Страница 70 из 71
Так было покончено с пипи-банками, и все изменилось к лучшему, как зачастую и бывает. В результате стоило маме упомянуть, что в банке в холодильнике есть кое-что вкусное, как отец внезапно начинал уговаривать нас сходить в «Бишоп», кафе в центре города, лучшее из всех, какие когда-либо существовали.
Там все было божественно — еда, сдержанный декор, заботливые официантки в серой форме, которые ставили поднос на столик и с радостью приносили новую вилку, если вам не нравилась та, которую клали заранее. На каждом столике стояла небольшая, лампа, которую вы могли зажечь, если вам что-то требовалось, так что никогда не приходилось махать пробегающим мимо официанткам. Вы просто зажигали лампочку на своем личном маяке — и через мгновение подходила официантка, чтобы спросить, может ли она чем-то помочь. Разве не отличная идея?
В уборных «Бишопа» были единственные в мире атомные унитазы — по крайней мере, больше нигде я таких не видел. Когда вы нажимали на слив, сиденье автоматически поднималось и задвигалось в специальное углубление в стене, где подсвечивалось фиолетовым и подвергалось научно продвинутому гигиеническому процессу, а затем мягко опускалось, снова безукоризненно чистое, приятно теплое и источающее радиоактивную термолюминесценцию. Кто знает, сколько жителей Айовы погибло от необъяснимых случаев рака ягодиц с 1950 по 1960 год, но это стоило каждой сморщенной ягодицы. Мы часто приглашали приезжих знакомых в туалет «Бишопа», чтобы показать им атомные унитазы, и они все соглашались — это лучшее из всего, что они видели.
В Де-Мойне 1950-х годов почти все было лучшим в своем роде. У нас были самые мягкие, самые нежные банановые сливочные торты в «Тоддл-хаус», и мне говорили, что то же самое можно сказать о чизкейках в «Джонни энд Кей», однако моего отца слишком беспокоили качество и деньги, так что чаще он брал нас на аванпост хорошей кухни во «Флер драйв». У нас было самое жизнерадостное и вкусное мороженое неонового цвета в «Ридз», месте освежающего изобилия возле плавательного бассейна «Эшуорт» (который, в свою очередь, был самым красивым и самым элегантным общественным бассейном в мире с самыми стройными и загорелыми спасателями женского пола) в Гринвуд-Парк (где были лучшие теннисные корты, самый ухоженный пруд, самые благообразные аллеи). Путь домой на машине из бассейна «Эшуорт» через Гринвуд-Парк, под воздушным навесом из зеленых крон, когда весь пахнешь хлоркой и знаешь, что скоро погрузишь лицо в три сладких шарика мороженого из «Ридз», был лучшим на свете развлечением для ребенка.
У нас была самая вкусная выпечка в булочной «У Барбары», самые мясные, самые липкие и жирные ребрышки и самый лучший жареный цыпленок с хрустящей корочкой в ресторане «Кантри джентельмен», лучшая готовая еда в ресторане для автомобилистов под названием «Джордж — король чили». (И самые громкие пускания ветров; бургеры с чили в «Джордже» уходили за мгновение, однако газы, как говаривали, оставались навечно.) У нас были собственные универмаги, рестораны, магазины одежды, супермаркеты, аптеки, цветочные лавки, хозяйственные магазины, кинотеатры, киоски с гамбургерами, всего не перечислить — и все наилучшее в своем роде.
Ну кто, на самом деле, мог доказать, что они лучшие? Чтобы знать наверняка, требовалось посетить тысячи других городов и городков по всей стране, попробовать все мороженое и все шоколадные пироги и прочее, потому что каждое место тогда отличалось от остальных. Это был венец жизни, в которой еще не возникли толком транснациональные сети. Каждый городок был особенным, и нигде больше не было так, как там. Пусть торговые компании в Де-Мойне и не были лучшими, зато, по крайней мере, они были нашими. Как минимум, это делало их интересными и отличными от прочих. (А все же они были лучшими.)
«Далз», соседний супермаркет, отличался вдохновенным великолепием под названием «Кидди Корал». Это была уютная пристройка в стиле ковбойского загона, засыпанная комиксами, где мамочки могли оставлять своих детей, пока совершали покупки. В Америке 1950-х годов комиксы выпускались в огромном количестве — в одном только 1953 году издан миллиард комиксов, — и большинство из них оказывались в «Кидди Корал», просто переполненном комиксами. Чтобы зайти в «Кидди Корал», приходилось забираться под самую дверную балку, скатываться вниз и пробираться к центру. И было все равно, сколько времени мама ходит по магазинам, потому что перед тобой раскидывалось море комиксов. Думаю, некоторые дети там просто жили. Иногда, в поисках последнего выпуска «Резинового человека», можно было наткнуться на ребенка, спящего по шею в книжках или, может быть, просто с удовольствием вдыхающего прекрасный запах бумаги. Ни одна организация никогда не делала ничего столь же полезного для детей. Тот, кто придумал «Кидди
Корал», сейчас наверняка в раю; я бы присудил ему Нобелевскую премию.
В «Далз» было и еще кое-что, чем все восхищались. Когда вы упаковывали (или, как было принято в Айове, вам упаковывали) и оплачивали свои покупки, вы передавали их дружелюбному человеку в белом фартуке, который вручал вам пластиковую карту с номером и клал покупки на специальный наклонный конвейер, который уносил их в недра земли через загадочный люк. Потом вы забирали свою машину и подъезжали к маленькому кирпичному зданию в сотне шагов от края парковки, где ваши покупки, хорошенько растрясшиеся и выглядевшие еще более свежими после подземного путешествия, снова появлялись через одну-две минуты; другой человек в белом фартуке складывал их в вашу машину, забирал пластиковую карту и желал вам хорошего дня. Эта система была не слишком эффективной — если честно, у маленького кирпичного здания часто выстраивалась очередь из автомобилей, а поездка на транспортере по туннелю не шла продуктам на пользу, поскольку опасно будоражила все газированные напитки, — но все равно она всем нравилась, и люди восхищались.
В Де-Мойне в те дни все было так. Магазины отличались друг от друга, это и привлекало к ним покупателей. В центральном универмаге «Нью-Ютика» над каждой кассой возвышались пневматические трубы. Ваши деньги клали в цилиндр, который шумно выстреливал ими в трубу, как торпедой, в направлении центрального сборочного пункта; таким способом деньги подсчитывали и снова пускали в оборот. Визит в «Нью-Ютика» был сродни путешествию в будущее.
Во «Фрэнклз», магазине мужской одежды на центральной Локаст-стрит, была довольно большая лестница, ведущая в мезонин. Прогулка по этому мезонину сама по себе была невероятно приятным занятием, вроде прогулки по палубе корабля, но интереснее, потому что, вместо того чтобы пялиться на скучную воду, вы попадали в мир мужской торговли. Вы слышали разговоры и видели внизу макушки. Иными словами, шпионаж без малейшего риска. И вы не возражали, если ваш отец надолго пропадал, чтобы примерить пиджак, или был занят демонстрацией изометрических упражнений работникам магазина.
— Ничего страшного, — великодушно отзывались вы с высоты, — сделаю еще кружок.
Немало высоких удовольствий доставляло и торговое здание на Уолнат-стрит. Красивый старый бизнес-центр в семь или восемь этажей, с легким акцентом мавританской архитектуры, в холле на первом этаже вмещал любимую многими кофейню, над которой, до самого потолка, поднимался центральный атриум, а вокруг проходила лестница с многоярусными переходами. Мечтой любого мальчишки было пробежаться по этой лестнице до самого верха.
Чтобы добраться до лестницы, требовались ловкость и решительность, потому что приходилось пробираться мимо управляющей кофейней, зловредной худощавой женщины с орлиным взором по имени миссис Масгроув, которая ненавидела маленьких мальчиков (на что у нее имелись веские причины). Но если выбрать подходящий момент, когда она отвлекалась на что-либо, можно было промчаться до лестницы и наверх, до темного и мрачного последнего этажа, откуда открывался вид на крошечную кофейню внизу, подобно виду из оптического прицела. А если ты догадался прихватить с собой какие-нибудь твердые сладости — лучше всего орешки «Эм-энд-Эмс», благодаря их закругленной аэродинамической форме, — можно было наблюдать, как они падают. Смею вас заверить, эти орешки при падении с высоты семидесяти футов в тарелку с томатным супом создавали чертовски много брызг.