Страница 8 из 52
На тропе, в сгущающихся сумерках, Алексей увидел клочья косульей шерсти. Понятно – недавно поохотился волк.
За деревьями открылись скалы, отвесные, синие. Алеша остановился. Сколько бы ни смотрел на эту картину, всякий раз она заставляла его восхищенно замереть. Синие скалы переходят в вершины ослепительно белые, покрытые снегом. А внизу ревет Чулышман.
Он вдохнул холодный воздух. Сейчас он такой же холодный, как вода в алтайских реках. Такой же прозрачный, как она. Он вспомнил ее вкус – вот бы Шурочка попробовала такую воду. Но разве привезешь воду в Москву?
За скалой открылось партионное зимовье. В нем большая русская печь, в ней пекут хлеб на всю партию. Амбар с припасами и погреб. Работают здесь пекарь, три конюха, они развозят продукты – хлеб, сухари, кирпичный чай – по долинам, где живут рабочие. Это от казны. А то, что он привез, – это под жалованье, без процентов. Рабочих в его партии тридцать пять человек.
У ворот его встретил алтаец. Он, как всегда, был босиком, чему Алексей не переставал удивляться. Но он не спрашивал, даже увидев впервые, почему. Алтаец сам объяснил – ногами он чует все, что под землей.
– А золото? Ты тоже его чуешь?
– Однако да, – говорил он. – Его тут нет.
Он потопал немытой ногой по каменистой земле…
– Данилыч, – сказал он, поприветствовав. – Мун-Со просила навестить.
Алексей кивнул.
С Мун-Со его свел выстрел этого проводника.
Они ехали на дальний карьер в такой же солнечный день, как сегодня. До места оставалось не более двух верст, когда алтаец внезапно замер на тропе.
Что-то заметил? Алексей слышал, что этот человек ловкий охотник. За свою жизнь он добыл двадцать пять волков, тридцать пять маралов, семьдесят семь лисиц, много мелочевки, как называл он добычу не столь крупную. Он угощал Алексея сырой печенью косули, уверяя, что она еще вкуснее жаренной на костре. Но Алексей отказался.
А еще он добыл шесть медведей, вспомнил Алексей, предчувствуя, что проводник увидел непростую добычу. Громкий хруст веток – и зверь вышел на тропу.
Алтаец поднял ружье и выстрелил. Пуля разорвала медведю живот, зверь пошел на стрелка. Алексей сорвал с плеча ружье, но так же быстро опустил. У него дробовик. Что такое дробь против разъяренного зверя?
Его алтаец прыгнул в кусты, медведь ринулся следом. Но проводник оказался на редкость предусмотрительный. Только потом Алексей узнал, что он держал во рту запасную пулю. Не раздумывая, насыпал пороха в ствол и опустил туда пулю. Пока забивал пистон, медведь подошел вплотную. Он выстрелил, пуля попала зверю в ухо. Медведь рухнул.
– О-ох! – Он отпрянул от зверя. – Зачем ты вышел на мою тропу? Ты медведь Мун-Со. Ты убежал от нее, когда она собралась тебя подоить? – Он пятился от остывающей туши.
Алексей слушал его бормотание и не понимал, о чем он.
– А что значит – подоить?.. – спросил он, рассматривая свежую рану на животе зверя. – Кто это – Мун-Со?
Он уже слышал это странное имя. Но сейчас не оно его интересовало.
– Ты говоришь – подоить? Медведя? Этого? Но ведь он – самец.
Алексей говорил, чувствуя странное спокойствие, какое бывает сразу после потрясения.
– Ну да, – сказал алтаец. – Он – это он… Мун-Со умеет доить и его… Он, я думаю, убежал от нее… Я… – Он повел плечами.
– Да говори же, в чем дело?
Алтаец рассказал, что Мун-Со – женщина, которая умеет «доить» медведей – брать ценную желчь, не лишая их жизни. Кроме нее, никто так не умеет.
Алексей думал недолго. Он сказал:
– Мы должны вернуть ей медведя, если все так, как ты говоришь.
– Я… боюсь Мун-Со. – Алтаец отступал от Алексея немного медленнее, чем от медведя Мун-Со.
– Хорошо, это сделаю я, – ответил Алексей.
А теперь, глядя на алтайца, он думал – как верно, что ничего в этом мире не дается просто так. Все связано невидимыми нитями. Тебе не видимыми, подчеркнул он.
На самом деле, если бы не тот выстрел, может быть, они с проводником оба сейчас лежали бы в земле, задранные зверем. Но страшного не случилось, напротив, произошло чудесное – Алексей проник в мир, куда его никогда бы не впустили… И он чувствовал, что это важно для его жизни…
– Мун-Со прислала тебе сыр, – сказал алтаец, повернувшись к Алексею. – Я не забыл. – Он постучал длинным пальцем себе по лбу.
Алексей кивнул. Ему нравился кислый алтайский сыр в плитках, который готовила Мун-Со.
– Я заеду к ней на обратном пути, – сказал Алексей. – Поблагодарю ее.
Тогда, после выстрела, он привез тушу медведя Мун-Со и рассказал ей, что случилось в тайге. Она молча выслушала. Потом обратилась к медведю.
– Ты сам глупый, – пробормотала она, – ты не захотел отдать то, что мне надо, и жить дальше. Ты убежал. Но я прощаю тебя.
Алексей не успел опомниться, как женщина взяла нож, одним длинным движением вскрыла зверю живот и вынула желчь. Потом встала, посмотрела на Алексея.
– Тебя тоже прощаю, – сказала она. – Потому что ты и твой проводник хотели жить. Ты испугался – сначала. Он – потом. Я приготовлю вам настойку. Каждому свою. Страх уйдет.
Алексей смотрел на маленькую худенькую и очень жилистую женщину. У нее были черные волосы в тонкой косе, широкоскулое лицо.
– Хочешь подоить медведя? – спросила она, выжидающе глядя на Алексея.
– Я попробую, – сказал он. – Если ты мне покажешь, Мун-Со.
– Покажу, – кивнула она.
Он не отрывал глаз от ее странного лица. Оно казалось ему то женским, то мужским. На нем нет следов щетины, значит, оно женское. Но совершенно плоская фигура… Как будто… Он вздрогнул. Брось, одернул он себя. Здесь не монастырь, если не считать таковым природу.
Он снова оглядел ее лицо. Мун-Со догадалась, о чем он думает.
– Я пришла из уссурийской тайги, – сказала Мун-Со. – Я не алтайка.
Стало быть, она считает себя женщиной, отметил Алексей.
– Вот как? Но почему ты пришла сюда? Там еще более богатые края, – сказал он.
– Ты слышал такое имя – хунхузы?
– Д-да, – ответил он с легкой дрожью в голосе.
Мун-Со засмеялась.
– Вижу, слышал. По-китайски – хунхуцзы. Что значит краснобородый.
Алексей был наслышан от поисковиков и охотников о бандитах, которых называли этим именем.
– Не бойся, их тут нет. Я не чистая хунхузка. У меня своя история: мою мать, орочанку – есть такое племя в Восточной Сибири, украли хунхузы. Когда ее отпустили, я сидела у нее в животе, она вернулась домой. Но у племени свой закон – главный знахарь указывал на мою мать костью оленя, значит, проклял. Моя мать должна была уйти.
Алексей слушал; казалось, ему рассказывают сказку.
– Такое бывало, моя мать не первая. Но те, кого прогоняли из племени, быстро умирали, через несколько дней. – Она помолчала, потом объяснила: – Я после про это много думала. И знаешь, от чего они умирали? От страха.
– А твоя мать? – тихо спросил Алексей.
– Моя мать? – Мун-Со засмеялась. – Человеку все на пользу, кроме страха. Моя мать перестала бояться еще у хунхузов. Поэтому, когда ее прогнали из племени, она ушла в тайгу. Я родилась, мы жили вдвоем. Нам было спокойно.
Алексей молчал. То, что она сказала о страхе, удивило его. Потому что он сам много раз думал о нем так же, как говорила она.
– Чтобы остаться в живых, – продолжала Мун-Со, – не надо бояться. Тогда твое сердце будет биться ровно, твоя грудь – спокойно дышать. Твоя кровь не будет рваться через голову и давить тебя. Надо крепко спать, страх уйдет.
– Но если ты не можешь спать? – спросил Алексей.
– Научись. Я дам тебе настой трав.
– Спасибо. А… что с твоей матерью?
– Потом моя мать умерла, я осталась в тайге. Но меня нашли люди… Я пошла на запад.
Она поджала губы, давая понять – не надо больше спрашивать. Но Алексей не мог удержаться.
– Они пошли за тобой?
– Это мои люди, – отрезала Мун-Со. – Я отдаю им медвежью желчь.
Он понял, что рассказ окончен. Все, что она хотела рассказать, уже сказано.