Лечить или любить

— А что же — не скучно?

— В компьютер играть.

Ожидаемо, подумала я, но все же уточнила:

— А что ты там, в компьютере, делаешь?

— Общаюсь немного, потому что в классе у меня не очень выходит. Еще у меня есть программы, где я моделирую — костюмы, прически…

— А… — я не знала, как вернуться к теме гомосексуализма, от которой сама же малодушно сбежала. — А с кем ты дружишь?

— С девчонками некоторыми, они прикольные. Парни в классе и во дворе меня «педиком» или «гомиком» дразнят. И дедушка тоже… Вот я и подумал… Надо же мне знать!

Я вспомнила дедушкин вопрос семилетней давности и буквально удержала аналогичный на языке.

— Ты уже влюблялся?

— Я и сейчас… — Янек покраснел и опустил глаза. — В певицу Наталью Орейро и в Валю Дроздову из 9 «А». Вы скажете, так не бывает, чтобы сразу в двоих?

— Бывает, — улыбнулась я. — Расскажи мне, чем ты увлекаешься. Чего бы ты хотел, пусть даже из того, чего в твоей жизни пока не было.

— Хотел бы путешествовать. Увидеть всякие экзотические страны, как люди живут. Рисовать, фотографировать. Хотел бы стать парикмахером или стилистом. Знаменитым, чтобы на всяких конкурсах выступать. Может быть, свою студию…

Мама Янека за истекшие семь лет не то чтобы постарела, но как-то ощутимо поблекла.

— Для тринадцати лет Янек удивительно полноценный, оригинальный и адекватный парень с четко выраженной жизненной позицией, — сказала я ей. — Поверьте, мне есть с чем сравнивать. Но отчего вы его совсем не поддерживаете? Вы очень заняты работой? Личной жизнью?

— Нет, нет… Но как?! Мы с отцом ужасно боимся подтолкнуть его…

— К чему?! К делу его жизни?! — я позволила себе повысить голос, чтобы пробить броню непонимания, которой мама окружила себя, по-видимому, для удобства сосуществования с «настоящим полковником». — Янек видит себя в мире моды и парикмахерского искусства, у него есть способности, упорство в отстаивании собственной оригинальности, стиль, работоспособность, стремление к высотам, совершенству в избранной им области… Но вы должны помочь сыну: ему всего тринадцать, да и мир, как вы знаете, не особенно лоялен к неординарным людям.

— Но что же мне конкретно делать?

— Любая студия живописи, курсы компьютерного дизайна, я дам вам координаты клуба «Юный стилист» — это обязательно. Купите ему фотоаппарат, ходите с ним на фотовыставки, в театры на разные пьесы, на какие-нибудь показы модной одежды…

— Он хочет в училище, на парикмахера… Дед говорит: только в военное!

— Не говорите ерунды! Вот как раз армии-то вам лучше все-таки избежать. Найдите лучшее училище, где учат на парикмахеров, пусть готовится. Расскажите ему обо всех возможностях высшего образования по этой и смежным областям — может быть, Янек чем-нибудь заинтересуется.

— То есть… вы хотите сказать… он все-таки не… он обычный парень?

— Он необычный. Он оригинальный и талантливый. И был таким уже семь лет назад. Но талант надо развивать.

— Я поняла. Спасибо. Я все записала и все сделаю.

Когда мама выходила, Янек, который все время подслушивал под дверью, заглянул ко мне и крикнул:

— Так я все-таки не гомик, да?!

Мама с ребенком, сидящая напротив, подпрыгнула и уставилась на него.

— Нет, ты не гомик, — твердо сказала я.

— Так, может быть, вы мне и справку дадите? — продолжал Янек. — Я ее нашим мальчишкам покажу, они и отстанут…

Я представила себе эту справку и расхохоталась. Мне вторили Янек, его мама, женщина напротив и даже ее младенец, зараженный общим весельем.

Глава 6

Бесфрустрационное воспитание

— Вы только не подумайте, Соня очень любит своего папу. Поэтому мы сразу решили идти к психиатру.

— ?!!

— Да, да. А к вам зашли просто на всякий случай, потому что терапевт, которая нас с рождения наблюдает, посоветовала сначала к психологу.

Шестилетняя Соня спокойно и сосредоточенно расставляла на подоконнике семейку Барби и выглядела совершенно нормальным ребенком.

— Я бы выслушала всю историю с самого начала, — осторожно сказала я.

Родители казались слишком пожилыми для дочери-дошкольницы и какими-то безнадежно удрученными. Немедленно уточнить: кому тут действительно нужен психиатр?

— Конечно. Просто неловко говорить. Но вы специалист, вы, конечно, поймете. Она бьет отца. Иногда — ногами по лицу.

Увы! Я (вроде бы и вправду специалист) не понимала. Папа Сони — мужчина двухметрового роста, Соня — довольно высокая для своих лет девочка, но ничего необычного. Неужели такое возможно?!

— Простите, — я озвучила свое недоумение, — но как это получается технически? Он к ней специально нагибается, или ваш ребенок так высоко прыгает?

Мама Сони явно обескуражена. Папа смущенно улыбался. Моя задача — по возможности отложить психиатра для Сони на потом. Если все-таки проявится необходимость.

Мать взяла себя в руки и заговорила логически связно, на литературном русском языке. Дикая на первый взгляд ситуация описывалась на удивление просто.

Папа вот-вот должен прийти с работы. Соня с нетерпением ждет, смотрит на часы, теребит мать и все такое. Это понятно — с самого рождения дочери отец много занимался с ребенком: играл с ней, читал книги, рассказывал сказки, рисовал забавные комиксы с продолжением. Папа пришел. Девочка с визгом виснет у него на шее, ласкается, торопясь и захлебываясь словами (перинатальная энцефалопатия и дизартрия в анамнезе), рассказывает свои детсадовские и домашние новости.

— Папа, папа, давай, давай скорее играть! — торопит Соня. У нее все продумано, уже составлен план, подготовлены игрушки и сопутствующие предметы.

— Хорошо, Сонюшка, я сейчас немного полежу, поем и будем играть.

Папа совсем не против заняться с дочерью, он просто хочет немного отдохнуть — ему уже за пятьдесят, и он действительно устал после рабочего дня.

— Сейчас! — подпрыгивая, кричит Соня, перевозбудившаяся от ожидания любимого родителя.

Мать идет на кухню разогревать ужин.

— Чуть позже, дорогая, — непонятно кому говорит усталый мужчина, ложится на диван и берет газету. Соня скачет вокруг, теребит отца, потом просто срывает газету, бросает ее на пол. Он прикрывает глаза, чтобы не видеть этого мельтешения. Соня тщетно пытается его пробудить, защекотать, потом… потом отходит чуть назад и крепкой ногой бьет родителя прямо в ухо…

— Конечно, это болезнь. Начальная стадия. Мы смотрели в Интернете. Надо лечить. Мы понимаем. Нам жаль. Она с самого рождения была очень возбудимой. У жены — тяжелая нефропатия. Поздний ребенок. Нас предупреждали.

И они уже все приняли, со всем согласны.

— С чего вы взяли?! — я повышаю голос. — Записи невропатолога в Сониной карточке — это даже не диагноз, это синдром — он хорошо компенсируется. Рассказывайте с самого начала! Что вы оба делали до рождения Сони? Лечились от бесплодия? Где?

Как? Откуда взялась Соня? Искусственное оплодотворение? Экстракорпоральное?

По их полной беспомощности я бы решила, что ребенок приемный, если бы не откровенное внешнее сходство девочки с матерью.

От бесплодия никто не лечился. Они просто поздно встретили друг друга. Всего семь лет назад. Ему было уже сорок шесть. Ей — сорок. И у него, и у нее в прошлом были какие-то неудачные попытки создать семью, о которых они сейчас не могут вспомнить ничего существенного. Детей не было. Полностью утеряв связи с бывшими сожительницами, он до сих пор поддерживает прекрасные отношения со взрослой приемной дочерью, которая с семьей живет в Германии.

Мать девочки с детства страдала от какой-то сложной почечной болезни — врачи беременеть решительно не рекомендовали. Да и все ее связи были какими-то непрочными… растить ребенка одной? А если с ней что-нибудь случится?..

— Бабушки-дедушки есть? — уточняю я. — Умерли? Далеко живут?

Оба одинаково понуро опускают головы.

— Живы. Но мы… так сложилось, что мы оба не поддерживаем связи со своими родителями.