Страница 4 из 52
Выпалив это, она быстро пошла в подъезд. Он ничего не мог понять и, пожав плечами, поплелся за ней.
Душка подняла с пола книгу. «Ну вот, — поймала себя на том, что, как маленький Павлик, готова разреветься, — у каждого своя примочка…»
Прижав книгу к себе, как прижимают ребенка, с горечью убедилась, что при падении «Хроники Нарнии» все-таки пострадали. Совсем чуть-чуть — только немного оторвалась обложка, и при желании ее запросто можно подклеить, но девочка ощутила физическую боль.
Бережно разгладив помявшиеся страницы, она положила бедняжку на стол и посмотрела на брата.
Он играл.
Смешно надув губы, целился в кого-то невидимого, но очень страшного — судя по мрачной решимости его взгляда. Уж наверняка противнику его не позавидуешь!
Душка не смогла удержаться от смеха.
— Что? — обернулся мальчик.
— Так. Ты похож на неподкупного шерифа!
— Очень хорошо, я и есть неподкупный шериф!
— А мне казалось, ты восьмилетний глупый ребенок, — поддразнила его девочка.
Малыш обиделся:
— Я вовсе не такой! И ты прекрасно это знаешь!
— Как любит говорить бабушка, я знаю только то, что ничего не знаю…
— Это говорит не бабушка, — услышала Душка за спиной голос матери, в котором смутно угадывалось плохо скрытое раздражение. — Это говорил древний философ. Бабушка лишь повторяла его слова.
«Почему ее так бесит моя мать? — думал Кирилл, смотря на покрасневшее лицо жены. — Даже простое упоминание способно вызвать в ней совершенно непонятную ярость!»
— Но я не разговаривала с древними философами, — достаточно спокойно ответила Душка. — Я-то в основном говорю с бабушкой!
— Не дерзи, пожалуйста. — Губы Анны сжались в тонкую полоску. — Я просила вас убраться…
— Мы же убрались!
Душка была готова взорваться от несправедливости материнских претензий.
— Ты что, не видишь?
— Пока я вижу только одно. Вы играете. Читаете. Живете как в раю, а я…
Она осеклась.
Что это нашло на нее?
Павлик смотрел на мать расширившимися от страха глазенками, готовый в любой момент расплакаться. Душка была воплощением молчаливого протеста против несправедливости…
В комнате царила идеальная чистота!
Что на нее нашло?
Анна устало провела рукой по лбу.
— Простите. Сама не знаю, что со мной творится… Кажется, расшатались нервы.
Она быстро, почти бегом, удалилась в спальню, где, сев на кровать, огромным усилием попыталась сдержать начинавшуюся дрожь. Подобные приступы случались с ней после Мишкиной гибели все чаще и чаще. Но не до такой степени, когда ей…
Она перевела дух.
Произнести это даже в уме она не решалась.
— Произнеси…
Женщина вздрогнула.
Голос послышался так явно, что Анна оглянулась в испуге.
— А что, собственно, в этом такого?
Он звучал насмешливо. Как будто некто невидимый, спрятавшись от Анниных глаз, издевался над ней.
— Убить своих детей. А что? Разве сотни людей в самых разных точках вашего мира не убивают детей? Разве не лучше убить своего ребенка самой, чем позволить это сделать другому существу?
— Нет, — прошептала Анна. — Я просто переутомилась — ничего другого… Я не схожу с ума, просто такова степень моей депрессии… Это пройдет, когда я…
— Уедешь отсюда? Ты надеешься, что там сможешь обуздать свои самые странные, самые низменные желания? Сможешь спрятаться от своего второго «я», из-за которого, быть может, и происходят вокруг тебя несчастья? Ты станешь там чистой и обновленной, как меняются после крещения принявшие христианство?
Анна вскочила.
Теперь она не сомневалась, что с ней не все в порядке. Настолько явно был слышен этот бред.
Сжав в руке конверт, она попыталась спрятаться с его помощью от гнетущей тишины, в которой могла пригрезиться всякая чертовщина.
Из соседней комнаты доносились звуки музыки — тяжелого рока, который слушала Душка. Анна опять испытала приступ раздражения. Именно Душка вызывала в ней такие чувства. Ох уж этот прямой взгляд синих глаз, светящихся изнутри! Этих огромных, как у бабки, глаз, странно наполненных какой-то непонятной и неподвластной силой, притягивающей и одновременно не сдающейся!
Вцепившись кончиками пальцев в белый уголок конверта, она вытащила письмо наружу.
И руки сами потянулись к вискам, в попытке остановить звуки, стремительно несущиеся со всех сторон.
Звон колокольчиков…
Тихая песня.
Совершенно непонятно откуда взявшиеся голоса.
Она достала белый листок, принялась читать.
Сразу же исчезли все наваждения. Милая, простая реальность вернулась, начисто вытеснив все лишнее, в том числе и воспоминания о погибшем сыне.
Это письмо — она уже сравнивала его со спасительной мантрой — некая панацея от собственного «я», защита от напора воспоминаний.
— Мое будущее, — твердо, пытаясь убедить самое себя в правильности выбора, решила Анна.
— А прошлое оставлю здесь. Кому угодно…
И вновь принялась читать эти такие простые и столь необходимые ей строчки.
«Уважаемая Анна Аркадьевна!
Простите нас, что мы пока еще не можем добиться скорого выезда жильца из Вашего будущего дома. Искренне надеемся, что уже в конце этой недели результат будет положительным и наш с Вами договор останется в силе.
Мы очень нуждаемся в Вашей профессиональной помощи — к сожалению, сейчас поселку очень не хватает квалифицированных медиков!
Как только теперешний жилец уедет, мы сразу же сообщим Вам. Надеемся, что Вы тотчас же приедете.
Со своей стороны мы постараемся сделать это как можно скорее.
Вы просили сообщить также, найдется ли работа для Вашего мужа, — сообщаем, что место для него мы уже подобрали. Природа же у нас очень красивая — поселок со всех сторон окружен красивым лесом, в котором Ваши дети смогут найти для себя много интересного.
Хотя мы и называемся городом, честнее все-таки называть Старую Пустошь именно поселком, поскольку домов у нас мало и всего одна школа. Но мы не жалуемся, потому что самое главное — это то счастье, которое наполняет атмосферу Старой Пустоши, — люди, приехавшие сюда, забывают о постигших их несчастьях.
Надеемся на скорую встречу».
Далее следовала неразборчивая подпись.
Анна прикрыла глаза рукой. Сейчас все происходящее с ней казалось уже счастливым сном. Ну что бы случилось, не встреть она случайно в газете маленькое объявление о том, что в поселке Старая Пустошь требуется врач и они согласны предоставить этому врачу дом со всеми удобствами?
Когда Анна решилась туда написать — втайне от всех, сама не веря в успех, — она еще не отдавала себе отчета в том, КАК ей туда хочется. Сначала все просто походило на авантюру, которой не суждено воплотиться в жизнь.
Наверняка ответа не будет, думала она, чисто машинально открывая ежедневно почтовый ящик. И когда оттуда пришло письмо, лишь в тот момент Анна поняла, что ей хочется в Старую Пустошь так сильно, как она и не могла себе вообразить!
Она рвалась туда всей душой! Она засыпала, мечтая об этом странном, красивом месте, отгородившемся от мира — ужасного, жестокого, убийственного мира! — дремучими лесами, болотами и небом. «Да там ничего этого нет, — смеялся Кирилл. — Обычный поселочек. Типа какой-нибудь Раздуваевки, только название романтичное. По улицам бродят коровы, а по средам в сельпо бывает хлеб… И никаких там экзотичных лесов! Это просто попытка заманить тебя туда. Ты будешь разгуливать весной в резиновых сапогах, а зимой придется напяливать тулуп и валенки. И очень скоро взвоешь от такой жизни, начнешь вспоминать город и в конце концов соберешь вещи и рванешь обратно, в родную цивилизацию».
Анна не собиралась ему верить. Да и не в том суть! «Люди, приехавшие туда, забывают о постигших их несчастьях…» Эта фраза куда больше влекла туда Анну, уставшую просыпаться в слезах, уставшую от попыток найти в городе хотя бы Мишкину тень. Так влекла, что она смогла убедить мужа поверить в несбыточную сказку и согласиться на переезд.