Бремя удачи

Всякому известно, что роль магов в шпионаже и терроре пассивна. При должной обработке любые заклинания или предметы с особыми свойствами рано или поздно выдадут почерк и след личности мага, который их создал. Число наделенных талантом и прошедших обучение невелико, все они на учете, слепок личности и магический почерк каждого известны и хранятся в архиве… Нет, маги работают иначе. Они передают сведения без телеграфа и телефона. Они копируют тайные документы, маскируют присутствие нужных нанимателям людей там, где их не должны видеть ненужные. Наконец, маги составляют костяк систем личной охраны. Мало какое оружие способно сравниться по эффективности, точности, мощности и избирательности с боевым стихийщиком приличного уровня, к тому же неприметным, что весьма ценно.

Платон Потапович глянул на тщедушного сутулого старичка, клюющего носом в сладкой послеполуденной дреме. Там, за окном – сад. Мало кто знает, отчего прижился на доходном месте садовника Пеньковых человек нерадивый, подслеповатый, склонный допускать цветение крапивы и случайно губить сортовые розы. В шестьдесят восемь нетрудно слыть чудаком и сонным лентяем. Это для молодого человека щуриться и прикрывать глаза странно, вмиг заподозрят поисковика. Впрочем, садовник является таковым лишь по дополнительной специализации, его основная стихия – огонь, вспомогательная – вода. Столь гремучую смесь только Марк Юнц решается культивировать в учениках. И начал испытания с этого своего студенческого приятеля, человека опытного, ценного, но утомленного охраной дворца с его пылью и скукой. Зато на новом месте он счастлив: постоянно находится на свежем воздухе и разнообразит свой досуг, посещая библиотеку, изучая садоводство или помогая в автомастерской фон Гессов. Даже завел с недавних пор двоих учеников: цыгана Макара наставляет в инженерном деле, а Александра, младшего из магов семьи фон Гесс, – в работе со стихиями. Но главная страсть старого мага – дрессировка собак. Доберманы стали для садовника настоящей радостью, ведь служат не за страх и не во имя подачек, любят не по приказу, а всей душой.

Садовник и теперь сидит на складной скамеечке у самой калитки. Рядом в траве лежат Саня и Ромка – виднеются лишь зеленые голые пятки обоих мальчишек. Зато псы – вон, замерли, дрожа обрубками хвостов. Ждут распоряжений.

Потапыч усмехнулся и нехотя отвернулся от окна. С долей отвращения посмотрел на толстую папку с бумагами. Посольские дела. Ложь, полуправда, тонкие намеки и изящные предположения, не дающие настоящего понимания и главной правды. Старый Свет неспокоен, зреет в его недрах гнойник… Но где и когда он явно вскроется? И как понять, для чьей пользы делаются намеки? Посол в Аттике жалуется: верфи загружены новосветскими заказами – а зачем вдруг понадобились корабли? Торговля-то второй год усыхает, ей всякая неопределенность во вред. Или военный советник, командированный во Франконию, – пишет сплошными недомолвками, но так часто упоминает «трудную осень», что на душе темнеет.

У входа зажужжал звонок. Потапыч глянул в окно: садовник по-прежнему кормил доберманов и в сторону парадного даже не покосился. Угрозы никакой. И прибывший не из дворца…

Слуга заглянул в залу, вопросительно покосился на Фредерику: можно ли беспокоить Самого? Та чуть заметно сузила веки, давая разрешение. Минутой позже поднос с визиткой оказался у подлокотника кресла хозяина дома.

Платон Потапович прочел имя и задумчиво кивнул, соглашаясь принять гостя, не самого желанного и даже нежданного. Фредерика, разбирающая свои бумаги на большом столе, выругалась на арьянском: она предпочитала именно этот язык для выражения отрицательных эмоций.

– Фредди, ты сегодня мрачна, – возмутился Потапыч. – Я дома, без всех своих советников, просители не стоят перед особняком в три ряда, наш Ромка еще никому не продал мою шубу, не сбежал в табор и не приволок в парк танцующего мишку. Что же не так?

– От большого призрачного ума Дивана распорядилась пустить в открытую продажу паи завода, – скривилась Фредди и зло, со стуком, выставила на стол огромную коробку. – Кто меня дернул за язык, этого и маги не скажут. Но я сама объявила открытый выбор названия для модели сперва среди пайщиков, а после и более общий.

– Все газеты писали о твоей щедрости, – с явной насмешкой хмыкнул Потапыч. – А я сразу сказал: бабья дурь безмерна. Но ты в ответ ругалась точно так, как сейчас. С изрядной изобретательностью. Ежели еще ответов подождать, автомобиль в производство можно и не запускать, арьянцы утянут все, что есть смысл воровать. Не они, так эти ловкачи новосветские. Невозможно всем миром придумать что-то толковое, но ты желала создать машине известность и заводу – репутацию. Ты преуспела, теперь расхлебывай эту вонючую коричневую удачу самой большой ложкой.

Фредерика перестала копаться в коробке и недоуменно глянула на мужа. Обернулась к дверям зала, увидела Надю, приемную дочь, и рассмеялась, наконец-то сообразив, почему Большой Мих не изволит применять более прямые и удобные названия для бабьей глупости…

– Надюшка, – улыбнулся Потапыч, прошел через зал и подхватил дочь на руки. – Помоги мамке. Она, вишь, дурное дело учудила. У нее полон ящик ответов и, полагаю, ни одного годного. Я же просматривал. Наш народец как только машину не желает назвать. То ли подначку копит, то ли и впрямь без ума пишет. «Золотая рыбка», «Гореслав», «Тройка» и даже «Пряник»… Ну как эдакое продавать? Да еще иноземцам. Подойди и сделай так: закрой глаза и вытяни мамке удачную бумажку.

– Пап, так во мне нет никакой удачи особенной, – сообщила Надя то, что знали все маги, проверявшие способности девочки.

– Надюха, ты папу слушай, – засмеялся Потапыч, воодушевляясь. – Иди и тяни. Потому как на всю коробку нет ни единого годного названия. И вся удача наша в том, чтобы мамке это в один день доказать. Иначе Фредди себя изводит, по сто раз перебирая глупости и сомневаясь. Да сверх того ругательные слова шипит столь яростно, что мне в каждом из них мнится магия. Икает народец, ох как изрядно икает, если моя Фредди злится.

Надя кивнула, подошла к коробке, встала на цыпочки, поводила рукой в шуршащем ворохе бумаг – писем, телеграмм и записок, переданных секретарем. Фредерика выпрямилась, потерла поясницу, прошла к креслу и наконец-то глянула на имя гостя, уже наверняка ожидающего мужа в кабинете. Недовольно поморщилась, признавая день не самым удачным. Надя между тем закончила щупать листки и уверенно вытянула один. Все еще жмурясь и не подглядывая – ее ведь попросили о важном – передала отцу.

– «Жар-птица», – прочел Потапыч. Расхохотался. – Фредди, это явно лучшее, что есть в коробке, Надюха молодец. Сожги прочие бумажки и решай хоть с Мари, хоть с пройдохой Макаром, хоть вон с садовником фон гессовским и нашим заодно, годится ли название.

– Да, выбрали, – задумалась Фредди, опасливо глядя на листок.

– Хорошее имя, гордое, звучное, – сохраняя на лице серьезность, кивнул Потапыч. Поправил костюм, убрал деловые бумаги в портфель, звонко щелкнул замочком. И добавил ровным тоном: – Сокращенно для первой модели, значит, получится «ЖП-1». Самое оно. Точнее некуда, в сем имени критически накоплен и ловко упакован весь смысл выбора великим вече, иначе именуемым базарной толпой.

– Платон! – почти всхлипнула Фредди, махнула рукой вслед мужу и рассмеялась.

Потапыч не обернулся. Он уже шагал по коридору, стараясь сохранить в душе остатки мирного домашнего настроения. Ведь даже первый министр должен иметь право на отдых. Хоть иногда, изредка. Правда, стремясь к отдыху, не следовало закладывать две новые магистрали железных дорог в ближний план. И затевать большую земельную реформу вряд ли стоило. А уж слушать Мари с ее суфражистскими идеями всеобщего образования… Вдобавок план электрификации привел в бешенство всех магов, поскольку грозил сокращением полезности бытовых заклинаний и государственных заказов на освещение, передачу сообщений и иные услуги. С недавних пор слово «телефон» у стихийщиков стало едва ли не ругательным.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.