Страница 14 из 14
— Завтракать будешь? — позевывая, спросил разбуженный ее потягиваниями Витек.
— А у тебя есть чем? — равнодушно спросила Настя, натягивая юбку.
Действительно, завтракать было нечем. А в свете предстоящих сегодня событий, может быть, и незачем. Тем более что недоученный фельдшер Сева-Франкенштейн сожрал все, что только можно было сожрать.
— Ну, может, кофе? — неуверенно предложил Витек. Наличие кофе тоже было под вопросом.
Настя сморщила носик, что должно было означать отказ.
— Ну, не хотите — как хотите.
Витек еще немного понаблюдал за стриптизом наоборот, потом все-таки решился задать мучивший его вопрос.
— Слушай, а почему ты… ну, вчера со мной… это самое…
— Согласилась трахнуться?
— Ну да…
Настя пожала плечами.
— Хоть один мужик нормально подошел и нормально попросил. И то, что с разбитой мордой не комплексовал, — это подкупает. Остальные же только глазками масляными ощупывают и одно и то же гундосят: «Девушка, можно с вами познакомиться…» Надоело.
Она закончила одеваться, надела туфли, взяла со стола сумочку, скривилась брезгливо, сщелкнула с кожаной ручки дремлющего таракана и направилась к двери.
Витек удивленно смотрел вслед девушке. Что это, живая иллюстрация к поговорке «вместе проведенная ночь не повод для знакомства»?
— Насть…
Девушка подергала ручку двери.
— Только не начинай, ладно? Как у тебя тут открывается?
— Колесико замка крути в обратную сторону. Слушай, а может, мы как-нибудь еще?..
— Все у тебя не как у людей.
Настя открыла дверь, шагнула было за порог, потом остановилась и обернулась.
— Когда ты сам, Витек, начнешь крутиться не в обратную сторону, тогда заезжай в клуб, поговорим. Только не заходи, а заезжай, ладно? Я, конечно, девушка романтичная, но пешком через весь город больше ходить не буду.
И ушла…
Ночь кончилась. За окном хмурилось очень позднее утро.
И снова пришли мысли.
На часах было одиннадцать.
Два часа до смерти. Вот только чьей?..
Вам приходилось убивать? Спросите того, кому приходилось, — как это? В кино-книго-видеобоевиках все просто. Бах! И одним негодяем меньше. Или не одним. Они там мрут пачками, сотнями, мириадами. Кажется, если собрать и посчитать всех, погибших в книгах и на экране, то не хватит всего населения планеты.
Но там, в боевиках, на придуманных сценах умирают придуманные люди. Актеры, которые после выстрела и судорог потом встают, стирают с одежды легкосмываемое пятно и готовятся ко второму дублю. И быстро забываются, и зрителем, и самим автором, потому что это очень легко — убивать придуманных людей.
Спросите у того, кому приходилось убивать непридуманного, — как это в первый раз? «Во второй будет легче», — скорее всего, ответит тот, кому приходилось. Или ничего не ответит. Потому что нормальному человеку это всегда почему-то трудно…
На тумбочке возле входной двери зазвонил телефон.
Хорошо ему. Позвонили — работаешь, не позвонили — балдеешь. И вся забота. Был бы он живой, телефон, понял бы, что не жизнь у него, а лафа райская.
Но он не живой, и нет у него ни стыда, ни совести. Дребезжит истошно, сволочь, надтреснутым мявом, будто кота за гениталии тянут. А так охота перед таким жутким делом поваляться в постели, потащиться, может, в последний раз. Подушку, духами женскими пропахшую, понюхать…
Витек чертыхнулся, встал с кровати, подошел к тумбочке и снял трубку.
— Да.
— Доброе утро, Витек.
Витек промолчал. Взгляд сам собой скользнул по стене и остановился на оттопыренном кармане куртки, висящей на вешалке.
— Ты не забыл о нашей сегодняшней встрече?
Голос Саида на другом конце провода был насмешливо-высокомерным. От былой наигранной вежливости не осталось и следа. Видимо, ему надоело упражняться в красноречии и светских манерах.
— А мы теперь на «ты»? — спросил Витек.
Саид рассмеялся.
— Со своими собаками я обычно на «ты». Ты ведь теперь моя собака. Так, засекай время. Ровно через час придешь к арке, отдашь документы на квартиру. И прихвати с собой большую сумку с каким-нибудь тряпьем. Пойдешь сегодня в одно место, отнесешь кое-что.
— А тряпье зачем?
— Сверху товара положишь, бестолковый ты мой. Остановят, спросят — скажешь, белье в прачечную несу.
Ты теперь часто в прачечную ходить будешь. Кстати, сестра тебе привет передает.
Витек скрипнул зубами.
— Ей тоже.
Саид рассмеялся снова.
— Обязательно передам. Короче, шевелись. И чтоб без фокусов.
«Ту-ту-ту», — протяжно заплакала трубка. Витек осторожно, словно кобру, положил ее обратно на рычаги. Посмотрел на нее задумчиво, потом почесал прилепленную к телу пластырями марлевую повязку, под которой внезапно зазудело плечо. Оно так вот зудело иногда. Заживало.
«На хорощий собак все быстро заживает… Так. Значит, через час. Торопится. Вроде вчера на час дня назначал…»
— В гости к Богу не бывает опозданий, — тихо, хрипло и глухо пропел за соседской стенкой Высоцкий.
Витек криво усмехнулся и, подойдя к вешалке, вытащил из кармана куртки револьвер. Откинул барабан, вытащил из кармана патроны…
На пол упал пакетик с таблетками.
«Принимать за час до убийства…»
Витек поднял пакетик и с сомнением всмотрелся в три кружочка, содержащих в себе какую-то подозрительную Стасову «правду».
«Может, ну их на фиг? Но, с другой стороны — почему бы и нет? Стас-то вроде как помог в первый раз, а то бы точно забили бычары до смерти. Глядишь, и во второй раз не навредит».
Он открыл пакетик, высыпал в ладонь таблетки, бросил их в рот, разжевал, проглотил — и только после этого вспомнил, что Стас советовал принимать «по одной до убийства».
«Теперь-то уж чего? Теперь-то уже поздняк метаться. Не блевать же перед мочиловом в туалете. Не романтично оно как-то», — рассудил Витек. После чего, зарядив револьвер, достал из-за шкафа спортивную сумку с кимоно, перчатками и утяжелителями для рук и ног, подняв облако слежавшейся пыли. Так она и лежала там, за шкафом, сумка эта, с самого ухода в армию и до сего времени. Сестра не трогала. Знала — святое.
Знала — да не все. Это когда уходил — святое было. Сейчас — так, вещи из прошлого. От мистики и легенд об энергетических ударах и летающих ниндзя, коими в изобилии пудрили мозги подвальные тренера, осталась только вот эта слежавшаяся пыль. И сумка. Там, в армии, быстро разъяснили, что почем…
Витек не спеша оделся, положил револьвер в карман, чтоб полегче нести было, выбросил из сумки утяжелители, закинул ее на здоровое плечо и открыл дверь.
* * *
Под ногами шуршали листья. Дубовые, с ровно, словно резцом художника, обрезанными волнистыми краями; кленовые, вызывающе растопырившие желто-зеленые пальцы… В городе любили деревья, и их ровными рядами были засажены многие улицы и аллеи. Ковер опавшей листвы застилал тротуары очень быстро, и метлы дворников не успевали справляться с этим ковром.
Красивых листьев было много. Правда, были среди них и еще какие-то — мелкие, подгнившие, уродливые и скрюченные, затесавшиеся по случайной природной недоработке в роскошное покрывало осени и теперь прилипающие к обуви прохожих бесформенными черно-рыжими кляксами.
«Уроды есть везде», — подумал Витек — и подивился сам себе. Надо же, вроде бы сроду не обращал внимания на всю эту поэтическую дребедень. Ходил себе мимо год за годом, а тут — на тебе — листья, деревья… Хотя, сестра рассказывала, в детстве вроде какие-то там гербарии собирал… Но мало ли кто как чудил в детстве…
Навстречу Витьку шли парень с девушкой. Он что-то рассказывал, помогая себе обеими руками, она заливисто смеялась, закидывая голову назад. В руке девушка держала букетик из нескольких кленовых листьев.
«И этого у меня не было, — удивился Витек. — Познакомились, пузырь винища раздавили — себе рюмку, ей — остальное — и в койку. И вся любовь. А чтоб вот так, ничего не делая, просто гулять — не было…»
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.