Страница 11 из 18
Однако ни стойкость китайских и корейских копейщиков, ни меткость монгольских стрелков, ни грохочущие и устрашающие (хотя вряд ли особо эффективные против каменной стены) бомбы тэппо не смогли помочь монголам преодолеть отчаянное упорство засевших по всему периметру стены самураев. Японские лучники вступали в поединки с монголами, стрелявшими с кораблей, мечники (напомним, что далекая гористая провинция Сацума на юге Кюсю издавна славилась своими мастерами меча) и воины с нагината не давали армии Юань возможности высадиться. Бесстрашные самураи гибли под градом стрел с кораблей (так, семейство Сибуя из Ирики, что на юге Кюсю, потеряло трех своих членов – братьев Арэсигэ, Мунэсигэ и Сигэнао, погибших от стрел захватчиков), но не отступали. Что бы ни повторяли воины страны Ямато в разгаре боя – слова Лотосовой сутры, знаменитое «Наму Амида Буцу!» (Славься, Будда Амида! [Амитабха. – Д. Ж.]) или просто ругательства в адрес захватчиков, не имевших понятия о воинской чести и Пути воина, – они держались целых девять дней против одной из лучших армий мира, превосходившей их в области стратегии, оснащенности военными машинами, но не боевого духа. Более того, вскоре японцы начали контратаковать.
Последующие описания боев на море словно сошли со страниц флибустьерских романов Рафаэля Сабатини. Маленькие, маневренные лодки (изображенные на свитке «Мёко сурай экотоба») японцев выходили из бухты Хаката и днем, и ночью, атакуя флот Хубилая. На свитке мы видим, по крайней мере, два типа японских кораблей – совсем маленькие гребные лодки, в которых ближе к корме сидят две-три пары гребцов, а на носу толпятся несколько самураев в доспехах, с луками, мечами и нагината, и чуть большие суда, с довольно высокой кормой и, no-видимому, одной мачтой. Иногда они буксируют за собой маленькую шлюпку. У многих лодок, даже совсем маленьких, – высокий бак, который, очевидно, использовался в качестве абордажного мостика. Кроме того, часто самураи, подходя к высокому борту вражеского судна, валили собственную мачту, используя ее для абордажа. Яростные рукопашные схватки на палубах юаньских кораблей стали предметом законной гордости потомков самураев XIII века. Так, уже в документах, переданных правительству Ходзё сразу после окончания монгольского вторжения (с целью получения наград и пожалований), речь идет о дневном рейде самурая Кусано Дзиро, атаковавшего вражеский корабль под градом монгольских стрел и снарядов из катапульт. Причем этому самому Дзиро из рода Кусано удалось не только взять корабль на абордаж, а затем и сжечь его, но и захватить с собой желанные трофеи – двадцать одну голову врагов (головы, как известно, в японской самурайской традиции служили наглядным подтверждением одержанной победы). Дзиро потерял в этой атаке левую руку, однако ему удалось вместе со своей поредевшей командой вернуться к своим.
Применяли японцы и военные хитрости. Так, знаменитый рейд Коно Митиари был проведен также днем, причем у монголов сложилось впечатление, что две японские скорлупки не могут представлять особой угрозы и, видимо, идут сдаваться (похоже, самураи надели какой-то легкий доспех под одежду либо вообще пренебрегли им, а оружие спрятали). Митиари снарядил две гребные лодки с лучшими воинами, которые поклялись умереть в этом бою. Перед боем их командир написал молитву с просьбой к богам-ками покарать врага. Потом он сжег бумагу с текстом, а пепел проглотил.
Митиари спокойно выбрал цель – большой, украшенный знаменами корабль, на котором находился один из вражеских военачальников (некоторые исследователи говорят даже о флагмане Восточного флота, что явно является преувеличением). Две лодки японцев подошли вплотную к борту огромной джонки и, свалив мачты, начали внезапную атаку. Многие из смельчаков погибли, но Митиари убил капитана вражеского корабля и пленил военачальника высокого ранга (видимо, тысячника или даже темника [7]). После этого уцелевшие японцы ушли под прикрытием горящего вражеского судна.
Нам известны и другие удивительные случаи – например, некие тридцать самураев ночью вплавь (!) добрались до стоящего на якоре корабля юаньцев, перебили команду и уплыли, захватив с собой тридцать голов. Впрочем, умению хорошо плавать в Средние века обучали далеко не одних только ниндзя, но зачастую и мальчиков из самурайских семей. Существовал даже особый прием, именуемый «прыжок молодого лобана»,когда плывущий должен был выпрыгнуть из воды в лодку.
На военачальников и рядовых воинов Хубилая подобные атаки не могли не действовать удручающе. Возможно, реальный ущерб от них был и не слишком велик, но подобные акты самопожертвования, презрения к смерти и безумной храбрости (близкой к той, которую проявили далекие потомки воинов XIII века – камикадзэ) заставили монголов призадуматься. Не зря монгольское командование Восточной армии приняло решение почти аналогичное тому, которое неоднократно принимали американские флотоводцы Второй мировой – они отвели основное ядро флота из района, уязвимого для морских атак японцев.
30 июня 1281 года военачальники Хубилая переместили войска на маленький остров Такасима и изменили направление главного удара, пытаясь высадиться на другом участке побережья, неподалеку от Хаката. Но побережье хорошо патрулировалось, и деморализованных монголов отбросили назад на корабли. Войскам империи Юань оставалось вернуться к первоначальному плану – ждать прибытия огромной Южной армии, но не у Ики, а у Такасима. Вести о неудачах Восточной армии подгоняли южан, и в начале августа первые корабли из состава южной армады прибыли к побережью Кюсю. Тем временем войска Восточной (Корейской) армии уже долго находились на кораблях, в тесноте, в условиях жаркого лета, почти полного отсутствия гигиены, и к тому же обескураженные неудачами на суше и на море. Подходили к концу припасы и вода, корпуса кораблей начинали гнить и пропускать воду, а на их борту и на острове Такасима вспыхнула эпидемия. По данным китайских хроник, она унесла жизни трех тысяч человек.
Японцы на берегу ремонтировали укрепления и напряженно ждали новой атаки монголов. Было ясно, что враг что-то задумал и ожидает подкреплений. По дорогам страны Ямато спешили гонцы, передававшие в Киото и Камакура новости о жестоких боях на берегу Кюсю. По тем же дорогам на юг спешили подкрепления. Переломный момент в ходе всей эпопеи приближался.
12 августа море Гэнкай (японское название части Корейского пролива между островами Ики и Кюсю) огласилось грохотом огромных монгольских боевых барабанов, которые Марко Поло называет персидским словом накар(они изображены и на свитке «Мёко сурай экотоба»), и глухим звуком бубнов. Южный флот прибыл. На один из последующих дней было запланировано возобновление атак на японские укрепления. Всю бухту Хаката и воды вокруг Такасима заполонили тысячи кораблей Великого хана «с круглыми носами и складчатыми парусами» – зрелище, которое не могло не повергнуть в шок даже самых неустрашимых и закаленных в боях самураев. Они делали все для победы над ненавистным врагом, но, похоже, человеческих усилий могло не хватить.
С самого начала вторжения в японских храмах возносились молитвы к богам-ками с просьбой поразить захватчиков. Молитвы, подобные тем, в которых богов просили усмирить пожары, потоп или землетрясение. К сожалению, нам не известны тексты этих молитв, но для сравнения мы приведем одно очень близкое по сути танка, созданное последним сёгуном Минамото, одаренным поэтом и человеком с несчастной судьбой, – Минамото-но Санэтомо (правил в 1203–1219 гг.). Оно имеет свою предысторию – как написал сам автор: «Во время наводнения, приключившегося в седьмую луну первого года Кэнрэки, горестные сетования земледельцев переполнили небеса. И тогда, представ в одиночестве перед Буддой моего домашнего алтаря, я вознес краткую мольбу:
В такие времена
Страдания и жалобы народа
Превыше всех забот.