Страница 52 из 68
Внутри что-то разжимается.
— Да. Тошно. Стыдно. Тяжко. Чтобы не жевать сопли, надо было что-то делать — и я начал изучать Нги-Унг-Лян. Быстро понял, что страшно хочу работать здесь — потому, что Нги считали заколдованным местом и потому, что слишком многие болтали всякую пошлую чушь.
— Чтобы предотвратить, что сможешь? — кивает Марина. — Помочь, спасти, изменить к лучшему? В особенности — если видишь, что твои предшественники делают ошибку за ошибкой?
— Да. Мои предшественники лажали по полной программе… А расскажи-ка мне про Мерзлякова. Как вышло, что вы — мало того, что дали его убить, так ещё и труп оставили местным учёным?
Марина неожиданно улыбается.
— Ты чего?
— Живой профессиональный интерес. Тебе лучше? Выговорился?
Я усмехаюсь.
— Отработалась? Общаешься со мной, как с ксеноморфом…
Марина смотрит так тепло, что у меня перехватывает дыхание.
— Свой среди чужих, чужой среди своих… Давно хотела с тобой работать. Я тобой восхищаюсь, Дуров. Знаешь, как? Ты, даже не зная истинных целей миссии, на одной интуиции делаешь то, что надо. Ты вправду — один из лучших наших агентов влияния, ты везучий, феерически везучий! Мы изо всех сил старались тебе помочь, дядя Ваня считал, что тебе ни в коем случае нельзя чувствовать неуверенность в себе — и вся наша команда была готова делать тебе носорога, играть фашистов, террористов, инквизиторов и вивисекторов, лишь бы ты чувствовал себя совершенно правым.
У меня — приступ… не знаю, чего. Я просто обнимаю её за плечи и притягиваю к себе, а она прижимается, тыкается носом в мою шею — она своя — она — Господи ты Боже мой — своя — моя — кои-то веки…
— Какую дуру я валяла, — бормочет Марина, когда я целую её в висок — и прикосновение как откровение. — Какую идиотку — но ты купился, потому что и не ждал другого. Так тебе нужна была поддержка Земли — и так ты не хотел поддержки Земли… а я только и могла…
— Молчи, — шепчу я, и мы целуемся по-настоящему.
На ней — церемониальная одежда знатной дамы, я чувствую себя чудесно и странно, я чувствую себя с северянкой, побеждённой в чертовски тяжёлом бою, я чувствую себя совершенно здешним и совершенно настоящим — и её тело под шёлком жёстче, чем я ожидал, упругая мускулатура… ах, да, она же боец… спортсменка… где сейчас это всё? — нас трясёт от возбуждения и нетерпения, мы торопимся, путаемся в собственных тряпках, как подростки… Госпожа А-Рин, Говорящая-с-Птицами, плебейка, принятая в штабе за стратегический талант, не красавица, нет, но восхитительная, видит Небо, невероятная! У неё — маленькая рука, тонет в моей, я успеваю рассмеяться, она шепчет: «Мы совпадаем по происхождению, Ник», — я растворяюсь в её тепле…
Потом мы сидим на остывшем песке под звёздами. Марина переплетает косу; я смотрю на неё — и горло перехватывает от нежности.
— Был влюблён на Нги? — спрашивает она с тихим сочувствием.
— Нет. Не могу себе позволить, — я нервно хихикаю. — Я теряю контроль только с землянами. С ксеноморфами я — сталь, кремень. Не смею. А ты?
Марина закрывает лицо рукавом, как женщина из Кши-На, вызывая у меня дикое желание ещё её целовать.
— Я — да. Нет. Я тоже не могу себе позволить. Но на Нги-Унг-Лян отправилась исключительно потому, что была влюблена в фотографии её жителей. Ах, как они меня очаровывали… Тебе не понять.
— Это почему? Я почти год борюсь с противоестественным желанием вызвать нги на поединок.
— А я увидела принцев из своих детских фантазий. Живых и настоящих. Которым, как выяснилось позднее, я не нужна ни в каком виде, кроме как в роли товарища и военного советника. Ибо — женщина. А женщина здесь — тень чужой любви, когда каждому хочется свою.
— Ты, значит, всё знаешь… а другие наши женщины на Нги-Унг-Лян работают?
Марина смеётся, трясёт головой.
— Песок в волосы набился… Нет. Женщинам тут едва ли не тяжелее, чем мужчинам. У женщин аборигены вызывают сюсюк стомегатонной мощи, неконтролируемое слюноотделение и собственнические инстинкты. Видел бы ты нги нашими глазами! О, какие лапушки! Затискать бы насмерть! А скажи-ка мне, товарищ мой по оружию, нужны ли наши сюсюканья и тисканья здешним чистым бойцам?
— Как амёбе — телескоп.
— Вот именно. Наши женщины устроены не так, как здешние. Нашим тяжело быть одиночками, чьи неземные прелести демонстративно игнорируются именно лапушками, от которых слюни текут, — Марина хихикает. — А лапушки демонстративно игнорируют: клеить чужую женщину — значит, оскорбить её смертельно… Большинству женщин тяжело быть бесполым объектом деловых контактов, с которым в флирт даже не играют. Будь ты хоть как сильна и мудра — нервы сдают в конце концов. Комплекс неполноценности, знаешь ли…
Становлюсь на колени.
— Я тобой очарован. Ты прекрасна, кровь моя — Небо мне свидетель.
Марина хохочет, отмахивается тренированным жеманным северным жестом.
— Ага! Я — старая уродина с неудачной метаморфозой!
— Злыми словами я пытался бороться со старой и безнадёжной любовью, — говорю я. — Ты помнишь, А-Рин, как мы вместе росли, дрались на палках и мечтали друг о друге — там, в нашей чудесной деревушке в горах Хен-Ер? Нас разлучили, мы сражались с другими, годы нас изменили — но старая страсть…
Марина фыркает и порывисто обнимает меня.
— Ничего — легенда? — шепчу я ей в ухо, и мы снова целуемся. До головокружения.
Нам требуется почти полночи, чтобы слегка остыть. Мы разговариваем, когда заря уже окрашивает пески в нежно-розовый цвет — нам никак не заснуть, мы — как впервые влюблённые школьники или нги в первую брачную ночь. Больно и сладко.
Мы разговариваем на более-менее профессиональные темы между поцелуями.
— Так почему вы бросили Мерзлякова? — вспоминаю я. — Почему не сработал сигнал тревоги?
Марина перебирает мои волосы.
— Коль, у комконовцев нет «тревожной сигнализации». Агенты влияния работают в агрессивной среде и экстремальных обстоятельствах. У каждого из нас сердечко ёкает периодически — мы ведь часто и сознательно идём на риск. Как же нам вживлять «сигнализацию»? Спасатели могут угробить миссию, милый, а миссия иногда стоит дороже, чем жизнь резидента.
Я инстинктивно прижимаю её к себе.
— Хочешь сказать, что вы работаете совсем без прикрытия?
Она улыбается.
— Почти. Большой Брат следит — но и только. В случае с Артуром — ничто не предвещало, как говорится. Одна из наших будничных трагедий…
— Но вы оставили тело…
— Нет. Забрали его живым. Раненым, правда, и с тяжёлой психической травмой — но, уверяю тебя, не бросили. Ты знаешь, как используются психотропные средства, когда надо украсть у аборигенов пару часов жизни? Разве что — не поставили этнографов в известность, чтобы поубавать прыти вашим искателям приключений…
— Погоди, погоди… мне рассказывали о вскрытии тела, Марина!
— Мы оставили им макет. Максимально достоверно изготовленный, чтобы они смогли хорошенько с ним познакомиться. В смысле, с ней — с земной анатомией.
— Хок! Зачем, Небеса благие?!
— Мы создаём прецедент. Морально готовим нги к возможности существования разумной жизни такого вида. Поэтому за всю историю изучения Нги-Унг-Лян ни разу не использовали никаких достоверных подделок — люди, только живые люди. Люди — среди здешних ксенолюдей. Будущая легенда, будущее сотрудничество… Кши-На — исключительно высоко развитая для своих лет культура…
— Говоришь, как о рёбенке…
— Цивилизация-дитя… умненькое, чистое дитя, я бы сказала. Мы готовим почву для будущих прямых контактов, Коля — а будущим контактам выгодна Кши-На. В Кши-на зреет качественный скачок научной мысли, ты отчасти наблюдал его признаки. Там очень удобный менталитет для рывка прогресса — его ничто не тормозит, ни религия, ни общественное мнение. Готовая почва для будущего взлёта, но ещё важнее — этическая зрелость. Им будет просто принять новый технологический уровень — они уже морально готовы. Именно поэтому так важно предотвратить войну.