Серый экспресс

– Вот и договорились. А сейчас, я пойду собираться, а вы, Виталий Родионович, как приведете себя в порядок, зайдите в мое купе, сделайте одолжение. А то знаете, я хоть и люблю путешествовать налегке, но Свенельд собрал такую посылку в Университет, из своих находок, что одному, боюсь, мне с ней не совладать.

Нищему собраться, только подпоясаться… Или как-то так. М-да. А ведь здесь я, действительно, нищий, да еще и бомж в прямом смысле этого слова. Я глянул в зеркало, и невольно усмехнулся. Ага. Хорош бомж! В «визитке», котелке и лаковых штиблетах. Да, еще пальто из шерсти, типа кашемира. Ох-ре-неть.

Столичный вокзал встретил нас шумом толпы, свистом перепускных клапанов многочисленных паровозов и поднимающимся к стеклянному куполу над перронами, паром. Грохочут массивные тележки управляемые рослыми усатыми носильщиками, тявкает маленькая наглая собачонка какой-то дородной дамы, дефилирующей по перрону, с грацией гиппопотама, под ручку с не менее внушительным господином. Опа, а вот это интересно! Не успели мы с профессором выйти из вагона, как начались приключения. Я в этот момент, как раз принимал из рук проводника в отутюженной форме и белоснежных перчатках, тяжеленный чемодан Меклена Францевича, и поэтому только краем глаза заметил какое-то движение рядом с профессором. Чемодан тут же был аккуратно водружен на коляску проходящего мимо носильщика, а рука дернулась в сторону ввинчивающегося в толпу субчика в кургузой клетчатой куртке невнятно-желтого цвета.

– Ай! Пусти! Чего вчепился?! – Завизжал паренек, едва я ухватил его за химок. – Пусти, а не то…

– Не то что? – Усмехнулся я, выуживая из кармана неудачливого воришки бумажник профессора. Начавшие скапливаться вокруг нас зеваки, с любопытством пялились на нежданное представление. А парень продолжал орать как резанный требуя вернуть ему «его» бумажник. Тут же нарисовалась еще троица парней постарше. Протолкавшись сквозь толпу, один из них хмуро на меня взглянул, и лениво процедил.

– Ты бы отпустил мальца, дядя. Заодно и лопатничек ему вернул бы. А то нехорошо получается.

– Нехорошо? А это точно его лопатник? – Ухмыльнулся я. Стоящий рядом со мной, профессор вдруг расхохотался. Кажется, до Граца дошло, какую бяку сотворил им их подельник.

– А тож, недавно вместе покупали. – Криво улыбнулся парень, демонстративно опуская взгляд. Проследив его направление, я заметил в сложенной «лодочкой» ладони придурка, тонкое лезвие. Пугает. Ну точно, идиот. Народу вокруг тьма, куда ж он лезет? Воришка этот еще дергается… да и зеваки. А вот хрен вам всем на рыло!

– Значит, говоришь, вместе покупали? – Я демонстративно раскрыл бумажник, демонстрируя бляху Особой канцелярии. – И в какой же лавке такие занятные украшения продают?

– Ё-ео. – Шпана замерла. Зеваки загомонили, а воришка и вовсе обмяк, потеряв сознание. Хорошо еще не обмочился со страху. Все, с этих можно писать картину: «Трое в шоке».

Уйти придуркам не удалось. Только придя в себя, субчики было рыпнулись бежать, но почти тут же уткнулись в белоснежный китель здорового как медведь, мордоворота, с шикарными вислыми усами и неожиданно веселым блеском в глазах.

– Таак. Оппять Сиивый барогоозишь! Я тебяя предупреждаал, что бы ты на вокзаале не появляялся? Воот. – Полиционер (или как его тут местные величают?), говоривший с ярко выраженным прибалтийским акцентом, что меня несказанно насмешило, правой рукой перенял ухваченного мною воришку, одновременно, левой, сгребая троицу в охапку, благо длинны грабок хватало. После чего коротко кивнул нам с профессором, – Прошу простиить, господаа, за этто происшеествие.

И величаво удалился, взрезая толпу, словно ледокол, тонкий лед. Столица, блин.

Глава 3. Заполним метрики и все…

Вот знал же, что так и будет. Но нет, поверил спецпрофессору на слово… Все-таки «особые канцелярии», наверное, одинаковы во всех мирах. Меня заперли. Нет, сначала все было так, как и говорил Грац: формальный допрос, анкеты…

После происшествия на вокзале, Меклен Францевич, явно о чем-то задумавшись, увлек меня к выходу, причем с такой скоростью, что носильщик со своей громыхающей тележкой, за нами еле поспевал. Выйдя из здания вокзала, мы оказались на небольшой площади, окруженной, украшенными какими-то завитушками, чугунными фонарными столбами. А за ними высились многочисленные каменные здания… от силы пяти этажей. Кстати, дома показались мне несколько необычными, может потому, что среди них не было ни одного здания в классическом стиле, с фронтонами и массивными колоннами, чего я подспудно ожидал? От разглядывания архитектуры Хольмграда меня отвлек раздавшийся над ухом свист. Вздрогнув, я взглянул на невозмутимого профессора, только что издавшего этот оглушительный звук. А тот, не обратив на мой ошалелый вид, ровным счетом, никакого внимания, снова по-разбойничьи свистнул. Почти тут же, рядом с нами остановилась запряженная норовистой лошадью, лакированная, открытая коляска, под управлением молодого парня в длиннополой куртке, и с форсом заломленной шапке с меховой опушкой. «Лихач» – всплыло в памяти, почти забытое определение. Паренек шустро помог носильщику закрепить багаж профессора и, забравшись на козлы, улыбнулся.

– Куда едем, господа хорошие? – Вздернулись редкие, по молодости, пшеничные усы «лихача».

– На Неревский, к Детинцу. – Бросил ему Грац, усаживаясь на сиденье. Я последовал за ним.

Копыта лошади, звонко ударили о мостовую, и мы поехали. Диван затянутый черной, скрипящей кожей, оказался на удивление удобным, да и коляска была подрессорена, так что мне не пришлось охать на дроби брусчатой мостовой. Она, в смысле брусчатка, попросту не ощущалась.

Пока ехали по городу, я не уставал рассматривать проплывающие мимо пейзажи. Судя по тому адресу, что дал «водителю кобылы» профессор, скорее всего, мы в Новгороде. Да и название Хольмград, точнее Хольмгард, у меня ассоциируется именно с ним, вот только этот город, оказался совсем не похож на знакомый мне, провинциальный Новгород. Лучше он, или хуже, не знаю, не мне судить. Вот интересней, это точно. Пока ехали, я чуть шею не свернул, от постоянных вращений головой. Одни только дома, странной но, кажущейся знакомой архитектуры, чего стоят! Утопающие в золоте и багрянце увядающей листвы многочисленных деревьев, каменные особняки с высокими окнами и резными наличниками, арками и шатровыми крышами, какими-то башенками и крытыми галереями, прячутся за ажурными оградами. Весь город, словно застроили по мотивам Третьяковки и Сергиевой Лавры. Причем, влияние последней, как-то заметнее, поскольку большинство зданий, особенно первые их этажи, белокаменные, строгие, как крепостные стены и храмы старинного монастыря. Кстати, церкви есть и здесь. По крайней мере, я несколько раз замечал отблески золотых куполов, по дороге к Детинцу. В общем, есть на что посмотреть. Про немногочисленных пешеходов, вообще молчу. Хватало среди них и франтов, одетых вроде меня с профессором, и явных работяг, в одежке, подобной той, в которой щеголял наш «водитель кобылы»… вот женщин на улицах было, откровенно мало. Редко-редко, когда промелькнет пышная юбка какой-нибудь кокетки, или скользнет в переулок, с неожиданной грацией, монументальная фигура мамаши в цветастом платке, загоняющей домой, своих резвых и громкоголосых детей. Но, как бы все эти люди не выглядели, их объединяло одно, неторопливость. Создавалось впечатление, что они не идут по своим, наверняка весьма важным и срочным делам, а прогуливаются для собственного удовольствия, в полном соответствии с заветами доктора Лодера. Хотя нет, было исключение. Дети. По какой бы улице мы не ехали, разве что, за исключением самых широких проспектов, повсюду нас преследовал гомон и крики ребятни. И плевать им было на степенность и приличия. Они вопили, носились, дрались на деревянных мечах, сражаясь за внимание задирающих нос девчонок и думать не хотели о том, что когда-нибудь, станут также как и их родители, чинно вышагивать по улицам, в заботах о каких-то, пусть и, несомненно, важных, но таких скучных делах…