Страница 53 из 56
Настало время пристегнуть к разговору Маму.
— Сейчас станет понятно. Вам Мамыкин за доли в консервке сколько отстёгивает?
— Когда как, — признался Сизарь. — В общем — гроши.
— А вы ему со своих операций?
— По двадцать процентов, — буркнул Шах, закрыв полями шляпы глаза.
— И только попробуй зажилить! — подхватил Сизарь.
— Вот видите! Эти средства идут в какой-то общественный или паевой фонд, решают какие-то ваши социальные программы? Или вкладываются куда-то, чтобы обеспечить вам достойную старость? Если, конечно, вы доживёте до старости… А больничные? А фронтовые? А за ранение?
Общее молчание. Никто не матерился, не возражал, но и не соглашался.
— Вот и все, пацаны. Политика Мамы — деспотичная политика удельного князя, когда что хочу, то и ворочу. Она больше абсолютно не канает в ногу со временем. Политика, противоречащая экономическим интересам, это не политика, а фуфло. Надо делать передел. И делать это быстро, потому как Ольга Сергеевна…
—Заткни фонтан, Лавруша, — снова толкнул Санчо друга. На этот раз — более болезненно. — Это — из другой оперы.
— Действительно… Виноват… Так вот, — снова обратился он к ожидающей продолжения братве, — для решения этой задачи мы и собрались…
Как принято говорить в таком случае, переговоры произошли в дружественной обстановке и завершились полным согласием сторон. Аплодисментов, объятий и радостных восклицаний не было, но кровопролития — тоже…
Теперь — к самолёту! Мама, небось, ждет не дождется появления отца похищенного рыжего бизнесмена. Лавр, с таким же горячим желанием, мечтает придушить местного авторитета.
Возле пирса покачивается на воде небольшой гидросамолет. Рядом с ним храпит мужчина средних лет, Ему снится что-то не совсем приятное — вздрагивает, стонет, чешется. Санчо переступает с ноги на ногу. Будить храпуна как-то не солидно, ожидать, когда он проснется — терять дорогое время.
Наконец, решился.
— Алло! Танго-один! Я — Танго-два! Приём!
Спящий открыл один глаз, помедлил и открыл второй.
— Амиго, не подскажешь, где пилот? — максимально доброжелательно спросил Лавр.
— Подскажу. Я и есть пилот.
Удача! Самая настоящая удача! Не придется бегать по домам, искать лётчика.
— Тогда — поехали.
Летун обследовал состояние правой ноздри, потом — левой.
— Не могу.
— Что значить не могу? — взорвался Санчо. — Тебе Бабкин звонил?
Мужик невозмутимо почесал живот, потом такую же операцию проделал с затылком.
—Звонил. Хоть Дедкин, хоть Мышкин, хоть Внучкин — все равно не могу. Конец связи, — заявил он, снова принимая горизонтальное положение.
— Погоди спать… Почему не можешь?
— По медицинским показаниям.
Мог бы и не уточнять — густой «аромат» водочного, вернее сказать, самопального перегара исходил не только изо рта «больного» — от одежды, настила пирса, даже от крыла гидросамолета, под которым он устроился.
— Гончаровский… это самое… «Облом». Все плывут на лодочках, мы тоже поплывём, — жизнерадостно предложил толстяк. — Экзотика, блин…
— Никаких экзотик! Мы — на самолёте! Фактор неожиданности!… Боишься? Интуиция подсказывает — гидросамолёт не намного сложней финского унитаза. Главное — понять, откуда что поступает, куда жать и как рулить.
Санчо опасливо заглянул в кабину. Какие-то штурвалы, рычажки, кнопки… Это не родной «жигуль», где все понятно и ясно — сложная механика, без инструктора не обойтись.
— Эй, «Танго-один»! Показывай быстро, как рулить! А то убью! Мы опаздываем на свадьбу!
Пилот перевернулся на другой бок.
— Сто долларов. За инструктаж и риск.
— Ты-то чем рискуешь? — удивился Санчо.
— Вы разобьётесь. Меня посадят. Непохмелённым.
— Не бзди, сявка, отмажут. Скажешь — угнали. Держи, — Санчо протянул купюру. — Инструктируй, что нужно делать с этой этажеркой из серии «Юсси».
Оживший алкаш бодро поднялся и полез в кабину.
— В «этажерке» — три основных позиции. Вот — газ, вот — тормоз в смысле, закрылки. Эту на себя — выше, от себя — ниже, напрво — направо, налево — налево. Все!
— На сто долларов как-то не тянет, — не без ехидства усомнился Лавр.
— Тянет или не тянет, вы скажете после того, как вернётесь. Возьмите ключ, я тороплюсь в забегаловку, не дай Бог закроют…
Действительно, управление речным лайнером оказалось на удивление простым. Со второй попытки Санчо удалось поднять его в воздух, совершить над зданием администрации круг почета и «погнать» над рекой.
— Гляди-ка, получается! — радостно закричал он. — Как на тачке без глушителя!
Лавр задумчиво любуется речным простором, Если бы не исчезновение сына, лететь бы так и лететь до самой Москвы — к Оленьке.
— Ёлки-палки! — вспомнил он. — Совсем забыл, что давал подписку о невыезде!
— Ничего страшного, Лавруша, — резонно возразил толстяк. — Ты ведь не давал подписки о не вылете!.. Погляди вниз!
По реке мчатся моторные лодки, заполненные вооружёнными парнями Шаха и Сизаря. Гидросамолет снизился. В лодках торжествующе замахали руками, что-то кричали.
— Санчо, мы же — не в Израиль. Мимо пролетел, пилот хреновый! Только шухер поднял.
— Не вопрос. Сейчас развернусь и возьму пониже.
— Только, пожалуйста, на воду целься, не на траву. Слышишь? На травке земляника хорошо смотрится, а не наши кишки и мозги…
На острове, действительно, был «шухер». Мамыкин отчаянно кричал в телефонную трубку.
— Куда он делся в разгар рабочего дня? Куда ушел? В загул? Пьянь! Заменю к чертям собачьим! Всех заменю!
Над головой с ревом пронёсся гидросамолет. Развернулся и стал снижаться.
— Бабкин, что ли? — осторожно спросил Черницын. В припадке ярости Мама способен на непредсказуемые поступки — может и угостить свинцом в живот, и отправить в нокаут.
— Не Бабкин! Его повесить мало! Летун! Быстрей, Паша! Поднимай своих ребят! Готовность номер один!
Когда Санчо, довольно ловко, причалил к берегу, их встретили настороженные стволы гвардейцев. Не обращая на них внимание, друзья выбрались из кабины и по щиколотку в воде направились к трапу, ведущему к дому-кораблю. На палубе их встречали Мамыкин, Пашка и Бугай.
— Не хватает духового оркестра и хлеб-соли, — усмехнулся Пашка.
Он демонстративно выщелкнул из пистолета магазин и снова вогнал его на место. Бугай перевесил на плече автомат. Гвардейцы внизу тоже приготовились. Всё ясно, ожидают сигнала, после которого прозвучат выстрелы.
Мама почему-то медлил. Неужели, Лавр не понимает, что сейчас произойдёт? На что он надеется? На помощь кого рассчитывает? Добровольно подставиться под пули — это не похоже на всегда осторожного авторитета. Лучше выждать, не торопиться…
— Если понадобится, обойдемся горохом. Свинцовым, — наконец, вымолвил он. — Пока держите на прицеле.
Лавр и Санчо остановились возле трапа.
— Здравствуй, Григорий Матвеевич, — сдерживая раздражение, вежливо поздоровался Лавр.
— Здравствуй, Федор Павлович, — в тон ему ответил Мамыкин. — Я навещал тебя без приглашения. Ты тем же отвечаешь, да?
Обычная беседа двух хорошо знакомых друг другу людей. Без угроз и оскорблений.
— Пока я валялся в следственном изоляторе — совесть замучила. Выгнал, думаю, человека. Он обиделся. Надо попросить прощения. Покаяться.
— Как говорится, лучше поздно. Считай, прощен.
Минутное молчание. Гвардейцы замкнули кольцо окружения, еще немного и прогремят выстрелы. Из-за деревьев вышли «костоломы».
— Где мой сын?
Мама ухмыльнулся. Он еще спрашивает? Посадят в каморку — вволю наговорится с отпрыском. Если, конечно, живым останется.
— Здесь. Отдыхает. Тоже ведёт диалог с собственной совестью.
Всё! Карты открыты, разговор перешел в последнюю фазу. Но ни Лавр, ни Санчо не достали оружия, оно сейчас бесполезно — на два выстрела ответят десятки.
— Вот и хорошо, что здесь! — «обрадовался» Лавр. — Нам надо решить сугубо экономический вопрос, и без него это было бы трудновато.