Страница 16 из 20
— Слушай, ты как насчет омлета? Или сварить яйца?
— Если у меня есть выбор, то я предпочел бы их в мешочек. Ты сможешь сварить именно в мешочек? Не всмятку и не вкрутую?
— Я могу все, — спокойно сказала Ирина.
— Ты не лишена нахальства.
— Причем уже давно. Помогает в жизни.
— Но оно не заменило тебе счастья, правда?
— Ты хочешь оспорить русскую народную пословицу? — Ирина по привычке стала искать английский эквивалент, как на уроке с иностранными учениками. Потом бросила несвоевременное занятие, перед ней не ученик и не иностранец, а человек, который сам отлично чувствует слово. Между прочим, отметила она, может быть, ее прежние романы не приносили ей удовольствия потому, что это были люди другой среды… — Если честно, то…
— Не надо ответа, если ты не дала его сразу. Я все понял. Если ты не против, я пока пойду в ванную, а когда выйду — буду готов съесть яйцо в мешочек.
Она усмехнулась. Шесть минут после закипания — и получите свой мешочек. Сколько сотен яиц она сварила за свою жизнь! Петруша, меду прочим, любит всмятку. Это пять с половиной минут.
За окном светало, еще один осенний день обещал быть солнечным и ясным. Вообще эта осень какая-то ненормальная — давно пора зарядить дождям, земле — чавкать от грязи, а людям облачиться в плащи и ботинки. Но природа словно чего-то ждала и, по правде сказать, вела себя в соответствии с настроением Ирины.
— Ничего, что я без разрешения помыл голову твоим французским шампунем? — Из ванны вывалился клуб пара, а следом вышел Андрей. Он замотался ниже талии в белое банное полотенце, и Ирина не могла отвести глаз от его мускулистого торса.
Он шумно втянул воздух, пропитанный ароматом кофе, который уже стоял на столе.
— Прошу вас, сэр! — Хозяйка указала на стул. — Кушать подано.
Она села напротив него и смотрела, как он заносит ложечку над яйцом, которое она подала ему в нефритовой подставке для яиц.
— Невероятно. Впервые за долгие годы я получил то, что хотел. — Он хитровато взглянул на нее. — В мешочек! Я женюсь!
— Что? — Ирина уставилась на него.
— Я сказал себе и очень давно: я женюсь на женщине, которая умеет варить яйца в мешочек.
— Трудные поиски? — С наигранным сочувствием она наморщила лоб.
Но на самом деле ей хотелось узнать о нем больше, гораздо больше, чем она уже знала. Неважно, что мало сказано слов, для чуткого человека их надо меньше, чем для других, она умеет толковать сказанное, а для мудрого человека слов надо еще меньше — каждый жест, каждый взгляд, поворот головы — это тоже язык. Язык тела, который Ирина научилась читать и делала это мастерски.
Она знала, у Андрея было много женщин. Она знала, что сейчас у него нет ни одной по-настоящему его женщины.
Когда он привел ее в свой антикварный магазин — а он проделал это в весьма экстравагантной манере — явился к ней в офис, молча подал конверт, изображая курьера крупной фирмы для Ларисы и других коллег. Она не выдала ничем ни его, ни себя, молча взяла и прочитала:
«Мадам Свиридову приглашают на презентацию новой коллекции английского фарфора. Будет представлен Веджвуд первого сорта. Распродажа второго. Исполнительный директор А. Малышев».
— Благодарю вас. Буду. — Ирина сказала это серьезно, без тени улыбки.
Когда он развернулся и вышел, Лариса хмыкнула:
— Однако! Какова фирма, если может прокормить в курьерах такого гладкого жеребца! Выясни как следует, — потребовала она.
Ирина кивнула.
— Пойду и узнаю.
На презентации она ловила себя на том, что смотрит не столько на фарфор, сколько на дам, которые сновали возле полок.
Взглянув на длинноволосую блондинку, она испытала странную радость. Это не его женщина. Не его, хотя, казалось бы, она только ему и улыбается. Эти двое настолько заняты собой, что им просто неинтересно было бы друг с другом.
Она порадовалась за себя — не ошиблась, когда к ней подошел рыжеволосый мужчина.
— А вот и Олег. Кстати, он мог бы тебя встретить тогда в аэропорту, — сказал Андрей.
— Но не пришлось, — улыбнулся тот, понимающе оглядывая ее, потом Андрея. — Много слышал о вас. Надо сказать, рассказано точно. Вы классная дамочка, Ирина Свиридова! — Он нагло улыбнулся и подхватил под руку Милу.
На распродаже Ирина купила себе веджвудский поднос, он был квадратный и сплошь «затканный» розочками — все его поле в мелких-мелких бутонах. Теперь, входя на кухню, она первым делом смотрела на него, а когда губы сами собой начинали расплываться в улыбке, переводила взгляд на плиту. Точно говорят, что если готовишь еду, даже самую простую, в хорошем настроении, то она будет просто потрясающей.
Между тем Андрей съел яйца и уже допивал кофе, когда она вдруг спросила:
— Андрей, сколько раз ты был женат?
Он спокойно проглотил крепкий кофе и сказал:
— Если по паспорту, то один.
— Я понимаю, ты берег чернила и бумагу. А также время паспортисток.
— А также судей, загсов и… свое собственное. Так что, если тебе нужен официальный ответ, — то я был женат ровно столько, сколько раз ты была замужем. А если неофициально — то могу сказать: я не чувствую, что вообще когда-то был женат.
— Настолько был свободен?
— Напротив. Закабален.
Она нахмурилась.
— Не трудись, это звучит странно. Но начнем с главного: на брак я смотрю нестандартно.
— Как же?
— Брак для меня — это союз двух самодостаточных личностей. Но таких, которые совпали по номеру и по серии.
— Вот как? — Она улыбнулась. — Что-то от лотерейных билетов?
— И от тиражной таблицы. С выигрышем!
— Это звучит банально. Причем, совершенно неточно.
— Но я говорю об условиях, при которых возможен выигрыш. Ты ведь не станешь спорить, что лишь при совпадении этих чисел получишь выигрыш? А это случается крайне редко. Разве нет?
— Да уж, — покачала она головой.
— И поэтому я не играю в лохотрон.
Она расхохоталась.
— Здорово сказано!
— Но я скоро женюсь. А ты скоро выйдешь замуж.
— Ты что, русская Кассандра?
— Я — это я. Я тот мужчина, единственный, с которым у тебя совпадет и номер и серия.
— А если ты сам лохотронщик?
— Не-а, — простецки сказал Андрей. — Ты в такие игры не играешь. Ты не из тех. — Он взглянул на часы. — Мне пора лететь…
— Куда это?
— Совсем не туда, куда ты думаешь.
— А куда я думаю?
— В офис.
— Ну, а ты куда? В магазин?
— В Англию.
— Ты шутишь?
— Нет. У меня рейс в час тридцать.
— Ну ты и гусь… — Ирина покачала головой.
— Ты бы лучше не обзывалась, а собрала вещички.
— Но ты… здесь не живешь? Здесь нет твоих вещей! — возмутилась Ирина. Можно, конечно шутить, но не бесконечно.
— А кто сказал, что я говорю про свои вещи? Ты разве не хочешь что-то послать сыну? Я закину твоему Петру. — Он внимательно посмотрел на нее, произнеся полное имя сына, а не домашнее, детское. Он заметил, что ей это понравилось. — Я ведь должен рассчитаться с тобой за то, что ты везла для меня пакет!
Ирина молчала и смотрела на Андрея, который по-хозяйски развалился на стуле возле кухонной стены. Сердце сжалось от тепла, которое внезапно охватило ее, от этого горячего тепла, казалось, она растаяла. Ватные ноги поднесли ее к нему, она положила руки на голые плечи Андрея и почувствовала, какие они живые. Ирина наклонилась и поцеловала одно, потом другое.
Он дернулся и вскочил со стула.
— Ты провокатор, Свиридова! Ты хочешь, чтобы я опоздал на самолет.
— Я хочу сама не опоздать… — сказала она. — Чтобы мой самолет не улетел.
Они снова оказались в постели, но на сей раз Ирина с удивлением обнаружила, что у ее ковра очень оригинальный рисунок. Она ведь рассматривала его только однажды, когда покупала. А потом просто ходила по нему…
Когда наконец, умиротворенная, она легла рядом с Андреем, он спросил:
— Ну, какие впечатления? Ты давно пылесосила ковер? Я бы с удовольствием услышал, что тоже четырнадцать лет назад.