Страница 6 из 17
Однако юмор иногда связан с риском: то, что французу или американцу кажется забавным и веселым, может у русского вызвать обратную реакцию — отторжение. Особенно нужно быть осторожным в шутках, связанных с российской современностью. Возможно, это связано с особенностями российского (советского) патриотизма, когда россиянин считает себя представителем своей страны, как бы ответственным за все, что в ней происходит, даже за ее не всегда адекватного президента. Сами россияне с удовольствием смеются над системой, нередко и в присутствии иностранцев, но… «что позволено Юпитеру, то не позволено… другим».
Культурные, религиозные и иные отличия приводят к тому, что над одной и той же шуткой смеются далеко не все. В конце концов, если все ценности относительны и обусловлены культурой, то юмор, терпимость и даже истина — тоже не исключение.
§ 5. Желание быть счастливым
«Всякому — свое счастье»
«Горя бояться — счастья не видать»
Русские народные пословицы
Каждый человек хочет быть счастливым и задает себе вопрос, что же такое счастье. Многие философы пытались ответить на этот вопрос. Известно, что нравственная проблематика счастья возникла и активно разрабатывалась еще в древнегреческой философии (Платон, Сенека, стоики и др.). В сознании европейских народов она была особенно тесно связана с христианским вероучением. «Блаженны плачущие» — одна из евангельских заповедей, а счастье — это награда за терпение в борьбе с трудностями, за кротость, честность и справедливость.
Православие сильно повлияло на сознание русских, особенно на их жизненную философию счастья. В рамках этой системы представлений о счастье, как это ни парадоксально, важнейшее значение имеет компонент страдания. Иностранцы уже очень давно подметили эту особенность русской ментальности и окрестили русских мазохистами, ипохондриками, чуть ли не душевнобольными людьми. Такое представление грубо и поверхностно. На самом деле русские воспринимают счастье не само по себе, не как отдельный факт или сторону жизни, которую можно просто организовать, «устроить», добиться и т. д. Они воспринимают счастье комплексно: в связи со страданием и несчастьем. Между счастьем и несчастьем для русских есть причинно-следственные отношения. Об этом и русские поговорки: «Не было бы счастья, да несчастье помогло», «Горя бояться — счастья не видать», «Кто нужды не ведал, тот и счастья не знает» и др. Эта же идея выражалась в русских народных песнях. На это обратил внимание великий русский поэт Александр Пушкин, который не уставал удивляться тому, что «несчастье в семейной жизни — отличительная черта характера русского народа. Обычное содержание русских песен — или жалоба красавицы, которую выдают замуж насильно, или упреки молодого мужа нелюбимой жене…».
Подобное внимание к несчастью отразилось и во всей русской классической литературе XIX века, где преобладает тема сложной человеческой судьбы, духовных страданий. Причем здесь нет трагизма в стиле Шекспира, с кипением страсти и потоками крови, но скорее, изломанность судьбы, неустроенность в личной жизни, неблагополучие ранимой души, неудовлетворенность жизнью. Это чувство душевного дискомфорта. О страдающей душе в русской литературе и фольклоре говорится таким образом, что невольно приходишь к выводу: страдания — это и есть проявление души, а значит и самой жизни! И отсутствие страдания не означает счастья в жизни, часто это знак одиночества и душевного холода или просто признак глупости и неразвитой личности.
Именно таким образом тема «русской души» разработана в романах Ф. Достоевского. Его книги убеждают читателя в том, что страдания ценны, потому что они очищают и возвышают человека. Страдать просто необходимо, чтобы стать личностью. Только после страданий человек становится душевно более тонким, внимательным к чужой жизни и переживаниям, он способен сочувствовать и сострадать другим людям. «Беда научит человека мудрости», говорят русские.
Такое повышенное внимание к печальным сторонам жизни определило в свою очередь очень скромные позиции счастья в жизни. Счастье — это мечта, идеал, в лучшем случае — короткий эпизод в жизни, который нельзя вернуть.
Показательно, что в рамках русского менталитета очень важна проблема морального права быть счастливым, проблема счастья и вины. Например, почему в жизни часто бывает так, что казалось бы, есть все внешние атрибуты счастья, достигаются все поставленные цели, реализуются все возможные желания, но счастливым человек, увы, не становится. Почему так происходит? Человеку мешает какое-то моральное чувство. Вспомним в связи с этим начало трагедии А. Пушкина «Борис Годунов». Он говорит:
«Достиг я высшей власти…
Но счастья нет моей душе.
Ни власть, ни жизнь меня не веселят;
Предчувствую небесный гром и горе…
Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто… едина разве совесть».
Значит, чтобы стать счастливым, обязательно наличие чистой совести, отсутствие чувства вины за что-то — вот принцип русского архетипа. В нем заметна даже некоторая боязнь счастья, чувство неловкости и психологического дискомфорта из-за того, что кто-то рядом может быть несчастлив, страдает. Человек как бы стесняется своего счастья. Поэтому на вопрос «Как дела?» русский никогда не ответит так, как европеец или американец. Демонстрация своего счастья и успешности жизни воспринимается русскими как признак «душевной глухоты», недалекости, даже глупости. На вопрос «Счастливы ли вы?» русский человек ответит совсем не так, как американец, он постарается уклониться от прямого ответа или смягчить его («не несчастлив»).
Это очень отличает русских людей от западных. Преувеличенно «счастливые» ответы, например, европейцев и особенно американцев понятны: здесь надо быть счастливым, всегда чувствовать себя «на уровне» и улыбаться. И неважно, что происходит у тебя внутри. Воспитанный человек этого не должен показывать. В противном случае можно потерять кредит доверия и уважения у сослуживцев и знакомых, потерять шансы на карьеру и высокое положение в обществе. Неудачники в западном обществе не могут рассчитывать на снисхождение или хотя бы на равное к себе отношение по сравнению с теми, кто благополучен и у кого все о'кей.
Интересен и такой момент: образ жизни, (не)счастье и (не)удовлетворенность жизнью не всегда тесно связаны между собой. Например, по данным опросов общественного мнения, в России 75 % населения недовольны своей жизнью, материальным благополучием, они жалуются на то, что живут без надежды, не имеют идеалов, испытывают напряжение, раздражение, тоску и другие отрицательные чувства.
Такое обилие несчастливых и мрачно настроенных людей не может не настораживать. Недавно социолог О. Здравомыслова провела в своем выступлении по российскому радио передачу с аналогичным опросом. И выяснилось, что Россия по количеству несчастливых в личной жизни людей оказалась непревзойденным лидером: 42 % русских признали себя несчастливыми, а вот среди англичан таких оказался всего 1 %, а среди американцев их совсем не оказалось. [6]И вот что странно: казалось бы, и в этих странах существуют причины чувствовать себя несчастливыми: и там половина браков рушится после первого же года жизни, и там в семьях есть конфликты, и там болеют, а дети доставляют не только радости. А вот нет! При всех жизненных неудачах и проблемах они не считают себя несчастными! И такая жизненная позиция вызывает у русских только уважение и зависть.
Оптимистическое отношение к жизни нельзя объяснять только материальным благополучием. Проводимые Институтом Гэллапа международные обзоры по разным странам и регионам не показывают тесных связей между уровнем экономического благосостояния этих народов и их ощущением счастья. Например, уже давно известно, что латиноамериканцы, живущие на грани нищеты, более счастливы, чем европейцы. Украинцы более счастливы, чем их соседи в России или Белоруссии, несмотря на пережитый Чернобыль. Страны ЕЭС, казалось бы, по своим экономическим показателям приблизительно одинаковы. Но вот выяснилось, что более всего удовлетворены своей жизнью бельгийцы, датчане и голландцы, в то время как у французов, англичан и итальянцев этот показатель самый низкий. Поэтому можно сказать, что при всеобщем стремлении к счастью у каждого народа есть своя точка отсчета, свое представление о счастье-несчастье, связанное с их культурными традициями.