такое? Я было протянула руку, чтобы погладить эти насупленные брови, но вовремя спохватилась. Как странно, рядом со мной лежит, по сути, совершенно чужой мне человек, а сделал он для меня больше, чем родной брат. Усевшись поудобнее на кровати, я уперла локти в свои колени, спать мне решительно не хотелось.
Что со мной сделалось? Сижу, рассматривая Александра, рассуждаю, а о брате почти не вспоминаю. Что с ним сталось? Страх за сына совершенно заслонил в моем сознании все остальное. Если говорить откровенно, после последней встречи с братом обида снова расцвела в моей душе, как чертополох на пустыре. Не ожидала я от себя такой злости, хотя мне просто трудно понять, как свое «я», свои потребности затмили для брата все на свете. Он же впервые увидел своего племянника, но это не вызвало у него в душе никаких чувств! Полное душевное отупение. Как странно. А слова обвинения в мой адрес? Его даже не остановило то, что он хотел занять у меня денег. По логике вещей, ему не нужно было злить и оскорблять меня, но это даже не пришло ему в голову! Почему? Неужели он так презирает меня и так уверен в моей безотказности, что, прося у меня денег, он тем не менее еще и осуждал мое поведение? Если бы у меня не было Сережки, неужели бы я тогда дала ему денег? А ведь, пожалуй, дала, он же мой младший брат. Что же я за человек такой?
— Таня, почему ты не спишь?
— Не знаю, не спится. Что ты делаешь?
— Пытаюсь выбраться из-под этого одеяла.
— Зачем?
— Я пойду к себе, а ты ложись поспи.
— А может, пойдем поедим? Лена ужин оставила.
— Пошли.
Осторожно встав с кровати, мы, крадучись, отправились на кухню. Следом за нами пришел из коридора Дон. Александр посмотрел на свои часы.
— Как ты думаешь, это поздний ужин или очень ранний завтрак? Дон, убери свою морду, Лена обещала тебя покормить перед уходом.
— Ты слышал, как уходила Лена?
— Да, ты к тому времени уже заснула, Сережка поел, стал засыпать, а потом расплакался, мы унесли его на кухню, боялись, что он тебя разбудит. Постепенно он успокоился, я его принес, положил в кроватку, а он опять стал хныкать. Лена посоветовала погреть ему рукой животик, неизвестно, чем они его кормили целый день. Ну, я сел, руку ему на животик положил. Лена тем временем с Доном погуляла и ужин приготовила. Собралась уходить, а я грел, грел Сережку и заснул.
— Александр, он жив?
— Кто?
— Мой брат жив? С ним ничего не случилось?
— Пока ничего. Но ты должна понимать, что он связался с людьми, которые живут по своим законам, отличным от наших. Трудно сказать, чем все это кончится.
— Сережа. Зачем он им был нужен?
— За твоим братом последние несколько дней, видимо, следили. Скорее всего, они приняли тебя за его жену.
— Меня?
— Да, тебя. И решили, что, захватив тебя и ребенка, им будет легче добраться до твоего брата.
— Значит, они вернутся за мной и Сережей?
— Не посмеют, им объяснили, что они ошиблись.
— И они поверили?
— Ты не должна об этом волноваться, Таня.
— Ты выдал нас за свою жену и сына, а если они узнают, что это неправда?
— Тогда мне придется на тебе жениться.
— Я не понимаю шуток такого рода.
— Я вовсе не шучу. В конце концов…
— Александр, я спрашиваю совершенно серьезно. Что мне теперь делать? Поменять квартиру? Уехать к тете Оле на время? Как мне защитить сына?
— Таня, ты можешь быть совершенно спокойна: ни тебя, ни Сережу больше не тронут.
— Как вы их нашли?
— Мне бы не хотелось говорить на эту тему.
— Почему?
— Ты допускаешь, что у нас могут быть свои профессиональные секреты?
— Прости. Я до сих пор не поблагодарила тебя, я не знаю, что бы со мной было, если бы вы не нашли Сережу.
— Не расстраивайся, все же уже хорошо.
— Хорошо? Ты думаешь, наступит завтра и я смогу спокойно выйти на улицу и пойти гулять, ничего не боясь, не вздрагивая при виде каждой машины, проезжающей мимо?
— Я и не говорю, что на улице можно быть невнимательными. Всегда нужно смотреть по сторонам, переходя дорогу.
— Александр, ты шутишь, а я говорю совершенно серьезно. Я могу еще спросить у тебя одну вещь? Можешь не отвечать, если не хочешь. Зачем нужно было Лене сидеть около меня весь день? Вы боялись, что они вернутся за мной? Что они меня тоже похитят?
— Семеныч испугался, позвонил мне и говорит: «Кроха даже не плачет, словно окаменела, не сделала бы чего с собой». Ну, мы и решили, что Лене будет лучше побыть с тобой. Ты только сейчас не плачь, ладно?
— У меня даже в мыслях не было плакать. Правда, правда, как-то не хотелось, а может, просто в голову не пришло?
— Чудачка ты. Ладно, я пойду. Через час можно будет уже собираться на работу. Пойду с Доном побегаю подольше. А ты ложись, может быть, заснешь еще.
— А что мне делать дальше?
— Я же сказал ясно, ложись спать. Утром придет врач из поликлиники, посмотрит мальчика. Хотя мне кажется, врачу надо показать тебя. Уж очень ты бледная.
— Ты хочешь сказать, что вся районная поликлиника будет знать о вчерашнем?
— Никто ничего не будет знать, пока ты сама не скажешь. В поликлинику передадут вызов скорой неотложной помощи. Можешь сказать врачу, что ребенок проплакал всю ночь, ему было плохо.