Страница 50 из 132
Ожил Владивосток. Здешняя эскадра бороздила Японское море, топя японские и прочие корабли с грузами для Японии. Именно тогда случилось важное — Япония потеряла первоклассные крупповские осадные орудия, предназначенные для Порт-Артура, локомотивы, оружие, пушки для береговой обороны собственно Японии. Если бы германские осадные орудия пришли вовремя, судьба Порт-Артура была бы обречена еще раньше.
Козлом отпущения стал адмирал Кимамура, отвечавший за транспорты. В окна его дома бросали и камни и кинжалы, ему советовали совершить хара-кири. Всячески обыгрывались два близких друг другу слова: «Ному» и «муно». Первое означало «глубокий туман», а второе «неспособность». Камимуре ставили в упрек то, что он допустил русские корабли до гавани Токио. Чтобы прийти в себя, Камимура переодически отправлялся ловить рыбу на маленьком катере. Он старался также занять своих моряков: походы в горы, борьба сумо. Но даже офицеры его штаба видели слезы в его глазах, вежливо обещая никому об этом не говорить.
Английский наблюдатель Пакенхэм посетил Того с выражениями соболезнования, тот кивал, «словно получал подарки». Адмирал «сидел спокойно как Будда недвижимо, излучая возрожденную уверенность в том, что все решится должным образом, позитивно воздействуя на всех окружающих. Англичанин не знал, что Того готовился к отставке: он послал линейный корабль туда, куда должен был направить торпедный катер. Но во время аудиенции у императора 18 мая 1904 г. он был «прощен» с указанием держать японские потери в тайне. Русские — как и весь мир — не знали, что эскадренный броненосец «Ясима» утонул.
Но 19 мая японский генштаб признал част своих несчастий — потерю «Йосино» и «Хатсусе». Лондонская «Таймс»: «Их потеря не ослабит дух японской нации. Все еще больше верят в адмирала Того». (В течение года японцы скрывали гибель своего линкора «Ясима»).
Вообще говоря, разразившаяся война по-новому показала миру Японию. Капитан Пакенхэм пытался объяснить душевное устройство загадочного народа. «Не боясь ничего в ином мире, ни вечного блаженства, ни вечной муки, не будучи испорченными прессой, которая преуспела бы в искусстве сенсационности и замены себялюбивой сентиментальностью твердых принципов, японцы все еще придерживаются мужественного взгляда на малозначительность отдельно взятой индивидуальной жизни — если ее сравнивать с благополучием Государства. Они придают малое значение гибели десятков, сотен и даже тысяч своих сограждан. Если потеряно несколько жизней, органы общественного мнения не ставят своих читателей перед фиксацией факта огромной катастрофы, их внимание не концентрируется долгое время на деталях поисков тел… Эта рыцарская концепция малозначительности отдельного маленького коллектива позволяет Японии безропотно, почти бессловесно переносить удары которые до основания заставили бы содрогнуться любую другую страну».
Судьба Порт-Артура
Северо-восточные подходы к Порт-Артуру защищал Пятый Восточносибирский пехотный полк под командованием полковника Николая Александровича Третьякова, расположившегося в Наншане. Это был ключ к крепости и стоянке военно-морской эскадры, северные ворота к Порт-Артуру. При полном бездорожье, при отсутствии карт, при растерянности солдат, не знающих отчетливо, что от них требуется, при периодических нападениях хунхузов — разбойников, полк все же не терял надежды. И это при том, что у Третьякова были лишь 11 рот и огромное незащищенное побережье — лишь один полк, что для обширных маньчжурских пространств, для многокилометрового побережья было явно недостаточно. Но именно Третьяков первым постарался оценить масштаб японской высадки. Единственное благо Третьяков видел в том, что «мы защищаемся, а не атакуем». Его начальник — генерал Фок сообщил Третьякову, что у него нет резервных войск для оказания поддержки, следует полагаться на себя. А любимец солдат и офицеров командир 7-й Восточносибирской пехотной дивизии генерал Кондратенко сказал прямо, что стоять на своих позициях нужно до последней капли крови.
Третьяков пытался построить здесь укрепления еще четыре года назад, во время «боксерского» восстания китайцев. Старые укрепления уже пришли в негодность, не следовало терять времени в развернувшемся конфликте. Третьяков в феврале 1904 г. полностью ощущал экстренность ситуации и немедленно начал земляные работы. Земля была промерзшая и неподатливая, как камень. Русским солдатам помогали 5 тысяч китайских кули. Одним из наиболее старательных китайцев, как позже оказалось, был полковник японской армии Дои с группой помощников.
14 мая 1904 г. впервые столкнулись патрули двух сторон, российской и японской. Но основные силы генерала Оки, выславшего эти патрули, были еще в море, и он не осмелился на решающий бой. Третьяков, получив подкрепления, делал более прочными свои оборонительные позиции. «Много дней я уже не раздевался и не снимал сапог. Напряжение было изматывающим». Поступали сообщения, которые не позволяли дремать. Он положил перед стенами своей крепости Чинчу 60 мешков с взрывчаткой, надеясь использовать их во время японского штурма.
Генерал Оки после потери двух японских эскадренных броненосцев стал осторожнее. Высадившаяся Пятая дивизия укрепила его силы, но он пока замер в ожидании. А с русской стороны Куропаткин напротив, после успехов на море решил активизироваться на суше. 17 мая русский главнокомандующий пишет в Порт-Артур: «Завидую славной задаче, которая падает на превосходную армию Квантунского полуострова. На нее падет основное бремя битвы. Если бы не проблема снабжения, я чувствовал бы себя спокойно вне зависимости от численности войск, направленных против вас».
Завидовать осталось недолго. Генерал Оки восстанови душевное равновесие и направил все три свои дивизии против обороняемого Третьяковым Наншаня и Чинчу. А русские защитники этих мест были еще далеки от состояния готовности. Вечером 22 мая 1904 г. они получили 6-дюймовые морские орудия, которые начали устанавливать в центре своих позиций. Пушки еще не были закреплены, когда раздался огонь японских орудий. Запас русских пушек был ограничен 150 снарядами на каждое орудие. Но уже опоясала русские позиция колючая проволока (которая станет такой знакомой в будущем, в грядущих мировых войнах). Затем в периметре российской обороны следовали минные поля и траншеи, прикрытые сверху.
25 мая утром японцы пошли вперед. Передовые посты русских отошли под подготовленные прикрытия в Чинчу. Но японская атака на сам Чинчу была отражена. Обещанные корабли адмирала Того не подошли с моря, и Оки отозвал атакующую 4-ю дивизию. Ночью собаки лаем предупредили об атакующих японцах, и хорошие русские прожектора высветили их цепи. Стало ясно, что японцы окружают Чинчу. Четверо японских добровольцев преодолели колючую проволоку и подползли — уже будучи ранеными — к восточным воротам маленького китайского городка и сумели их взорвать. Полковник Третьяков, находившийся на высотах Наншань, видел все это. Он впервые видел солдат в хаки, защитный цвет мундиров скрывал продвижение японских солдат.
В ночь с 25 на 26 мая 1904 г. шел ливень. Презирая погоду, 4-я японская дивизия сделала вторую попытку войти в северные ворота Порт-Артура. Сверкали молнии, было холодно и сыро, когда японские минеры попытались заложить мину под русские укрепления. Но японцы не могли взять Наншань не взяв предварительно Чинчу.
На рассвете (4.30) четыре обещанных корабли адмирала Того появились с северо-запада, у Чинчу. Под огнем корабельных орудий японские части атаковали и собственно Наншань с востока и севера. Пока Третьяков был доволен стрельбой своих пехотинцев — бинокль позволял видеть смятение в японских рядах. Его, Третьякова боевой дух поддержало и прибытие русской канонерки, три пушки которой были дополнением к его стволам. Но начавшийся через два часа отлив вынудил канонерку возвратиться в порт Дальний.
При всем прочем, силы были не равны. Против 198 японских орудия у полковника Третьякова были только 50 орудий. Четырехкратное пушечное превосходство скоро стало ощутимым. На следующий день боезапас пушек стал иссякать. К полудню стреляли уже лишь две русские пушки. И остался лишь один артиллерист, который стрелял из каждой пушки по очереди, пока прямое попадание не прервало его героической вахты.