Страница 40 из 52
Он читал ее мысли.
Недостаточно. Но больше она ничего предложить не может. Черт его дери. Он хорошо подумал, прежде чем подарил дочери собаку.
— Ничего не поделаешь, — сказала она ровным голосом. — Кстати, Бранд, если ты намерен отобрать у меня Конни, обещаю тебе, у тебя ничего не получится.
— Не получится? — Он отвернулся от нее и поставил ногу на нижний брус ограды. — А если я не намерен?
— Тогда чего ты хочешь?
— Вроде я понятно объяснил. Мне нужна не только Конни. — Он замолчал и смахнул лист с рукава. — Видишь ли, я тоже хотел бы получить все.
Голос у него был низкий, ласковый, опасный. И зубы сжаты. Изабелла прикрыла глаза. Даже сейчас, когда он весь ощетинился, ей очень хотелось обнять его.
— Ты не хочешь всего, — возразила она. — Тебе нужно только теплое тело в постели.
Бранд скрипнул зубами. Потом все же улыбнулся.
— А ты хочешь сказать, что есть что-то еще?
Все-то он знает. Изабелла искоса изучала его, смущенная быстрой сменой его настроения. Он смотрел на воду, обтекавшую камни, и старательно делал вид, что не замечает ее. Но это не так. Она видела, что улыбка кривит его губы.
— Да, — ответила она. — Жизнь заставила меня в это поверить. А ты о чем думаешь?
— Я стараюсь не думать.
Изабелла могла обвинить его во лжи. Морщины на его лице говорили совсем о другом. Наконец он принял решение.
Схватив ничего не подозревавшую Изабеллу за руки, он прижал ее к перилам.
Изабелла потеряла дар речи, но довольно быстро взяла себя в руки.
— Ты с ума сошел…
— Ты хочешь сказать, что я припираю тебя к стенке? Изабелла, через две недели в субботу я приглашен на прием. С обедом и танцами. И я хочу, чтобы ты пошла со мной.
— В качестве кого?
Она растерянно смотрела на него. Он только что это придумал или это очередной шажок в тщательно продуманной кампании?
— В качестве жены, — сказал он. — Как член правления… я собираю средства для Детского фонда здоровья… я приглашен с супругой. Пока, насколько мне известно, ты — моя супруга.
— Но…
— Впрочем… — Он пожал плечами. — Если ты не хочешь, я могу пригласить Веронику. Мы перекинулись с ней парой слов утром перед ее уходом. Уверен, она с удовольствием согласится.
Ублюдок, подумала Изабелла, ловя его улыбку, которую он и не пытался скрыть. Но от его прикосновения ее заливала горячая волна желания. Он знал, что прижал ее к стенке… ну, к перилам моста… знал, что, хотя ей не хочется идти на прием, она не смирится с мыслью о Веронике. Той ночью на Болотах она от многого отказалась. И Вероника много потеряла.
Впрочем, все равно. У нее нет выбора, придется отказаться.
Она открыла рот, чтобы сказать «нет», но вместо этого произнесла нечто совершенно невозможное:
— Хорошо. Я посмотрю, нет ли у меня работы в субботу. Если нет, я пойду с тобой.
Увидев, как заблестели его глаза, она добавила, безразлично пожав плечами:
— В конце концов, это только соблюдение приличий.
Бранд улыбнулся почти как Чеширский Кот.
— О да, я всегда соблюдаю приличия, — подтвердил он, отпуская ее и прислоняясь спиной к перилам.
— Я не имела в виду тебя, — воскликнула Изабелла и, видя, что он смеется над ней, обернулась в поисках Конни, которая тихо сидела на скамейке, прижав к себе Пушка. — Мне пора, — холодно сообщила она. — Только попрощаюсь с Конни и…
— Нет. Сначала попрощайся со мной.
Он удержал ее за руку.
— До свидания, — сказала она, заметив улыбку на его лице.
Бранд покачал головой.
— Нет, как следует. Поцелуй меня.
Он широко раскинул руки.
Изабелла замерла. Это был Бранд, которого она не знала. Властный, заносчивый, но и притягивающий своей решительностью. Что он хочет доказать? Что она ничего не значит для него? Так она всегда это знала. Все то же самое…
— Ладно, будь по-твоему, — воскликнула она.
Полы его пиджака распахнулись, показывая темно-зеленый свитер, обтягивавший широкую грудь. Она призналась себе, что не в силах отказать ему… не в силах отказать себе в удовольствии вновь оказаться в его объятиях.
Покорно вздохнув, она подошла к нему, и то ли с ответным вздохом, то ли со стоном он нетерпеливо прижал ее к груди. Она подняла голову и, привстав на цыпочки, чмокнула его в щеку.
Она и ждала, и не ждала, что он захочет большего. Но он не захотел. Всего лишь кивнул и тотчас отпустил ее. Неясная улыбка притаилась в уголках его рта.
Изабелла отошла, прижав руки к груди. Ей хотелось знать, о чем он думает. Уже дойдя до края моста, она вдруг споткнулась и чуть не упала.
Бранд иронически посмотрел на нее.
— Ты уже привлекла к себе мое внимание, — заявил он. — Что же до уток, то они вряд ли захотят соревноваться с тобой, если ты надумала поплавать.
Изабелла внимательно посмотрела на него. Неужели он воображает, будто она специально споткнулась, чтобы привлечь его внимание? Хотя, конечно, когда-то она еще и не то могла выкинуть…
Он ответил ей такой довольной улыбкой, что она не давала ей покоя всю дорогу до дома.
Два дня уик-энда показались Изабелле бесконечно долгими и одинокими, и, когда Бранд привез наконец Конни, Изабелла посмотрела на него так, будто он сделал ей бесценный подарок. В общем-то, так оно и было.
Она не понимала, почему он отворачивается от нее и кривит рот, словно у него болят зубы.
— Больно? — сочувственно спросила она.
Он обернулся с таким видом, словно она спросила, нет ли у него блох.
— Я обещала Пушку, что навещу его в субботу, — объявила Конни, к счастью не понимавшая, какие страсти кипят вокруг нее.
— Да? В самом деле, дорогая?
Изабелла с ужасом поняла, что с трудом сдерживает рыдания.
Бранд посмотрел на нее, но ничего не сказал. Через несколько минут он ушел.
Чем ближе был уик-энд, тем больше волновалась Конни, и Изабелла, как ни старалась заглушить боль, не могла не признать, что Болото и Пушок делают свое дело. У нее не хватило мужества оставить Конни дома.
Бранд приехал рано утром в субботу, чтобы забрать свою маленькую дочь, которая кружила по комнате, словно пчелка в кусте роз. Не говоря ни слова, он протянул Изабелле длинную плоскую коробку и крепко взял Конни за руку. Войти он отказался и сразу же уехал.
Ощущая ужасную пустоту в душе, Изабелла поплелась в кухню, чтобы открыть коробку.
В ворохе бумаг лежало красивое огненно-красное платье с длинной юбкой в оборках, пышными рукавами и глубоким вырезом на груди. В спальне она приложила его к себе и в зеркале с изумлением увидела дикую, экзотическую танцовщицу-цыганку. Значит, Бранд так думает о ней? Считает ее своенравной дикаркой, которую ему выпало на долю дрессировать? С тех пор как ее жизнь вновь соприкоснулась с жизнью Бранда, она все время узнавала что-то новое о нем. Дело не в том, что он хотел причинить ей боль, на него не похоже, но он как будто шел к цели, не очень доверяя себе. Платье, по-видимому, тоже что-то значит. Она вертелась перед зеркалом, любуясь, как переливается на свету ткань. Платье великолепное. Но может ли она… должна ли… взять его? Бранд ее муж. Она согласилась пойти с ним на прием, а у нее нет ничего подходящего. Но…
— Никаких «но», — сказало ее подсознание, когда она вновь закрутилась перед зеркалом. — Может быть, он не любит тебя, но возвращать великолепное платье, которое он сам выбрал? Он даже помнит твой размер. Кроме того… наверняка ему хочется, чтобы ты была прекрасна только для него.
Да. В таком платье все возможно…
Спать она отправилась, вся горя от предчувствий, в отличие от прошлой субботы. Все возможно, если очень верить. А она ведь никогда не переставала верить.
В следующую субботу, когда Бранд громко постучал в дверь, Изабелла уже в платье и с красной гвоздикой в волосах, ждала его в гостиной вместе с Конни и Эдвиной.
Она вздрогнула.
— Я открою, — опередила ее обиженная Конни.
Она дулась, потому что ей не разрешили навестить Пушка. Изабелла попыталась объяснить ей, что у миссис Крэкитт грипп, но Конни, еще не вполне полагавшаяся на недавно объявившегося отца, не очень ей поверила.