Страница 44 из 52
У Ра даже мелькнула мысль об убийстве — но воин, спящий сидя, чуть-чуть похрапывал, и его суровое лицо со шрамом на переносице во сне стало моложе.
По комнате плавал тонкий запах, похожий на запах хмеля. Ра принюхался и зевнул.
Ник схватил его за локоть и вытащил из комнаты в коридор, Ар-Нель ахнул и выскочил сам. Алхимия, подумал Ра. Вот что — не колдовство, а какой-то алхимический состав, вызывающий сонливость… Горские травы, вспомнил он и улыбнулся.
Страх рассеялся. По великолепной лестнице, украшенной сосновыми ветвями в драгоценных вазах свинцового стекла, дробивших острыми гранями тусклый свет розовых фонариков, поднимались тихо и быстро, как настоящие воры. На площадке лестницы, сидя, прислонившись плечом к постаменту для вазы, тихо спал дежурный гвардеец. Еще пара караульных спала у приоткрытых дверей в какой-то неосвещенный покой. Дворец превратился в сонное царство; важный Господин в шелках, расписанных ирисами, безмятежно спал на резной скамье, по-детски сунув ладонь под голову — его лицо с приоткрытым ртом освещал фонарик.
Заговорщики остановились в просторной высокой комнате с обтянутыми шёлком стенами, за ширмой, расписанной ветвями кедра и акации.
— Дальше — нельзя, — шепнул Ник еле слышно. — Дальше дежурят бодрствующие лакеи, ещё дальше — спальня твоего будущего друга сердечного. Сюда он, я думаю, придет одеваться — и тут уже нельзя использовать никакой алхимии.
Ра присел на корточки за ширмой. Было очень тепло; он сбросил плащ и оперся плечами на стену, как гвардеец внизу. На душу почему-то сошёл неземной покой; кажется, Ра даже задремал на несколько секунд.
А проснулся, когда проснулся Дворец — и увидел утреннюю белизну за пергаментом окна.
Дворец наполнился запахами и звуками. Зажгли ароматические свечи, потянуло цветами акации и мёдом. В комнате оказалось как-то слишком много народу сразу — и именно потому, что их было слишком много и они вполголоса переговаривались между собой, никому не пришло в голову заметить чужих. Потом Ра думал, что можно было и выйти, смешавшись с толпой придворных — но это потом.
Тогда, за ширмой, дикая смесь досады, страха, злости и обманутых надежд выбила у него дыхание. Ра вцепился в эфес, прижимаясь спиной к стене — Ар-Нель и Ник замерли справа и слева от него, как свита — и ждал, точно зная, что уж собственного Официального Партнёра услышит.
В конце концов, ведь все только и говорили, что о Юном Государе. О его настроении, о его здоровье, о том, что Луна Плача кончается, о каких-то людях, которых он хотел или не хотел видеть, о послах, ожидающих аудиенции, как только будет снят траур…
Говорят о нём, будто о Всегда-Господине, думал Ра. Будто его статус уже подтвержден — до поединка. Эти мысли поднимали в душе ледяную ярость; Ар-Нель шептал в самое ухо: "Ра, дорогой, будьте благоразумны, умоляю", — но уж благоразумия-то на тот момент было совершенно неоткуда взять.
— Государь! — объявил кто-то, перекрывая поставленным голосом болтовню аристократов — и Ра, оттолкнув Ар-Неля, пнул ширму ногой.
Даже Ник не успел среагировать. Ширма упала с грохотом. Придворные отшатнулись, кто-то вскрикнул. Гвардейцам потребовались секунды три, никак не меньше, чтобы схватить Ра за руки — такой прорвы времени ему хватило рассмотреть своего Официального Партнёра хорошо.
Государь остановился в дверях, глядя на Ра, как удивлённый кот. В чёрном и алом — цветах Луны Плача Государева Дома — тощий, бледный, с ассиметричным жёстким лицом, бесцветными глазами и бесцветной косой. Если бы не это удивлённое выражение, смягчившее резкие черты, показался бы совершенно отталкивающим, пришло Ра в голову.
Но реакция у Государя оказалась лучше, чем у гвардейцев. Во всяком случае, взгляд — острее, а разум — более маневренным.
— У тебя — мой меч, — как-то задумчиво проговорил Государь, глядя на руку Ра, которую не посмели заломить за спину именно из-за Сторожевого Пса на эфесе. И почти без паузы приказал: — Отпустите моего Официального Партнёра. Немедленно.
Государь был ростом с Ра, но его тон, светский лёд его голоса — всё это было старше Ра лет на сто. Гвардейцы отпустили Ра и замерли. Аристократы вокруг смотрели на Ра, как на призрак, явившийся средь бела дня, а он сам на миг потерял дар речи от странного чувства, которое принял за злобу.
Государь чуть улыбнулся:
— Что ты здесь делаешь, Л-Та-Вечная Проблема? Откуда ты взялся?
Эта реплика развязала Ра язык.
— Пришёл поговорить, — сказал Ра надменно, еле унимая сердцебиение. — Спросить тебя — ты трус или кто?
В глазах придворных он тут же превратился из призрака в демона-людоеда. Придворным стало очень неуютно в приёмной.
— Обдумывай свои слова, Л-Та, — спокойно сказал Государь. — Они звучат опрометчиво, — и добавил, обращаясь к собственной свите: — Выйдите вон.
Никто не шевельнулся. Представительный Господин в синем кафтане Церемониймейстера и чёрно-красном шарфе облизнул губы и издал какой-то странный, но явно вопросительный звук.
— Я приказал всем удалиться, — медленно и нарочито внятно сказал Государь. — Оставшихся мне придётся считать врагами Государева Дома — и поступить с ними как с врагами.
Свита кинулась к выходам. За спиной Ра остались только Ар-Нель и Ник — Ра затылком чувствовал их присутствие. Государь взглянул на них с любопытством.
— Разве вас что-то исключает из числа прочих? — спросил он. — Л-Та, твои люди глухи?
— Боятся за меня — и всё, — огрызнулся Ра. — Не уверены, что ты не затеваешь какую-нибудь подлость, — и повернувшись к своим друзьям, переводя взгляд с бледного лица Ар-Неля на бесстрастную физиономию Ника, попросил, — уходите, пожалуйста.
Они быстро переглянулись — и вышли. Ар-Нель отвесил глубокий церемониальный поклон, Ник — нет, но от него никто и не ждал бы.
— Это — Младший Ча? — усмехнувшись, спросил Государь, указав на Ар-Неля небрежным кивком. — Л-Та, как ты заставил его прийти сюда, ведь он же боится до смерти? Как вообще вы сюда попали?
— Это что, важно? — спросил Ра с болью и досадой. — Тебе это важно, ты, предатель?
Государь прищурился, от чего лицо сделалось совершенно отстранённым.
— Я вижу, тебе не терпится изложить ту блажь, которой полна твоя голова? Изволь. И упомяни о тех, кто писал твои письма.
Я сейчас его ударю, подумал Ра — и сказал:
— Письма писал я. Я, знаешь ли, не собираю Совет, когда речь идёт о любви.
Глаза Государя расширились.
— Что?
— Любовь! — выкрикнул Ра, ткнув Государю чуть ли не под нос эфес меча со Сторожевым Псом. — Вот это — эту шикарную безделушку, ритуальный подарочек для рабыни — я, дурак, счёл честным вызовом, понимаешь? Настоящим! А ты — струсил, да? Или тебе просто хочется получить даром? Неужели до тебя не доходит, как это низко, низко, низко?!
Государь наблюдал за ним, обхватив себя руками, со странной, пожалуй, даже грустной миной.
— Ну, что ты молчишь? — спросил Ра в отчаянии. — Проглотил язык? Думаешь, не стоит ли позвать стражу, закопать меня живьём, разрезать на части? Давай, зови — мне всё равно!
— Вот как… — медленно проговорил Государь. — Надеешься претендовать на Венец Государев? Это правда, всё то, что говорят о членах твоей Семьи?
— Плевал я на Венец! — Ра чуть не плакал от жуткого ощущения каменной стены, разделявшей его жизнь и жизнь Государя непреодолимо. Нельзя, нельзя ничего объяснить — потому что тебя просто не поймут! — Думаешь, я рвусь на твоё место?! Думаешь, мечтал день и ночь о том, чтобы победить тебя на поединке из-за всех этих цацек?! Да вы же сами меня выбрали — а мне выбора не оставили! Я и не думал карабкаться на Вершину Горы, будь она проклята! Твой Отец согласился с твоим Гадальщиком, ты подтвердил, а меня поставили перед фактом! Знаешь, я всё это ненавижу — и лучше честный бой с пажом, чем та мерзость, которую ты мне предназначил!
— Оэ… — протянул Государь. — Это ново. Ты… очень интересный, Л-Та. Ты что, пришёл отказаться от Венца? От такого статуса? Ты — дурачок…