Страница 34 из 56
Немолодая, но все еще симпатичная, секретарша вышла из кабинета, извинительно улыбнулась. Чем-то ей пришелся по душе рыжий посетитель. Чем именно? Во первых, не возмущается, не качает права, не размахивает какими-то бумагами. Потом — ведет себя скромно, но с достоинством. Не подсовывает «презенты» в виде шоколадок, флакончиков с духами, конвертов с деньгами.
Она за долгие годы работы в приемных всевозможных начальников так и не научилась принимать «благодарности».
— Александр Ильич просит извинить. Срочные дела. Потерпите пожалуйста, минут двадцать-тридцать.
— Ничего, я подожду…
Конечно, подождет, куда торопиться банкроту? Освобожденного из заключения отца встретит верный Санчо, им есть о чем поговорить. Потом — встреча в городской квартире с невестой, объятия, поцелуи, объяснения в любви. Странно, отец уже не молод, у него, наверняка, было немало женщин и вдруг — юношеская влюбленность, страстная и стеснительная. Впрочем, почему странно? Вполне понятно и закономерно — любовь, если верить сентиментальным романам, всегда омолаживает.
— Может быть, повторить кофе? — участливо спросила секретарша. — Вид у вас усталый!
Откуда быть ему бодрым, когда все последние дни он мотался из города в деревню, потом — к Ольге Сергеевне, после — встреча с адвокатом, оформление продажи пакета акций, посещение тюремной администрации. Поневоле устанешь. Но не признаваться же этой женщине, не поплакать, как принято говорить, в жилетку?
— Спасибо, не надо… Могу я воспользоваться вашим телефоном? Стыдно признаться — свой мобильник забыл на даче.
Мысль о необходимости позвонить отцу, появилась как-то неожиданно. Стыдно — сын не встретил освобожденного узника, не поздравил, не обнял. Как любит выражаться Санчо, западло это, непростительный поступок.
— Ради Бога! Городской — вот этот белый.
Будь в кармане любимая трубка, Федечка ни за что бы не удержался от еще одного звонка — Лерке. Вот он освободится, завершит переговоры с управляющим банком, смотается в деревню и обязательно позвонит!
Городская квартира Лавра долго не отвечала. Или Санчо еще не привез отца, или он наслаждается беседой с соскучившейся Ольгой Петровной. Федечка хотел было отключиться, но трубка перестала капать на мозги, заговорила знакомым голосом.
— Слушаю! Говорите, говорите, я еще не оглох!
Удивительная манера — подгонять! Не успеет сесть в машину — поехали, поехали! Не успеет сесть за стол — кушайте, кушайте! Впечатление, отец сам спешит жить и других заставляет. Вот и сейчас — говорите, говорите! Будто пенсионер страшно занят и у него нет времени ожидать и беспрерывно алекать.
— Значит, ты уже дома? Привет, папенька. Извини, не встретил тебя с духовым оркестром и ротой почетного караула.
— Парадные премудрости мне не к чему. Насмотрелся и наслушался. А вот встретить отца было бы неплохой идеей, — с плохо скрытым недовольством пробурчал Лавр. — Жаль, ты не проникся…
— Проникся, папенька, еще как проникся! — закричал Федечка, но увидев изумление на лице дамы, сбавил тон. — Еще раз извини! Пытаюсь залатать прохудившийся бюджет, а это, сам знаешь, уважительная причина.
— Знаю. Санчо поведал о трудных твоих переговорах. И как — получается?
Федечка снова покосился на секретаршу. Сидит, перекладывает с места на место бумажки, что-то записывает, заносит в память компьютера. И, конечно, слушает разговор посетителя с «папенькой». Наверно, думает, что слово «папенька» — какой-то пароль или погоняло собеседника. Ради Бога, пусть думает, главное, не сливать избыточной информации, о которой непременно узнает шеф.
— При встрече доложу со всеми подробностями. А сейчас занимать чужой телефон и долго говорить как-то неудобно.
— Свою трубку потерял, что ли? Или разбил?
— Забыл в деревне. Сейчас поеду, переоденусь и заберу мобильник. Сам звони или я позвоню. Целую. Федя, он же — Лавриков-младший!
Попрощался и сразу отключился. Примется отец донимать вопросами, один другого острей, не отвязаться. А дама за секретарским столиком только делает равнодушный вид, на самом деле внимательно слушает каждое сказанное слово и мотает на несуществующий ус. Потом понесет в клювике своему боссу и то, что он сказал, и то, что ей показалось.
— Благодарю за телефон, — неуклюже промолвил Федечка. — Понимаете, отец возвратился, а я не мог его встретить. Получилось как-то не по человечески…
Интересное выражение! По человечески, не по человечески. А может быть лучше — по родственному? Со слюнявыми объятиями и притворной радостью? Почему притворной, что за чушь лезет в голову? Отца он любит и его освобождение из тюрьмы — самая настоящая радость…
— Понимаю, — наклонила голову дама. Будто приглашала полюбоваться сложной прической. — Из Европы вернулся? Или — из Америки? У меня подруга уехала в Калифорнию, пишет — самый настоящий рай. Эдем. Не то, что в России…
Соскучилась в одиночестве, вот и радуется симпатичному, терпеливому слушателю. А у него нет времени на пустопорожнюю болтовню, он — занятой человек, бизнесмен на временном отдыхе.
— Ошибаетесь. У отца был более азиатский маршрут. Из городской тюрьмы.
Ничего не поняв, секретарша захлопала длиннющими, наверняка, искусственно удлиненными ресницами. Но уточнять — почему и за что — не решилась. Есть секреты, к которым лучше не прикасаться.
— Знаете, я, пожалуй, поеду. Отец серьёзно обиделся. И… не сидится чего-то. Будто тревожное шило в мягком месте… А с Александром Ильичем свяжусь либо напрямую, либо через его брата, хорошо? Только без обид. Не люблю обижать людей, и в большом, и в малом…
С трудом удержался от коронного выражения Санчо — западло. Любопытная дама посчитает его ругательством, а портить отношение с ней — себе выйдет дороже. Кто знает, сколько предстоит затратить времени в этой приёмной?
— Ничего обидного. Как вам угодно. Управляющему я обязательно передам… Желаю удачи.
Все же обиделась! Интересно узнать, на что? Вроде, вел он себя прилично — не возмущался, не хамил, отвечал на любопытные вопросы вежливо, без недовольства. До чего же непредсказуемы женщины! Ладно, переморгаем, пусть обижается, если ей приспичило.
Выйдя на улицу, Федечка с удовольствием оглядел тротуар, заполненный прохожими, разноцветные легковушки, ожидающие своих хозяев. Он любил городские «картинки», за долгую жизнь в столице сжился с ними, стал их частицей. Даже вид унылых, отживших свой век, пятиэтажек не снижал радостного чувства какой-то причастности.
Невольно Федечка обратил внимание на чем-то знакомую легковушку — красный «опель-кадет». Ну, конечно, эта машина ехала за ним от офиса «Империи» до банка, потом исчезла и вот, удивительно, снова нарисовалась. Совпадение? Не исключается, но все же странно; Москва — не деревня или заштатный городишко, дважды встретить одного и того же человека, или машину — чудо из чудес.
Пасут? Зачем? Лавриков-сын сейчас, без гроша в кармане, обычный гражданин среднего достатка. Никто за него выкуп не выплатит, местным бандитам он еще не успел насолить, а окимовские — далеко, если и дотянутся, то попозже, когда молодой бизнесмен нарастит мускулы, снова встанет на ноги.
А Дюбин, сидя за рулем «кадета» изучающе оглядывал рыжего парня. Вот она, одна из его мишеней — любимый сын Лавра. С любимой женщиной бывшего авторитета не получилось — не ко времени появился ее сын с неуязвимым водителем. Мститель уверен, что две пули, выпущенные из пистолета, достигли своей цели — свалили парня на землю. А он поднялся и начал стрелять.
Фантастика? Как сказать, возможно — реальность. Ведь он тоже был похоронен, но поднялся из могилы, из праха. Вдруг водитель — человек такой же судьбы?
Ладно, оставим парня в покое. При случае разберемся. Кирсанову теперь не достать — она под постоянной охраной. Остаются две мишени: рыжий отпрыск и толстый, закадычный дружок Лавра. Конечно, мишени не равноценные: смерть верного оруженосца авторитет как-нибудь перенесет, не сломается, а вот гибель сына моментально отправит его в ад.