Страница 2 из 4
В такие ночи не только дети поверили бы в то, что говорил старый шаман.
Все в племени знали, что по здешним горным долинам и перевалам бродят призраки прошлого. Горе тому, кто попадется им на пути — утром соплеменники найдут лишь окоченевший обезображенный труп. Смерть найдет и того, кто отведает воды, бьющей из подземный родников, раскиданных во множестве вокруг горы, ибо ключи те отравлены. Несчастный сгорит за день, дрожа в лихорадке, теряя волосы и истекая гноем, кожа слезет с него как перчатка.
Проклятое место. Не для людей.
— Как думаете, почему началась Война? — он обвел своих маленьких слушателей вопросительным взглядом, но все молчали, ловя каждое слово. — А отчего происходят войны? Если вашему отцу или брату попадется на ночной дороге богато одетый, но безоружный человек — особенно из чужого племени — неужто не воткнет тот ему нож в спину? Вот и мы были слишком богаты и слишком слабы. Земля наша была еще обильней, чем сейчас — поля плодородными, леса густыми. Но самое ценное было не в них. Пятьдесят зим назад люди рыли огромные ямы, чтобы выкачивать из глубоких недр черную кровь земли — нефть. Теперь? Нет, теперь никто ее не добывает. Мало осталась, да и та никому не нужна. Машин, которые ей питались, давно нет, а больше-то ее девать некуда — разве что в светильники заливать.
Но тогда было иначе. Ни одна страна без нее не могла жить.
И был у нас враг за семью морями. Страшный враг. Лютый и сильный. Давно бы уже сокрушил он нас и забрал нашу землю, а вместе с ней и нефть, и другие богатства, если бы не оружие невиданной силы. Представьте себе снаряд от метательной машины, увеличенный в тысячу тысяч раз, которой сожжет не дом, а целый город, а то и несколько городов. Такие снаряды были и у нас, и у заморских супостатов. И потому ни они не могли нас уничтожить, ни мы их.
Так было до тех пор, пока к власти в нашей стране не пришел Горбач. Была на его челе печать бесовская, поэтому и звался он Меченным. И имел он длинный язык и часто поминал злых духов «гуманизма», да «компромисса», да «консенсуса». Такое у него было заклинания. И говорил он, что народ, мол, наш шел неверным путем, и теперь нам надо сближаться со всеми соседями, которые только и ждут, чтоб распахнуть свои объятия. А еще, что раз у нас не останется больше врагов, то оружие, что мы накопили, надобно разломать. Можете представить, чтобы ваши отцы отнесли свои луки и сабли в кузню и разбили их молотом? Не можете. Но вы выросли в иное время, а тогда люди были много наивнее. Поверили они сладким речам Меченного, хлопали в ладоши, радовались, что нет у нас больше врагов, одни друзья вокруг… И разломали половину своих ракет. Продолжил дело Горбача Ёлкин, который пил столько огненной воды, что его мозги стали мягкими как кисель. При нем распилили половину оставшихся. А завершил — Капутин, чье имя на древнем языке немецком означает «Смерть». При его власти разбивали и уничтожали меньше, но многие снаряды попортились от времени — съела их ржавчина, как любое оружие; а новых почти не делали. И осталась у нас только десятая часть от того, что было некогда. А у супостата к тому времени кроме ракет со снарядами ядерными были и обычные, крылатые, но летевшие с такой скоростью, что даже ветру не угнаться. И было этих видимо невидимо, и окружили ими враги нас со всех сторон, так что в любой уголок страны хоть одна могла долететь за время, пока горит лучина.
Волновались из-за этого наши воеводы, но друзья заокиянские им говорили: «Не бойтесь, это мы не в вас целимся, а в диких зулусов. Вон, разве не видите, они всему миру угрожают, страсть какие злые!»
И улыбались нам заморские «друзья», и привозили отравленные сладости и игрушки из ядовитой пластмассы, которые до сих пор не сгнили в земле. Но с каждым годом все жадней засматривались на нашу страну, аж слюнки текли. Как волк на отару без пастуха.
А правитель наш самый последний был слабый и лукавый, даже хуже, чем тот Меченный. Хоть и Медведем звался, а душу имел заячью. Говорил много и хорошо, но делали мало и плохо. Он и все его бояре хотели только сладко есть и мягко спать. Умирать за родную землю они не собирались. И тогда тайно сговорились с ними посланники «друзей». Сказали: идем на вас войной, и прихлопнем как мух, потому что корабли морские и воздушные у вас проржавели насквозь, оружие никуда не годится, да и сами вы бойцы никудышные.
Это была правда. А еще «друзья» сказали: что если не сдадитесь, горе вам, воеводы, — в железной клетке выставим как зверей на площади города Гааги, а после повесим за преступления против Человечности, как многих до вас. А коли покоритесь — так уж быть, пощадим, да еще наградим щедро, дворцами на райских островах да златом и серебром, а лучших из вас оставим над вашим народом начальниками, будете править от нашего имени. Только заставьте войско ваше сложить оружие и раскройте нам все тайны, да после дань не забывайте платить.
Испугались вельможи да бояре думные и сам царь-президент, Не хотели они в железную клетку, поэтому и предались лютым «друзьям». Что было дальше с ними, неведомо. Может, и вправду разрешили им чужаки на райские острова улететь, золотом осыпав. Да только не верю я, что перед трусами, собственную страну предавшими, кто-то будет слово держать. Единожды солгавшему кто поверит? Так что ждал их совсем не райский остров Гуантанамо, а после клетка гаагская. Да и поделом шакалам, пусть бы их всех уморили в темницах. Но свое черное дело они сделать успели.
В ту же ночь, узнав у предателей все секреты, напали супостаты — подло, вероломно. И погибла страна за один час. Корабли летающие — самолеты — и корабли морские сожжены были без боя, еще на причалах. Подлодки, которые ходят под водой глубже рыб (я вам про них говорил), и те враги потопили все до единой.
Войско разбежалось. Генералы наши тоже хотели жить, а некоторые даже надеялись, что им позволят командовать и при власти чужой. Большую часть городов захватчики заняли без единого выстрела. Да не стрелы тогда были, сколько вам повторять! Но разницы нет никакой, что лук, что автомат, когда на тебя направляют «Томагавк» с корабля в двух тысячах верст. Там, где хоть кто-то осмеливался сопротивляться — бросали бомбами, пока даже золы не осталось. Но таких было мало. Почти все покорились, согнулись — но и для них у «друзей» была предназначена страшная доля. Их окружили колючей проволокой, оставили вымирать; без света, без тепла, без воды и пищи. Не нужны они были «друзьям». У них своих рабов хватало по всему свету.
Все пропало. И быть бы народу неотомщенными, если бы не устояла одна последняя крепость. Звалась она Ямантау. Нашелся генерал-воевода, который подлому приказу не подчинился. И ворота врагам не открыл, и воинов своих не разоружил, а наоборот, приказал немедленно стрелять снарядами по вражьей стране, что за семью морями. И не помогла супостатам их оборона хваленая. Хоть и было у нас снарядов в десять раз меньше, но почти все попали в цель. Но не по городам и мирным людям они метили, хотя, конечно, тысячи тысяч погибли и по ту сторону великого моря. Самое главное — армию вражескую удалось извести почти под корень, и заводы военные… такие большие кузницы, сто раз говорил! — и корабли морские да воздушные. И была их сила сломлена, и вскоре многие народы по всему свету поднялись против них. Кончилось их власть навеки.
Рассвирепели тогда «друзья» и решили стереть с лица земли оплот наш последний, ни с чем не считаясь. Три дня и три ночи падали на Ямантау ракеты. Земля кругом ходила ходуном, как бурное море; небо тряслось, песок превращался в стекло, а камни становились мягкими как глина. От живых тварей и растений на целый день пути вокруг осталась одна пыль да сажа.
Были у них особые снаряды, которые могли проходить сквозь толщу земли и выжигать все подземные ходы. Ими они в первый же час войны уничтожили все глубоко запрятанные крепости-бункеры в Москве. Погибло и Метро — место, где поезда подземные ездили. Помните поезда — такие телеги, что ходят без лошадей? Я же вам рассказывал… В метро том сгорели сотни тысяч человек, которые схоронились в нем, когда завыли сирены. Нет, не с рыбьими хвостами, забудьте по те книжки. Сирены гражданской обороны… А те, что не сгорели, те задохлись. А те, что не задохлись, те умерли от жажды и голода. Все до единого.