Страница 42 из 52
Проезжаем город, не задерживаясь. Я только и успеваю, что бегло взглянуть на знаменитый храм Благословенного Союза, построенный, по слухам, вокруг священного источника, смывающего с женщин бесплодие. Город — это пуды ускользающего от меня материала: улица оружейников, улица красильщиков шёлка, украшенная фонариками из образцов товара, рынок, расположенный на крытом сферической крышей пространстве, улица стеклодувов, мастерские каллиграфов и живописцев; центральный проспект — фасады роскошных особняков украшены лепниной в виде родовых орнаментов владельцев, над парадными подъездами — красные и голубые фонарики с Добрым Словом, обычно "Удача для Достойных" или "Любовь и Честь"… Ох, как мне хотелось бы всё тут рассмотреть…
Нам некогда. Я оставляю исследования до лучших времён — вдруг они и вправду наступят.
Останавливаемся на ночлег километрах в пятидесяти от столицы, на деревенском постоялом дворе. Рано темнеет; мои аристократы не хотят ехать настоящей ночью, да и лошадям нужен отдых.
В комнатушке — местном номере "люкс" — полутемно, накурено ванильной ароматической свечкой, но всё равно попахивает клопами. Хорошо еще, что, по местному обычаю, "удобства" — в пристройке, поодаль, и ими не несет внутри жилых помещений. А вот местные клопы — это плохо, они здорово кусаются, не делая для землян исключений. Хозяин, впрочем, божится, что в господских апартаментах паразитов нет; и он, и его сыновья, помогающие гостям устроиться, смотрят на аристократов с плохо скрытым восхищением. Надо быть здешними светскими снобами, чтобы неподдельно не видеть и не слышать всех этих плебейских восторгов — из-за неплотно закрытой двери я слышу жаркий шёпот: "Каков Господин, а? Эх, в жизни не станет драться с мужиком, а уж я бы ему показал…" — "Да, показал бы… чего он не видал-то? У него на эфесе — Сторожевой Пёс, чем бы ты его удивил — колом из забора?" — и печальный вздох. Плебеям можно только посочувствовать — но Ра и Ар-Нелю до них никакого дела нет.
Они пьют свой чок и разговаривают вполголоса. У них другие проблемы, посерьёзнее.
— Только бы его увидеть, — шепчет Ра не менее жарко, чем здешние деревенские ребята, прижимая к груди меч Государева Дома. — Только бы увидеть, а там я догадаюсь, что делать.
— Ради Земли и Неба не забывайте моих слов, милый Ра, — говорит Ар-Нель. — Я не знаком с Принцем, разумеется, но мне его видеть приходилось. Он показался мне опасным бойцом — и у него, конечно, здравый холодный рассудок рожденного на Вершине Горы.
— Господин Ча, Ар-Нель, дорогой, — шепчет Ра, кусая и облизывая губы, — да пусть меня лучше убьёт Официальный Партнёр, чем я буду кому-то рабыней! И не возражайте. Без поединка берут только рабыню — как бы она потом не называлась. Клянусь, если со мной это сделают, я прирежу его во сне и заколюсь. Жить обесчещенной тварью — не буду.
Ар-Нель вздыхает.
— Друг мой, я всё понимаю, я на вашей стороне, и мы с Ником сделаем всё, что сможем… но, пожалуйста, ни на миг не упускайте из виду: обстоятельства могут повернуться любой стороной. Ни в коем случае не отчаивайтесь…
— Я не собираюсь, — Ра лихо смахивает чёлку. — Я просто уже решил: либо я — Официальный Партнёр, либо — отправляюсь в Обитель Цветов и Молний. И меня никто не убедит, что это неразумно.
— Жизнь — ценная вещь, — улыбается Ар-Нель.
— Да, — в глазах Ра — злой огонёк. — Если это — настоящая жизнь.
— Ник, — спрашивает Ар-Нель, — ты уверен, что нас никто не слышит?
Я киваю. Маленький Ра несёт политически опасный вздор. Если бы кто-нибудь узнал, что тут говорится — нам бы не избежать больших неприятностей. Всем троим. Царедворцы здорово просчитались, выбрав главной кандидатурой в Официальные Партнёры будущему королю этого юного смутьяна. Достойный отпрыск собственного рода, однако.
И я присматриваю за тем, чтобы никто случайно не услыхал, как этот анархист тут митингует. Ах ты, ёлки-палки, как же такому объяснить, что общественное выше личного? Нет, он намерен драться не за корону, что бы не болтали его братья — он абсолютно серьёзно собирается драться за честь…
Нам с Ар-Нелем с трудом удаётся уговорить его съесть кусочек пирога с рыбой. Ра не хочется есть, он не может заснуть — ему хочется прокручивать и прокручивать в уме те слова, которые он предназначил для своего Государя. В конце концов нам удаётся отвлечь его разговором о приёмах боя; после Ра всё же засыпает прямо в одежде, поверх одеяла.
Ар-Нель сидит на корточках около жаровни, глядя на тлеющие угли.
— Нервничаешь? — спрашиваю я, присев рядом.
Ар-Нель поднимает на меня глаза. На его лице — почти отчаяние, но он улыбается.
— Вероятно, я сделал самую большую ошибку в жизни, Ник, — говорит он медленно. — Вероятно, самым разумным поступком для меня будет немедленное бегство — пока меня не закопали живьём. От бегства меня удерживают только три обстоятельства: промёрзшая земля, которую нелегко копать, честь Семьи Ча и сочувствие этому сумасшедшему ребёнку, у которого нет никого, кроме нас… Я почувствовал бы себя последним мерзавцем, навязав свою дружбу Юноше, которому предстояла блестящая карьера, и обманув его сейчас, когда он одинок и может быть обесчещен.
Я глажу его по плечу — и он подчёркнуто смотрит на мою руку.
— Прости, — поправляюсь я. — Я хотел сказать — мне нравится то, что ты делаешь.
— Я оценил, — усмехается Ар-Нель. — Но словами я понимаю лучше.
Я киваю. Остаток ночи мы караулим по очереди, кажется, ожидая, что в эту занесенную снегом лачужку, слишком громко названную постоялым двором, вот-вот нагрянет королевская стража — но никто не приходит.
Мы уезжаем затемно; мои аристократы молчат. Я тоже молчу.
Мне здорово неспокойно.
Столица должна была поразить Ра, но он сам удивился собственному скептическому спокойствию.
Да, думал он, да, я — деревенский Юноша в очень большом городе. И что? Да, здесь за один день можно увидеть больше людей, чем дома за всю жизнь, да — они изысканы и роскошны, эти столичные жители. И что? Это всего лишь дело привычки к месту, где ты родился.
Вероятно, жители столицы неловко чувствовали бы себя в деревне.
Ар-Нель велел прикрыть полой плаща эфес меча с головой Сторожевого Пса Государя, и Ра послушался. Это нехитрое действие сразу превратило Официального Партнёра Почти Государя в провинциального Мальчика, ищущего в Столице приключений — и смотрели на Ра немногие и недолго.
Из-за смазливой физиономии, подумал Ра с отвращением. Не из-за того, что я беглец.
Существовать в опрокинутом мире без ориентиров было непосильно тяжело. Ра страшно устал от собственных мыслей; куда бы он не пытался их повернуть, они снова и снова соскальзывали на один и тот же круг: как же ты мог согласиться? Я понимаю, что взрослые предадут ради собственной выгоды любого из нас — но ты, ты как мог? Ты — трус? Ты жесток? Тебе нравится мысль обо мне, Смутьяне Л-Та, разделанном, как куропатка в кухне — поданном тебе на подносе? О Л-Та — рабыне? Ты наслаждаешься тем, что ты — Без Пяти Минут Государь, и никто не может тебе перечить?
Эти мысли лежали на душе таким тяжёлым грузом, что всё вокруг заволакивало красным туманом. Ра чувствовал себя рассеянным и разбитым. В столичном трактире подавали жареные пироги с ежевикой и засахаренными лепестками акации, но запах, до сих пор ассоциировавшийся с праздником, вызывал тошноту. Ра то клонило в сон, то выбрасывало в явь, от которой резало в груди.
Стоило закрыть глаза, как Ра видел Дворец, выжженный на внутренней стороне век. Не иллюзорный — настоящий. Не Вершина Горы, а Железный Дом.
Собственно, Ар-Нель сказал, что тот помпезный фасад, выходящий на Площадь Встреч и украшенный бронзовыми вензелями Дома Государева — это всего-навсего флигель, предназначенный для официальных приёмов, а сам Дворец — это три сияющих золотом шпиля-клинка, втыкающихся в небеса далеко за парковыми деревьями. Но если это так — тем более; кованое железо прикинулось Государевым Золотом, но частокола с черепами, насаженными на острия, отсюда, с Площади, вероятно, просто не видно.