Страница 20 из 132
Уже вскоре американские верфи уступали по числу строящихся кораблей только Британии. В Атлантическом океане восемь американских линкоров уступали двенадцати германским, но они были более тяжелыми и оснащенными. В течение двух первых лет пребывания Теодора Рузвельта у власти его военно-морское ведомство фактически решило задачу военно-морского отставания. В военно-морском колледже на огромных учебных столах американские офицеры разыгрывали умозрительные заочные сражения. Целлулоидные корабли синего цвета (США) выступали против, скажем, черных целлулоидных броненосцев Германии. Рассматривалась значимость отдельных баз, скорость кораблей, удаленность баз снабжения. Рузвельт настаивал на проведении крупномасштабных маневров — они, а не корпение над картами расставит все необходимые акценты в заочном споре морских гигантов.
Государственного секретаря Хэя за неизменное спокойствие, высокие скулы и поднятые брови кое-кто называл китайцем. Да и во внешнем мире он был известен прежде всего т. н. «доктриной открытых дверей» — попыткой сохранить китайскую целостность и рыночную открытость накануне решительного броска европейских держав к разделу Китая на зоны влияния.
Рузвельт ищет ответ на вопрос о будущем океанском могуществе в контактах с двумя наиболее близкими ему специалистами — немцем Шпеком фон Штернбергом и англичанином Джоном Стрэйчи. Обычно бледный и очень худой фон Штернберг имел превосходные связи в германском министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе. В свою очередь Стрейчи был близок с теми, кто определял государственный курс Британии. Беседуя с ними Рузвельт как бы замыкал треугольник самых влиятельных сил в мире. К беседам с ними Рузвельт приглашал американского адмирала, который в 1898 г. разгромил на рейде Манилы испанскую эскадру — адмирала Дьюи. Шестидесятипятилетний адмирал, создатель современных военных морских кораблей, поражал всех своими неподражаемыми тронутыми сединой усами, всегда безупречно сидящим кителем, бравой выправкой настоящего морского волка. Рузвельт знал, что стоит ему послать Дьюи на военно-морские маневры, как весь мир будет пристальнее вглядываться в американские порты. Новые американские торпедные катера производили впечатление. Та Европа, которой это было интересно, знала о воинственной неприязни Дьюи к немцам. В создающемся мировом раскладе это было немаловажное обстоятельство.
В зимние дни 1902–1903 годов посетители президента видели в большом глобусе президента не более чем часть мебели и новую игрушку увлекающегося президента. Дело, однако, было серьезнее и реальнее, как реален был дым британских и германских линейных кораблей, не желавших знать доктринальных ограничений. В самом начале 1903 г. один из французских академиков сказал французскому послу в Вашингтоне Жюссерану, что «равновесие мира сместилось к западу». Подъем Америки происходил за счет падения влияния старых европейских держав, Франции в первую очередь. Задачей сорокасемилетнего Жюля Жюссерана, знатока латинского языка и средневековой Европы, была защита «антант кордиаль» — союза Франции с Россией, на который пока неблагосклонно смотрела Британия. Париж отрядил этого талантливого специалиста по медиевистике в Америку именно с целью мобилизовать немалый потенциал прежнего сотрудничества двух республик. Практически одновременно Берлин послал в новый мировой политический центр Шпека фон Штернберга. (Как и британский посол Майкл Герберт, эти двое имели американских жен).
Рузвельт воспринимал новоприобретенную громадную мощь Америки как основание для геополитического восхождения. 7 февраля 1903 г. американский президент сказал французскому послу: «Моей целью является создание такого флота и армии, чтобы они могли совладать с врагом более мощным, чем Испания». США впервые могли разговаривать на равных с такой великой державой как Британия, даже ощущать ее подчеркнутую благосклонность. Король Эдуард VII более двадцати минут расспрашивал посла Чоэта о Теодоре Рузвельте и «признался», что много читал о нем, восхищается им и желал бы иметь его портрет. Польщенный президент обещал «сохранить дружеские отношения между двумя странами». По поводу переизбрания Рузвельта король писал: «Вы, мистер президент, и я призваны представлять судьбы двух великих ветвей англосаксонской расы и одного лишь этого факта, по-моему, достаточно для взаимного сближения». «Я абсолютно согласен с Вами, — отвечает Рузвельт, — относительно важности растущей дружбы и понимания между англоязычными народами». Рузвельт шлет королю свою книгу «Покорение Запада», а тот по телеграфу выражает свой восторг.
В 1900–1904 годах американо-английский союз рассматривался многими в Вашингтоне и Лондоне как залог доминирования США в Западном полушарии и преобладания Англии в остальных регионах. «C Англией вСуэце и США в Панаме мы будем держать мир в крепких объятиях», — писал Лодж в 1905 г. Рузвельту. Чтобы схема была выдержана строго, Рузвельт в частном порядке обсуждает даже вопрос об обмене Филиппин на английские владения в Америке. Речь шла, прежде всего, о Канаде, но разбирался также вариант обмена Филиппин на Ямайку и Багамские острова.
Смысл американской позиции заключался в том. чтобы предотвратить создание грандиозной коалиции России-Германии-Франции. Президент Теодор Рузвельт предупредил Германию и Францию «самым вежливым и скромным образом», что в случае начала войны между Россией и Японией, повторение тактики окончания японо-китайской войны (с Россией против Японии) вызовет «немедленное занятие Америкой места рядом с Японией настолько долго, насколько это потребуется». (Это было в духе заявления Хэя 1 февраля 1902 г. относительно абсолютного равенства возможностей всех стран в торговле с Китаем. Это было в духе американского заявления 8 октября 1903 г., приведшего к открытию Китаем Мукдена и Антунга для международной торговли).
Рузвельт пишет а Петербург своему другу Сесилю Спринг-Райсу (секретарю британского посольства в России), что будущее предвещает превращение Японии в «грандиозную новую силу» на Дальнем Востоке. И если Корея и Китай пойдут по пути Японии, «произойдет подлинный перенос центра тяжести в мировом масштабе, что прямо касается судьбы белой расы». Но пока Рузвельт философски спокоен. «Если к мировому влиянию придут новые нации… отношение тех, кто говорит по-английски скажется в благосклонном признании прав новопришельцев, в желании не нанести им обиды и в то же время приготовиться к защите — физической и моральной — наших позиций в случае выявления угрозы им».
13 мая 1903 года Теодор Рузвельт обрисовал свое видение внешней политики могучей страны. Сделал он это прибыв к западной оконечности Америки. Он смотрел на океан, который предпочитал называть Американским, по дну которого будут проложены американские кабели, по которому уже плывут американские корабли. «Еще до того, как я прибыл на американский берег, я был сторонником экспансии. (Аплодисменты). А прибыв сюда я и вовсе отказываюсь понимать, как можно не быть экспансионистом, если ты веришь в величие своей страны (Аплодисменты). В начавшемся столетии торговля и контроль над Тихим океаном будут бесценными факторами мировой истории». Рузвельт поведал аудитории свою версию мировой истории, в которой морская сила Финикии и Карфагена играла решающую роль — и так было еще до морских подвигов норманов. Новая американская Греция — Калифорния должна бросить торговый и культурный вызов на «величайшем из всех морей», на Тихом океане. А за калифорнийским авангардом последуют и все Соединенные Штаты до тех пределов, где Восток сомкнется с Западом. Мировая политика меняет свои ориентиры, европоцентричный мир постепенно уходит в прошлое.
«В южных морях возникло великое государство Австралия. Япония, стряхнув летаргию столетий, заняла свое место среди цивилизованных современных государств. Европейские нации заняли свои места на восточном побережье Азии, в то время как Китай своими несчастьями дает нам объективный урок крайней глупости пытаться существовать одновременно и как богатая и как беззащитная нация». Рузвельт видел в этом весьма крутой поворот истории, создание нового расклада сил, при котором Америка не должна отказываться от своей доли. «Необратимая череда событий вручила нам контроль над Филиппинским архипелагом в такое время, что иначе эти события как «Рука провидения» не назовешь. Но если мы откажемся обнаруживать слабость, если мы покажем себя не дегенерировавшими детьми своих предков, а достойными их, тогда (овация) — тогда мы должны завершить уже начатую работу… Самый убедительный способ добиться желаемого нам мира — показать, что мы не боимся войны». Кресчендо: «Наше место как нации — среди наций, которые оказали неистребимое воздействие на историю столетий… Те, кто не выдержал, канули в бездну, не оставив после себя и следа. Рим процвел. А затем потерял все свое влияние, но римляне оставили после себя силу и убедительность своих законов, своего языка, своего мастерства в управлении, глубокого воздействия на мировую историю, глубокий отпечаток на характер наследовавших им рас. Я призываю наш народ быть на высоте величия открывшихся возможностей».