Страница 35 из 52
Он быстро прошелся по кабинету. К окну и обратно. Потом снова… и замер.
Та-ак, Галактионов, у тебя уже мозги поплыли не в ту сторону.
Он обхватил себя руками, нервно похлопывая правой рукой по боку.
По ушам тебя надо было хлопать. Рассиропился от разговоров, от пения. Эти сирены тебе такой спектакль устроили, что очевидное не увидел!
Что ж, он подошел к глобусу и что было сил крутанул его. Теперь ясно. Шурочка ненадолго задержится у Игнатовых. Она поедет искать Алексея.
Он почувствовал, как сердце его зашлось.
Ну конечно, поедет. Но может быть, Игнатов…
Как же, она найдет способ объяснить ему. Или сама сбежит. Тайга большая, ищите ее с собаками.
Ну хорошо, хорошо, он похлопал себя по боку снова. Найдет она Алешу, и что с того? Ему сейчас нужно золото, а не девушка.
«Да что ты говоришь! – одернул себя Михаил Александрович. – Конечно, тебе полжизни назад было столько лет, сколько ему… А ты чего или кого жаждал найти, плутая по улицам европейских городов?»
Внезапно он похолодел.
Неужели Шурочка решилась на… Решилась на то, после чего ему самому придется кинуться в ноги отцу Алеши? И молить его о законном браке для племянницы?
Часы отбили новую четверть, потом еще одну. А Михаил Александрович покрывался то холодным потом, то горячим. С усов капнула влага. Они вспотели, когда ему пригрезилась сцена, участником которой был он сам недавно.
Кружевная пена… скользкая влажная кожа… чужое дыхание на щеке. И удушающий аромат тяжелых сладких духов…
«О Боже! Сестра моя! Как я оправдаюсь перед тобой, когда встречу тебя там?»Он произнес это мысленно, поднял голову к потолку. Старинная люстра со свечами загораживала его середину, но он нашел местечко между свечами и вперил взгляд в дубовую темную перекладину. От этого напряженного старания увидеть небо его собственная отчаянная патетика рассмешила Михаила Александровича.
Ишь куда собрался. Сестра в раю, это ясно. Но его туда с какой стати поместят? То, как он живет, едва ли пригодно для вечного праздника. Он покачал головой.
Но у него есть еще годы для зачета, попытался он успокоить себя. Он не собирается отбыть немедленно в иные миры. В иные – нет. Но в дальнюю дорогу ему нужно собираться, причем немедленно.
19
Если Шурочка Волковысская почти не вспоминала о Лидии Жировой, то Лидия, напротив, вспоминала часто. Почти каждый день. Особенно с тех пор, как у нее побывала Варя Игнатова.
Даже досадно, морщила она свои алые губки, густо накрашенные французской помадой, почему никак не может она избавить свою память от этой соученицы? Прошло столько времени, с тех пор как Шурочка вместе с Варей Игнатовой покинули Смольный институт, уехали доучиваться в Англию.
Но если разобраться в истинной причине, то ничего удивительного, что она не могла освободиться от непрестанного присутствия тени Шурочки Волковысской.
Лидия всегда хотела походить на Шурочку, ей даже говорили, что они похожи – цветом волос, ростом, сложением. Но Лидии хотелось большего сходства – она завивала локоны, потому что у нее от природы были прямые волосы.
Она хотела быть такой же веселой, быстрой и смелой, как Шурочка. И независимой. Она пробовала вести себя так же, как Шурочка, – проспать урок, отказаться от ужина. Но Шурочке все сходило с рук, а Лидию наказывали.
Но почему? Она не понимала. Они ведь похожи не только цветом волос, но и тем, что у них нет родителей. И у Шурочки нет больших денег, узнала она от Наставницы.
Но с годами Лидия поняла – у Шурочки есть то, чего нет на самом деле у нее. Барское имя. И дядя, который любит ее, наблюдает за ней и помогает.
Такой, как Шурочка, незачем мечтать о вензеле императрицы. Она обойдется и без него. Дядя найдет ей богатого мужа – Лидия понимала, что потомственная барская фамилия Волковысской стоит многих тысяч золотых рублей.
Почему Лидия не хотела оказаться на месте Вари? Потому что у нее есть то, чего нет у Шурочки, как и у Лидии. У нее есть родители. Стало быть, нельзя на нее равняться. Это было бы неправильное желание.
Но шло время, Лидия взрослела и все яснее понимала – не стать ей Шурочкой, даже если она точно так, как она, завьет свои прямые волосы. Они только будут похожи на природные локоны, но не станут природными… Даже если она оденется, как Шурочка. И никогда она не станет ее подругой.
Ах, если бы она училась за границей, как Шурочка и Варя!
Единственный близкий человек, который заботился о Лидии еще с воспитательного дома, – наставница-надзирательница. Она рассказывала, что в Европе женская эмансипация ушла далеко вперед, оставив позади все попытки русских женщин отстаивать свои права. Там такая, как Лидия, умная и красивая, могла бы устроить свою жизнь скорее, чем в России, говорила она.
Лидия сама не заметила, что с годами зависть медленно сменилась ненавистью.
Чувствуя, как поднимается она изнутри сейчас, Лидия попыталась успокоиться, выбросить из головы Шурочку. Да есть у нее, чем заполнить голову – та жизнь, которую она ведет с некоторых пор, давала множество тем, чтобы занять свою голову. Были в ее жизни радости. Получает она, и часто, то, что ей нравится…
Утомившись от печали, Лидия не без помощи своей наставницы осознала, что даже окажись она в роли фрейлины, получив вожделенный вензель, все равно не быть ей женой сановного человека. Только наложницей. А ею она станет и без вожделенного вензеля.
– Лучше всего, – наставляла ее многоопытная женщина, – подловить купчика. Они, конечно, сейчас тоже не промах – на свои деньги ищут громкую фамилию. Но знаешь ли, им это непросто дается. Новые деньги плохо сходятся со старыми фамилиями.
Надзирательница говорила, что купцы повадились устраивать разные благотворительные собрания. Замаливают грехи пред Господом за то, что неправедно нажили большие деньги. Вот где следует бывать Лидии.
Лидия прислушалась. Когда смолянок пригласили на благотворительный вечер – купеческое сообщество жертвовало в пользу новой больницы, которая должна была открыться близ Кузьминок, – она нарядилась и поехала.
Николая она заметила сразу. И он ее. Лидия была в платье фиалкового цвета. Как она узнала после, для него это был знак. Конечно же, он не пропустил его. А ведь Лидия долго колебалась – надеть зеленое, которое очень ей к лицу – пшеничные волосы обретают особенный блеск на его фоне, или поехать в фиалковом, которое оттеняет серо-голубые глаза. Она выбрала фиалковое. И не ошиблась. Знак ли ей это?
Лидия уделила ему внимание – танцевала с ним, говорила. Слушала про цветы фиалки. Это было в начале их знакомства. А с недавних пор, если говорить прямо, была на содержании у этого молодого купчика. Более того, он уверял ее, что женится на ней.
Лидия и верила, и нет его обещаниям. Опыт общения с мужчинами она приобрела рано, этому способствовала надзирательница. Она считала, что из Смольного такая девушка, как Лидия, которую ничто не ждет за воротами заведения, должна выйти готовой к жизни во всех смыслах. Она сама когда-то, как Лидия, мечтала об иной жизни. Правда, росла и взрослела Наставница во время иное, менее свободное в нравах…
Сейчас, лежа на диване, одетая в матинэ, которое подарил Николай, обнаружив у сестры такое же из розового шелка, Лидия наблюдала, как он переходит от одного подоконника к другому, кланяясь своим фиалкам. Из белой фаянсовой лейки с синим цветком на боку он поливал синие фиалки. А с розовым цветком – розовые. Его движения были такими же нежными, какими он обходился с ней. Она не единожды одарила его своими милостями… Поэтому знала.
А что, все совсем неплохо, думала Лидия, опершись на локоть, отчего грудь оказалась полуоткрытой, да какое там – полузакрытыми остались только соски. Она знала, что сейчас будет. Подумала – и сразу ощутила толчок в живот, от которого сладость и тепло растеклись по всему телу, а сердце забилось в ожидании. Николай нравился ей своим азартом и непредсказуемостью в их играх. Он мог сейчас навалиться на нее и не выпускать до самого вечера…