Тайна леди Одли

— Слушаю, миледи.

— Посмотри-ка, плотно ли закрыта дверь, а потом присядь на скамеечку — на эту, что у моих ног.

Девушка сделала все, что велела госпожа. Леди Одли, погладив серые волосы девушки пухлой белой ручкой, украшенной драгоценностями, помолчала несколько минут, размышляя о чем-то своем, а потом, вздохнув, промолвила:

— Дело это совсем простое, Фиби.

Дело действительно оказалось настолько простым, что уже через пять минут леди Одли отправилась к себе в спальню, сказав девушке (та в этот момент задвигала занавеси):

— Фиби, душенька, поцелуй меня. Я слышу в прихожей шаги сэра Майкла. Когда встретишь его при выходе, скажи, что завтра утренним поездом отправляешься в Лондон, чтобы забрать у мадам Фредерик мое новое платье — я его заказала специально для обеда в Мортон-Эбби.

На следующее утро леди Одли села завтракать довольно поздно, после десяти часов. Когда она пила кофе, в столовую вошел слуга и, протянув ей запечатанный пакет, попросил расписаться в получении.

— Телеграфное послание! — воскликнула миледи, потому что слова «телеграмма» тогда еще не изобрели. — Что же могло случиться?

Она взглянула на мужа с нескрываемой тревогой, и по всему было видно, что ей недостает храбрости взломать сургучную печать. На конверте стоял адрес доктора Доусона. Послание адресовалось мисс Люси Грэхем, и отправлено оно было из деревни.

— Прочти лучше ты, дорогой, — сказала леди Одли. — Может быть, там нет ничего особенного — так, пустяки.

Телеграмма была от миссис Винсент, содержательницы частной школы: это к ней в свое время обратилась за рекомендациями леди Одли, поступая на службу в семью доктора Доусона. Миссис Винсент была опасно больна и умоляла бывшую ученицу приехать к ней.

— А ведь она, бедная, все хотела завещать мне свои сбережения, — сказала леди Люси Одли со скорбной улыбкой. — Она даже не знает, как с той поры изменилась моя судьба. Дорогой сэр Майкл, я должна съездить к ней.

— Разумеемся, должна, дорогая. Если она была добра к моей бедной девочке в пору ее невзгод, мы не бросим эту женщину в ее несчастье. Надевай шляпку, Люси: мы еще успеем на ближайший экспресс.

— Ты поедешь со мной?

— Конечно, душа моя! Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя одну?

— Нет, я была уверена, что мы поедем вместе.

— Эта женщина указала какой-нибудь адрес?

— Нет; но она всегда проживала в квартале Креснт-Виллас, что в Западном Бромптоне; не сомневаюсь, что она живет там по-прежнему.

Леди Одли поспешила к себе и едва успела надеть шляпку и накинуть шаль, как у парадного входа раздался шум подъехавшей кареты, и сэр Майкл, стоя у подножия лестницы, громким голосом попросил супругу поторопиться.

Как я уже упоминала, комнаты здесь шли одна через другую, оканчиваясь восьмиугольной прихожей, увешанной картинами, писанными маслом. Даже в спешке миледи не забыла об этой комнате и, остановившись у ее дверей, тщательно заперла комнату, а ключ положила себе в карман.

Запертая комната перекрывала всякий доступ в апартаменты миледи.

8

ПЕРЕД БУРЕЙ

Обед в Одли-Корт отложили, и представление мисс Алисии молодому красивому вдовцу, мистеру Джорджу Толбойзу, пришлось перенести на более поздний срок.

По правде говоря, интерес девушки к этому знакомству был несколько искусственным, нарочитым, жеманным. Но если таким образом она надеялась возбудить ревность в Роберте Одли, усилия ее были совершенно напрасными: молодой адвокат считал жизнь слишком глупой шуткой, чтобы ему, человеку рассудительному, воспринимать ее серьезно хотя бы минуту.

Его хорошенькая, похожая на цыганенка кузина могла влюбиться в него по уши, могла целый год по сто раз на день говорить о своих чувствах, но до Роберта Одли — я совершенно в этом уверена — так и не дошло бы, как много он для нее значит.

С другой стороны, влюбись он в нее сам, это новое чувство вывело бы его из обычного состояния не более, чем расстройство желудка, и до самой могилы он так бы и не понял, что, собственно, с ним произошло.

Напрасно все три дня, что двое молодых людей провели в Эссексе, бедная Алисия гарцевала по тропинкам между изгородей; напрасно красовалась в лихой кавалерийской шляпе с плюмажем; напрасны были ее частые, но, конечно же, совершенно случайные встречи с Робертом и его другом. Роберт Одли взирал на ее красоту таким ленивым взором, что лучше бы ей коротать время в прохладной гостиной Одли-Корт, чем гонять кобылу по всему поместью под жарким сентябрьским солнцем.

Вообще-то рыбная ловля — довольно скучное времяпровождение, и неудивительно, что на следующий день после отъезда леди Одли двое молодых людей, один из которых, пораженный сердечной раной, кротко переносил страдания, находя удовольствие во всем, что его окружало, а другой считал, что почти все удовольствия на этом свете суть оборотная сторона жизненных невзгод, — так вот, двое наших молодых героев начали томиться, полеживая в тени ив, свисавших над ручьями, прихотливо петлявшими вокруг деревушки Одли.

— Сейчас на Фигтри-Корт не бог весть как весело, — задумчиво промолвил Роберт, — но, полагаю, лучше, чем здесь. Там, во всяком случае, до ближайшей табачной лавки рукой подать.

Джордж Толбойз, приехавший в Эссекс лишь по настоянию друга, не стал возражать.

— Пожалуй, я бы с радостью вернулся в Лондон, — сказал он. — Мне пора ехать в Саутгемптон: я не видел моего маленького уже целый месяц.

Джордж всегда называл сына «мой маленький», и всегда он говорил о нем скорее с печалью, чем с надеждой. Мысли о мальчике приводили его в смятение: ему казалось, что тот никогда не полюбит его. Хуже того: какое-то неясное предчувствие говорило ему, что он не доживет до того времени, когда маленький Джорджи станет взрослым человеком.

— Я в общем-то не романтик, Боб, — заметил он, — и за всю свою жизнь не прочел ни единой стихотворной строки, которую не принял бы за пример многословия и пустозвонства, но после смерти жены меня не покидает чувство, что я подобен человеку, стоящему на длинном пологом берегу. Страшные скалы, вздымаясь надо мной, хмурятся у меня за спиной, между тем как прилив медленно, но верно подкатывает к моим ногам. С каждым днем он подкатывает ко мне все ближе и ближе, этот черный, безжалостный прилив; он не обрушивается на меня с оглушительным ревом, не швыряет на песок могучим рывком — нет, он крадется ко мне исподволь, вкрадчиво, по-воровски, готовый накрыть меня с головой именно тогда, когда я меньше всего думаю о смерти.

Роберт Одли взглянул на друга с безмолвным изумлением. Последовала долгая пауза. Наконец Роберт пришел в себя и печально промолвил:

— Джордж Толбойз, насколько я понял, ты чересчур плотно поужинал. Такое бывает, когда отведаешь на ночь холодной свинины, особенно если она недожарена. Право слово, тебе необходимо сменить обстановку. Тебе нужны живительные ветры Фигтри-Корт и успокаивающая атмосфера: ты накурился сигар хозяина нашей гостиницы, в них-то все и дело!

Как бы там ни было, полчаса спустя они встретили Алисию — она, как обычно, была верхом — и объявили ей о своем намерении покинуть Эссекс ранним утром следующего дня. Молодую леди весьма удивило и обескуражило их решение, и именно по этой причине она сделала вид, что ей все это в высшей степени безразлично.

— Быстро же тебе наскучило в Одли, Роберт, — беспечно сказала она, — и это понятно: никаких иных друзей, кроме родственников, проживающих в Одли-Корт, у тебя здесь нет, а вот в Лондоне… Там тебя окружает шумное и веселое общество, там…

— …там я покупаю хороший табак, — перебил кузину Роберт Одли. — У вас тут прекрасные места, но когда куришь высушенные капустные листья, Алисия…

— Одним словом, вы действительно решили уехать отсюда завтра утром?

— Бесповоротно, утренним экспрессом, что отходит в 10.50.

— Тогда леди Одли не будет представлена мистеру Толбойзу, а мистер Толбойз потеряет шанс увидеть самую красивую женщину Эссекса.