Страница 29 из 52
Допустим, я понял: у парня осложнение зимней лихорадки. От этого умирают — аборигены, естественно. Земляне защищены биоблокадой, но и так, скорее всего, не передалась бы местная зараза — другая у нас биохимия. Что я должен делать? Погоревать вместе с родными мальчишки и записать похоронный обряд — приличных похорон в банке данных ещё нет.
Тем более, этого Ма-И я почти не знаю. Он — замкнутый и неразговорчивый, шумных сборищ не любит, внимания к себе особенно не привлекает. То читает, то рисует. Со старшими братьями только отрабатывает фехтовальную технику. Фехтовальщик — не фонтан, совсем. На старших, да и на младшего, не похож особенно: они — сплошной драйв и натиск, а он — тихоня и, кажется, мямля…
Всё равно не жилец, думаю я и несу ему горячий отвар с сиропом, а заодно прихватываю и свою торбу — на всякий случай. Но не собираюсь ничего применять. Во-первых, нельзя. Во-вторых, если парень и выкарабкается сейчас — убьют потом, на поединке. Тихоньких тут не слишком любят, ими почти брезгают.
Пока я готовил отвар, Ра зажёг фонарик в своей комнате. Настоящих дверей тут нет, дверные проемы задвигаются выдвижной панелькой, как в купе; местные жители ценят уединение, не теснятся, как часто бывает в такую эпоху. Панелька отодвинута — Ра ждет, когда я приду.
Ма-И дремлет на тахте Ра. Он очень бледен, губы синие; светлые волосы прилипли к лицу. Свернулся клубочком, дышит с таким хрипом, что от двери слышно. Грудь ходит ходуном, как у задыхающегося. Всё вместе выглядит очень впечатляюще, даже для неспециалиста.
Ра сидит рядом на коленях, гладит Ма-И по щеке, по плечам, кусает губы. Поворачивается ко мне:
— Будить ли Мать? Будить ли Отца? Госпожа Лью говорила — ты понимаешь в болезнях…
Ну да. Это ты спрашиваешь, доживет ли твой братишка до утра. Хороший вопрос. А я знаю?
— Господин, — говорю я, — так сразу не ответишь. Мне надо помолиться… горским богам. Тебе лучше уйти, а то боги меня не услышат. Не вздумай звать Господина Н-До — он спит с Госпожой Лью, если она заразится зимней лихорадкой, это может убить и её вместе с ребенком.
Ра обхватывает себя за плечи. Мнется.
— Иди, иди! — говорю я грубо. — Вытолкать тебя, что ли?
Дикарское хамство, как всегда, срабатывает лучше, чем изысканная светскость. Ра кивает, выходит. Я присаживаюсь на край тахты, спиной к двери.
Что ж мне с тобой делать, Ма-И, думаю я. По уму, тебе нужны антибиотики, кислород, капельница с чем-нибудь, поддерживающим сердце, и наблюдение специалиста. И этого всего ты, конечно, ни при какой погоде не получишь. За сеанс экстренной связи с базой мне комконовцы голову оторвут, да тебе этот сеанс ничего и не даст: у биологов будет одно на языке — не смогу ли я доставить им твой труп для вскрытия?
Они вас не любят, биологи. Ваших животных, ваши растения — другое дело. Но вас самих считают ошибкой природы — в этом они заодно с КомКоном. Агрессивными мутантами считают, недочеловеками, примитивной культурой. Материалом для препаратов.
Не будем звать биологов.
Ма-И дёргается и кашляет. Кашляет, кашляет и кашляет, до рвотных позывов. Но крови на губах, вроде бы, пока не видно. Я разламываю очередную капсулу нейростимулятора — что ещё я могу сделать? — и держу голову Ма-И, так, чтобы он хоть сколько-нибудь вдохнул.
Он судорожно втягивает воздух, всхлипывает. Он горячий, дыхание как из печки — и горячими пальцами вцепляется в мою руку. Смотрит, мутно:
— Ник, это ты? У меня вот тут что-то… развяжи вот… — и свободной рукой пытается ослабить воображаемую удавку на горле.
И я пропадаю. Фундаментально нарушаю устав. В конце концов, ему всего лет семнадцать, а бросать на произвол судьбы ребенка, даже инопланетного ребенка, нелюдя и эволюционное извращение — мне нестерпимо.
Ладно, выговор мне получать ещё не скоро!
— Сейчас полегчает, не бойся, — говорю я. Треплю его по голове, достаю из своей чародейской торбочки шприц с дозой биоблокады. Дьявол, этого делать нельзя, нельзя, нельзя! Клинически не опробовано, он — чужак, его наша биохимия может просто убить на месте… но нет у меня больше ничего. Горские боги дадут — биоблокада убьёт только вирус, относительно не тронув иммунную систему. — Будет чуточку неприятно, а потом легче, — обещаю я и втыкаю шприц в еле заметно выступающую на запястье вену.
Да уж, неприятно ему не чуточку! Кашель сгибает его пополам, он задыхается, цепляется за меня — а мне остается только совать к его носу всё ту же сломанную капсулу и уговаривать:
— Ну давай, Ма-И, дыши, дыши! Не валяй дурака.
Чувствую себя ужасно. Вот сейчас он умрёт, а меня обвинят в грязном колдовстве и причинении порчи — а вот нечего молиться у постели юного Князя кому попало! Дурак я, дурак! Дорога в ад вымощена благими намерениями…
В комнату заглядывает Ра, отшатывается.
— Ник, что ты делаешь?!
— Пытаюсь заговорить демона лихорадки, — огрызаюсь я, и остатки пустого шприца тают у меня в руках. — Упрямый… зарраза…
Ра подходит, садится рядом, заглядывает мне в лицо, смотрит на брата. Ма-И больше не кашляет, его мышцы расслабились — боюсь, что это агония.
Осторожно кладу его на тахту. Он дышит, но его глаза закрыты, лицо кажется отрешённо спокойным. Вроде хрипы не так слышны, хотя пёс его знает…
— Третий спит, да? — спрашивает Ра шепотом. — Ему лучше?
— Если боги захотят, — говорю я. — Не смотри ты на меня так! Я просто человек! Знаю кое-какие травы и заговоры — и всё!
— Ник, — говорит Ра проникновенно, — ты хороший. Я всё понимаю. Никто не узнает, что ты колдовал, чтобы помочь Ма-И — а я тебе этого никогда не забуду.
С родными вы — просто воплощённое сострадание, думаю я, но когда дело доходит до драки — вообще забываете, что это такое. Планку срывает вместе с гвоздями.
— Я ещё не знаю, поможет ли мое колдовство, — говорю я мрачно. — Надо подождать, поглядеть день-другой…
— Но Ма-И лучше, — говорит Ра. — Я же вижу!
Он везунчик, этот Ма-И! Дыхание у него потихоньку выравнивается и температура понемногу падает. Похоже, он, действительно, уснул — после такой дозы стимулятора обычно срубает очень чисто, особенно если не чувствуешь сильной боли. Если биоблокада не сожрёт вместе с вируснёй его родные антитела — можно сказать, Ма-И уцелел.
— Подожди радоваться, — говорю я. — До утра он доживёт, а дальше…
Ра хватает меня за рукав. Забылся, конечно. Переволновался.
— А, оставь! Не говори так… или ты боишься сглазить его? — и затыкается.
Очень хорошо.
— А ты всё болтаешь и болтаешь, — ворчу я самым горским и дикарским образом. — Лучше бы тоже поспал. Я посижу с твоим братом.
Ра приносит тюфяк из комнаты Ма-И и устраивается рядом с жаровней. Засыпает быстро — его отпустил ужас. Я поправляю фитиль в фонарике.
Видимо, в этом мире у меня такой принцип работы: чтобы вызвать доверие к себе, надо прийти на помощь в экстремальном случае. Может, если Ма-И выживет, мое положение в доме Л-Та изменится к лучшему, как знать…
Ра просыпается ни свет, ни заря — рывком. Вскидывается.
— Ник, Третий жив?
В окно, затянутое пергаментом, еле просачивается серенький утренний отсвет.
— Жив твой брат, жив. Спит. Ещё долго будет спать — ты его не буди. Он должен победить демонов во сне, понимаешь? — говорю я с компетентным видом.
Ра кивает, тихо встает, на цыпочках выходит из комнаты, прихватив свой меч и шерстяной плед.
Ма-И вправду спит. Он мне очень нравится: лицо уже не выглядит восковым, он дышит ровно, только чуть похрипывая, и жар потихоньку сходит — ещё температурит, но уже не сгорает заживо. Везуч, везуч! Похоже, ухитрился справиться с биоблокадой, когда она съела вирус.
Ну что можно сказать? Честно заработал себе ещё несколько лет — а там уж как выйдет. Молодец.
Ра возвращается вместе с Юу и Н-До. Вся эта компания тут же сооружает передо мной живую картину "Братская любовь" — как они смотрят на Ма-И, как осторожно дотрагиваются до его лба и щёк, чтобы прикинуть, спал ли жар! Воплощение заботы…