Капкан для Бешеной

– А где гарантия, что это не злобный навет? – усмехнулась Даша.

– Пишите, – сказал он, все так же ухмыляясь. – Вообще-то, она сама из кожи вон лезла, чтобы оказаться в постели с господином Устьянцевым. Вы слышали, что Ритка была помешана на Мерилин Монро настолько, что пыталась подражать кумиру решительно во всем? Отлично. А кто у нас идеально подходит на роль шантарского Кеннеди? Губернатор, конечно. Он, кстати, прекрасного пола не чурается, уж вы-то не могли не знать… Подходы к нему Ритка с определенного времени стала искать с энергией бульдозера. И не скажу, чтобы это было особенно сложно, – рано или поздно должны были пересечься через общих знакомых…

Он говорил, не запинаясь и не колеблясь, сыпал именами, датами, подробностями, деталями, словно равнодушный компьютер. Даша старательно записывала – столь же прилежно, не колеблясь. Она очень скоро начала понимать, что Камышан не врет: все, что он рассказывал, было не так уж сложно проверить, слишком много имен и подробностей для торопливо сляпанной на нарах «липы». Да и не было у него времени обдумать «липу», не дали ему времени добросовестно отрабатывавшие свободу бичи…

– Потом началось прямо-таки комическое повторение истории Мерилин и Кеннеди, – продолжал он. – Патрону в конце концов все это прискучило, не было у Риточки качеств, способных привязать мужика надолго, да и деревенской простотой своей могла довести до белого каления… Степаныч ее стал вежливо отшивать, а она, что твоя Мерилин, начала ему названивать кстати и некстати, по всем возможным телефонам, забрасывать эпистолярами.

– Чего она хотела?

– Самое смешное – ничего материального. Хотела и дальше дублировать первую леди татарской губернии в некоторых аспектах. А Степанычу это уже надоело хуже горькой редьки. Пытался даже через меня как-то договориться, деньги предлагал, чудак, не понимал, что это у нее разновидность паранойи, когда никакие деньги не спасут…

– И что дальше?

– А ничего, – сказал Камышан. – Убили ее в один прекрасный день.

– И вы это убийство как-то связываете с тем, что мне тут рассказали?

– Вот уж нет. – Камышан, такое впечатление, моментально ощетинился. – Я вам просто откровенно отвечаю на ваши вопросы…

– И хотите уверить, что у губернатора был мотив…

– Ничего подобного.

– Господи, мы же с вами не дети, – сказала Даша. – Из всего, вами рассказанного, даже зеленый стажер может сделать вывод, что у губернатора был повод… или хотя бы подсознательное желание, чтобы Маргарита сломала шею на ровном месте. Я уже немного представляю, что это была за дамочка…

– Боюсь, не представляете, – хмыкнул Камышан. – В кабинете патрона идет совещание с участием вице-премьера, решается адской сложности вопрос касаемо энергетических тарифов – и в это время беспрерывно названивают два телефона на столе губернатора, то один, то другой, попеременке – это, понимаете ли, Риточке позарез нужно узнать, любит ли ее еще милый Виталик… Представляете положение Степаныча? А потом она заявляется в приемную – совещание еще идет, уточняю – и героически сражается с охранниками вице-премьера, орет, что никакая она не террористка, а просто жаждет выяснить отношения с любимым… Думаете, вру? Можете проверить. К широкой общественности эта история не попала, но свидетелей было изрядно… У нее, конечно, отобрали пропуск в управу, но ведь не угомонилась, даже успела первую леди матом покрыть по домашнему телефону… Я в толк не возьму, как эта история еще не выпорхнула в сарафанное радио…

Даша даже не улыбнулась в ответ на его откровенное ржанье. Спросила серьезно:

– Выходит, у губернатора все же был мотив?

– Ну, это как посмотреть. За что купил, за то и продаю. А выводы делайте сами. В одном вас готов заверить: все можно проверить. И перепроверить. Может, раскопаете еще что-то такое, чего и я не знаю. В конце концов, я кое-какие организационные вопросы обеспечивал, что греха таить, но с подсвечником не стоял, не обо всем осведомлен…

– Прекрасный мотив, – сказала Даша. – Я имею в виду тот, что был у вас.

– Что-о?!

– А вы подумайте, – невозмутимо продолжала она, лучась ангельской улыбкой. – Маргарита достала вашего патрона – до полного душевного раздрая и неконтролируемого бешенства. И он поручил своему верному оруженосцу, сиречь вам…

У Камышана был вид несправедливо обиженного ребенка, коему злые дяди вместо варенья подсунули ложку касторки. Даже челюсть отвисла. Прошло не менее полуминуты, прежде чем он смог пролепетать:

– Но я же вам сам рассказал…

– Ну и что? У Агаты Кристи в одном из романов убийца как раз и признавался в убийстве – чтобы отвести подозрения от собственной персоны…

– Дерьмо это, а не мотив! – взвился он. – Во-первых, с какой стати мне ради него идти на мокруху? Денег таких у него нет, а на будущих выборах его все равно, чует мое сердце, прокатят с треском, и в Москве ему местечко не светит… Чушь! А если во-вторых… да зачем мне тогда было светиться? Дал бы ей по голове на полпути, выкинул из машины – а потом уверял бы, что отвез домой, до порога проводил…

Откровенно говоря, в этом был резон. В обоих его утверждениях. С деньгами у губернатора не густо, а Камышан не такой дурак, чтобы светиться столь примитивно. И вряд ли губернатор мог иметь на него некий компромат, которым смог бы принудить, скорее уж обстояло наоборот…

– Да успокойтесь вы, – сказала Даша. – Я просто моделирую то, что в ваш адрес скажет прокурор… Прокуроры – тяжелый народ. Один, признаюсь по секрету, и меня в прошлом году посадить рвался. Еле отбилась изо всех своих девичьих слабых силенок. И красный дневник вам прокурор припомнит…

– Жгите меня, но вот тут я вам говорю чистую правду: подбросила какая-то сука.

– А отпечатки?

– Листал я его у Ритки…

– И что там было, на вырванных страницах?

– Я же не знаю, какие именно вырваны, – огрызнулся Камышан. – Но зуб даю: вырваны те листочки, где описаны разнузданные утехи с губернаторским участием… Были такие. Я на его месте себя чувствовал бы весьма неуютно, знай я точно, что есть дневник… Только этого ему и не хватало за пару месяцев до выборов… Так договорились мы с вами или нет? – спросил он вдруг. – Вы же говорили…

Ход его мыслей Даша просекала без труда: несомненно, решил, что некие силы уже открыли потаенную охоту за губернаторским скальпом, не дожидаясь предвыборной кампании. В этом свете легко объясняется его арест, обыск, наглое поведение ментов, ничуть несклонных стоять навытяжку перед управой… Ну и ладушки. Не стоит его разубеждать. Тем более что так и может оказаться. Она нисколько не удивилась бы, узнав, что обаятельный супермен Галахов уже получил «добро» от неких влиятельных кругов – лицензию на отстрел, где прописью значится: «губернатор – один»… Этим и объясняется его разгульная бесшабашность, словно заранее знает, что призрак бродит по управе, призрак благополучно сдохших демократических реформ, и этот призрак уже нисколечко не опасен новым прагматикам, играющим второй этап по своим правилам…

Вот только не стоит забывать, что губернатор еще способен побарахтаться: никому не хочется на свалку истории, тем более, что найдется строптивый народ, который слишком многое теряет с уходом губернатора, и потому будет драться до конца из примитивного инстинкта самосохранения… Самая пора задавать ему вопросы о Жене Беклемишевой – но с этим, пожалуй, повременим…

– Считайте, договорились, – сказала Даша. – На свободу хотите или безопаснее будет у нас пару деньков погостить?

– А этих скотов, надеюсь, уберете?

– Уберу, – сказала Даша. – И сигареты будут, и приличную еду обеспечим, а там и через подписку о невыезде обретете свободу.

– Только учтите – есть ситуации, когда помимо письменных показаний совершенно необходим и тот, кто их дал…

– Да понимаю я, – сказала Даша. – Никто вас не собирается в камере вешать, успокойтесь. Мне вы нужны живехонький – как источник, я подозреваю, бесценной информации.

– Уж это верно, – сказал он. – Сущий кладезь. Вы же не думаете, что я душу распахнул и иссяк до донышка?