Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 11

Это продолжалось долго. Мертвец, скрежеща зубами, преследовал солдата мрачным взором и пытался его схватить. Но собака стояла перед ним, поджав хвост и оскалив клыки, и не пускала к человеку, не давая, однако, и солдату возможности убежать из страшного жилища. Но вот где-то вдали запели петухи, возвещая зарю, и ужасный призрак отступил к себе на лавку, а черный пес обратился в колоду.

Дуб на Немане

Солдат схватил с гвоздя ранец и шапку и бросился прочь, не в силах оглянуться. Заря уже осветила верхушки елей и берез, прозрачный пар поднимался ввысь, где-то на стволах деревьев постукивали дятлы. Наш путник взобрался на пенек и сквозь чащу вдалеке разглядел огонек. С большим трудом, пробравшись сквозь мокрые от росы кусты, он вышел на полянку и здесь увидел большой костер и сидящих вокруг костра людей. Конь в стороне жевал зерно. Люди выслушали рассказ солдата и поведали ему, что это их дом, что несколько ночей подряд мертвец является в их доме и ночевать там они боятся. Только днем, когда мертвец бесследно исчезает, им не страшно туда идти.

Люди упросили солдата вернуться с ними обратно. Когда открыли дверь, то увидели, что гроб по-прежнему стоит на лавке. Тогда гроб закопали в лесу и забили в могилу осиновый кол, чтобы мертвец никогда не поднялся. Люди стали спокойно жить в своем доме, и черный пес верно нес службу при нем. А николаевский солдат, по преданию, благополучно добрался-таки до своего дома, где жил долго и счастливо.

Голос в ночи

Дом, в котором жила моя бабушка Мария Ивановна, стоит на краю деревни. Сразу за ним начинается поросшее кустами взгорье, увенчанное громадными липами. Здесь когда-то находилось графское имение с красивыми аллеями, домом-дворцом, винокуренным заводом и фруктовым садом, где была даже особая теплица для выращивания лимонов и ананасов. Потом в имении разместилась советская погранзастава. Когда я жил у бабушки, на месте прежних построек остались, увы, лишь руины да старые деревья.

Зато с крылечка дома я видел нисколько не изменившийся за века обширный луг, где-то вдалеке подступавший к самому Неману. Над лугом кружили аисты, и его пересекали неглубокие, но довольно широкие криницы с абсолютно прозрачной и быстротекущей в песчаном русле ледяной водой. Такая криница являлась своеобразным тротуаром, ибо по ее твердому дну можно было легко пройти через болотистые участки луга от деревни до самой реки. На местном языке эти болотистые участки назывались «дрыгва». Когда мы шли с бабушкой по такому болоту, густо покрытому травами и цветами, я крепко держался за ее руку. А почва под ногами прогибалась и так и ходила ходуном, и я, боясь провалиться, старался наступать на кочки. Бабушка, хорошо знавшая родные места, указывала мне на мирно и безопасно пасущихся поблизости на этой самой дрыгве тяжелых коров, что меня несколько успокаивало.

Вечерами, когда начинались сумерки, от реки медленно надвигалась на луга белая пелена тумана. И мне всегда казалось, что из глубины лугов идет на меня что-то страшное, что неизбежно поглотит и наш дом, и графские развалины, и всю деревню. Тогда бабушка меня крестила, уводила в дом и укладывала в постель. И я непременно упрашивал ее рассказать мне сказку. Вот один из ее рассказов.

Бабушка одиноко жила в своем доме. Настала ночь, одна из тех непроглядно темных осенних ночей, про которые говорят: хоть глаз выколи. Утомленная дневными трудами, бабушка уснула. Разбудил ее стук в окно — неожиданный в глухую ночь. Она прильнула к стеклу, но никого не увидела, только выл ветер и шумели деревья. Бабушка прилегла на постель, но только начала засыпать, как вновь раздался громкий стук в окно и чей-то голос отчетливо произнес: вставай, не спи!Снова она встает и подходит к окошку. Никого. Никто не отзывается на ее вопросы. Только далеко-далеко, там, где луга, бабушка видит голубые блуждающие огни.

Вот огни разбежались в стороны, потом снова собрались в одном месте, и теперь уже один огонь вспыхивает, а затем тускнеет, рассыпаясь голубыми звездами. Трижды в течение ночи настойчиво и безответно стучались в окно, а голос произносил все те же слова: вставай, не спи!И все тот же огонек блуждал в темноте по лугу, надолго останавливаясь на одном и том же месте.

Наутро, когда рассвело, бабушка отправилась на другой конец деревни, где стояла избушка деревенского старожила, столетнего Ивана Заливаки. Мудрый старик выслушал ее рассказ и вспомнил, что подобная история приключилась однажды с его дедом или прадедом: «Надо было взять лопату и пойти к тому месту, где горел огонек. Там наверняка кто-то закопал золото. Так иногда клад заявляет о себе. Но такое случается один раз в сто лет, а может быть, и гораздо реже…»

Похожую историю, случившуюся в пойме Москвы-реки, у деревни Аксиньино, что на Царской дороге, мне довелось услышать и у нас в Подмосковье. Был, по рассказу жителей, и ночной стук в окно, и блуждающие огни, сходящиеся в одном месте. Тогда слышали стук и видели огни трое здоровых мужчин. Прихватив с собой лопаты, они ушли в ночь, к огням. Но вскоре их всех охватил непонятный ужас, и они возвратились назад. Позже объяснить это чувство внезапного страха никто из них не мог.

Царь-гриб

Деревня Прусиново только с юга окружена просторным лугом. С севера к ней подходят густые леса с полянами из можжевельника и строевыми соснами. Соседняя деревня даже носит название Толстый Лес. Неслучайно поблизости располагалось лесничество. Лесничий (отнюдь не лесник!) был специалистом с высшим образованием, и ему по службе надлежало сохранять эти лесные массивы, изучать их и прогнозировать их будущее.

Лесничества располагались в Центральной России и в Малороссии, в Белоруссии и на Урале, в Сибири и в Закавказье. С отчетами все лесничие адресовались в столичный Санкт-Петербург, где находился Лесной департамент. Кстати, в 60-х годах XIX века возглавлял это солидное учреждение именно граф Эмерик Карлович Чапский — владелец Прусинова и многих других окрестных деревень. В Прусиновском лесничестве служил лесничим мой прадед по материнской линии, прямой потомок старинного рода князей Ружинских.

Бабушка Мария Ивановна родилась и выросла в деревне Прусиново среди лесов и конечно же прекрасно их знала. Лес летом и осенью был полон ягод и грибов. О грибах я наслышался от бабушки столько интересного, чего не нашел потом ни в одной книге. Боровики, подосиновики, подберезовики, лисички в иные годы родились в изобилии. Помню, как я удивился бабушкиному рецепту приготовления рыжиков. Мама укладывала на тарелку только что собранные и промытые колодезной водой рыжики, слегка посыпала их солью и накрывала блюдцем. Через час-другой она поднимала блюдце — и ничего вкуснее этих рыжиков в разнообразном мире грибов я никогда не пробовал!

Однако самым удивительным для моего детского воображения был рассказ бабушки про царь-гриб. Будто бы таится этот гриб среди полян в самых глухих уголках леса. Редкому человеку посчастливится отыскать его. В народе говорят, что если кто-то и найдет царь-гриб, то он не должен немедленно поднимать его с земли и укладывать в корзину. А следует взять острый сук и очертить вокруг гриба круг возможно большего диаметра. И будто бы, придя сюда через неделю, найдешь этот гриб, разросшийся до этой самой черты.

Был случай, когда царь-гриб отыскал один из бабушкиных односельчан. Человек этот, возвратившись из леса, заперся в доме и целую неделю никуда не выходил. А потом вышел, запряг в телегу лошадь, взял с собой нескольких мужиков и уехал в лес. Вся деревня собралась тогда смотреть на диковинный гриб, едва уместившийся в телеге. Мой прадед-лесничий, прослышав о чуде, специально приехал и будто бы хотел отправить находку в Кунсткамеру в Санкт-Петербург. Но нашедший царь-гриб распорядился по-своему: угостил односельчан и сделал себе запасы на зиму. И моей бабушке достался кусочек. Она его засушила на теплой печке и потом долго по крошке добавляла в суп, что делало аромат и вкус еды необыкновенно приятными.