Страница 43 из 52
Его кулаки непроизвольно сжались.
— Нет, — пробормотал он. — ЭТОГО не должно случиться.
— Что с тобой? — спросила Душка, появившаяся на пороге.
Сейчас он пугал ее. Лицо перекосилось, вокруг губ залегла жесткая складка.
«Повелитель змей», — вспомнила почему-то Душка очень старую сказку. Юлиан сейчас был именно таким — холодным и ПУСТЫМ.
Он не слышал ее, погруженный в собственные мысли, и эти мысли не были доступны Душке, но они ей НЕ НРАВИЛИСЬ.
— Юлиан! — позвала она уже громче.
Он вздрогнул и повернулся к ней. Теперь он стал прежним. С той же неизменной ласковой улыбкой.
— Что, маленькая? Что произошло?
— Что это с тобой случилось? — спросила Душка.
— Все в порядке, — произнес он. — Ты зря перепугалась…
Он помолчал, а потом странно зло пробормотал:
— Все будет хорошо. Спектакль еще не окончен, не так ли?
Душка с трудом дождалась вечера.
Юлиан почему-то передумал и никуда не пошел, а найти предлог, чтобы уйти, Душка никак не могла. Сначала он уже шагнул к двери, но, сжав губы, вернулся, долго смотрел на стеклянный шар, что-то бормоча, и Душка удивилась — она первый раз видела его таким напряженным и нервным. «Он боится кого-то», — догадалась она. Она попыталась заговорить с ним, но он ответил резко и невразумительно, Душка поняла, что сейчас лучше его не трогать. Поэтому она сидела у окна, глядя на парящие над землей первые снежинки. Она так увлеклась этим занятием, что ей даже показалось, будто где-то поют птицы. Но этого не могло быть — даже когда тепло, птицы здесь не пели, что уж теперь, когда начинались холода?
Юлиан все ходил по своей комнате — она слышала его шаги и едва уловимое бормотание.
Она даже разобрала некоторые слова — он говорил по-французски: «Passant, n’est-ce pas chose etrange qu’un demon soit pres d’un ange?»
Он повторил эту странную фразу несколько раз. Потом вышел в комнату, где была Душка, глядя мимо нее, кивнул, налил в стакан воды, выпил одним глотком и снова вернулся к себе.
«Как будто его охватило безумие», — пожала плечами Душка, ощущая странное равнодушие. Ну и пусть.
Наконец Юлиан оделся и ушел.
Теперь Душка была свободна. Повременив немного, она надела куртку и без шапки, в легких ботинках скользнула за дверь почти невидимой тенью.
Радостное предвкушение встречи с Игорем делало мир вокруг нее совершенно иным, чем был он до этого. Казалось, теперь вокруг нее неведомый художник добавил в холодную палитру несколько теплых тонов, и они стали доминантными, несущими на своих крыльях весь окружающий мир.
Она подошла к дому и уже открыла дверь, как два голоса донеслись до нее, заставив резко остановиться.
Она тихо подошла к окну.
Игорь был не один. Его рука играла с роскошными белокурыми волосами. Он то наматывал белокурый локон на палец, то отпускал его…
Тихо рассмеявшись, его собеседница склонилась к его ладони и поцеловала ее. Теперь Душка прекрасно видела ее профиль.
Горячая волна гнева и обиды заставила Душкин рассудок замолчать.
Ариадна. Снова она.
Душка сжала кулачки, закрыла глаза и бросилась прочь.
От стены отделилась тень.
Юлиан посмотрел вслед тающей в темноте Душкиной фигурке и ухмыльнулся:
— Я же сказал, игра еще не окончена. Приобретая одно, теряешь другое. Все еще будет хорошо — так, как я задумал. — Он посмотрел в темное небо и пробормотал: — Я, а не Ты. Именно так!
Ариадна проснулась и даже не сразу смогла вспомнить, что с ней произошло накануне. Что-то очень хорошее.
Что-то похожее на перезвон рождественских колокольчиков из далекого детства…
Она улыбнулась и открыла глаза.
Ах да.
Его светлые волосы смешивались с ее. Она нежно дотронулась пальчиками до его губ, едва-едва, словно боясь стереть с них улыбку.
Сейчас все, что было с ней раньше, уже не имело значения. Вчерашний день померк, а завтрашний…
Она не хотела думать про завтра. У нее есть СЕГОДНЯ, и это главное.
Легко вскочив с кровати, она надела его рубашку — слишком большую для нее.
Бросив взгляд в зеркало, она увидела там совсем юную и новую, неожиданную Ариадну — без косметики, не с причесанными волосок к волоску, а лохматыми волосами, — эта Ариадна показалась ей очень симпатичной, совсем девочкой.
Она вошла в кухню и включила магнитофон, стоящий в уголке.
«Серебро Господа моего», — тихо пел мужской голос. Ариадна закрыла глаза, отдаваясь ритму странных слов. Они волновали ее больше музыки.
Серебро…
«Я ранен светлой стрелой — меня не излечат. Я ранен в сердце — чего мне желать еще? Как будто бы ночь нежна, как будто бы есть еще путь — старый прямой путь нашей любви».
Она слушала, прижав к щекам ладошки, и плакала, потому что это было про них, это была их любовь, и ей подсказали, как все это называется…
«А мы все молчим, а мы все считаем и ждем, — продолжал петь голос. — А мы все поем о себе — о чем же нам петь еще? Но словно бы что-то не так, словно бы блеклы цвета, словно бы нам опять не хватает Тебя…»
Когда песня закончилась, Ариадна перемотала ее снова, в начало, и так несколько раз, запоминая слова, тихонечко подпевая и купаясь в волнах нежности, заполняющей вокруг весь мир, веря каждому слову, пропетому этим голосом, зная, что это — про них с Игорем:
«И как деревенский кузнец, я выйду засветло. Туда, куда я — за мной не уйдет никто. И может быть, я был слеп, и может быть, это не так, но я знаю, что ждет перед самым концом пути. Серебро Господа моего… Серебро Господа… Ну разве я знаю слова, чтобы сказать о тебе? Серебро Господа моего… Серебро Господа… Выше слов, выше звезд, вровень с нашей тоской…»
О, она действительно ощущала себя сейчас в серебряном потоке, находясь внутри этого чуда.
Она плавно двигалась в такт музыке, к середине песни уже начав подпевать громче, с удивлением пробуя на вкус слово «Господь» и не понимая, что с ней происходит — словно каждый раз, когда она произносит Его имя, Он разрушает преграды враждебности, нагроможденные между ними.
Мысли о Юлиане она прогоняла — сейчас ей не хотелось думать о ПЛОХОМ. Правда, ее немного удивило то, что Юлиан, так долго бывший ее другом, теперь стал плохим.
Ведь долгое время именно он заменял ей погибших родителей, пока она не выросла.
Внезапно она остановилась, почувствовав на себе холодный и пристальный взгляд.
Медленно обернувшись, сразу определила, чей он. Она не ожидала увидеть здесь эти фигурки.
Впрочем, Юлиан постарался поставить их везде — как свои глаза. Свои уши.
— Привет, глаза и уши, — насмешливо произнесла Ариадна. — А между прочим, подсматривать — нехорошо.
Она решительно потянулась к фигуркам рукой, но на одно мгновение все погрузилось в темноту.
Она увидела страшную картину — Игорь был привязан к дереву, и к нему приближался огромный Уроборос, довольный новым жертвоприношением. А сама Ариадна что-то кричала, кричала окровавленным ртом, но вместо слов у нее получалось только мычание. А недалеко маячил силуэт Юлиана, держащего свою руку на плече той девочки, которая так была ему нужна, что…
Нет, она не будет больше бояться!
Однако она-то знает, в какие игры любит играть ее Учитель!
— Серебро моегоГоспода, — прошептала она, ощущая, как возвращаются к ней силы.
Она открыла глаза. Страх прошел, уступив место ярости. Размахнувшись, она швырнула фигурки в камин, наблюдая, как шипит и трескается их эбонитовая поверхность.
— Что, теперь мне не будет пощады? — прошептала она.
И усмехнулась неожиданно упрямо и дерзко, прекрасно понимая, что он сейчас видит ее улыбку.
Кто-то дотронулся до ее плеча, и она вздрогнула, обернувшись.
Но это был Игорь. Нормальный, немного сонный и улыбающийся Игорь.
Она улыбнулась в ответ и прижалась к его плечу.
«Не важно, сколько у нас времени, — подумала Ариадна, наблюдая за яркими вспышками огня в камине, причудливо преобразующимися то в силуэт змеи, то в странный крест, — главное в другом. В том, что пока еще оно у нас есть!»