Страница 10 из 112
Видеоряд к этому сюжету подобрали самый примитивный — даже третий ассистент Жозефа Паккарди подыскал бы что-нибудь получше. Обрывки старых видеохроник не складывались в цельную картинку. Составители передачи пустили вперемежку хрестоматийные кадры: подбитые транспортеры, термоядерные грибы над обреченными планетами, бредущие по колено в болотной жиже солдаты в бронекомплектах разных эпох и армий, атака сверхтяжелых «бревен» типа «Рин-Веспап», разрушенная резиденция кабтейлунка. А над этими клочьями истории — сам кабтейлунк, осматривающий трофейный металлолом, принимающий парад Верной Стражи, шагающий по трапу дредноута-трансформера и, само собой, темпераментно выступающий на митинге перед миллионной толпой… Короче говоря, халтурная режиссура, за которую надо гнать пинками под хвост.
Одно радовало — сопровождающий текст оказался в высшей степени интересным. Как выяснили исследователи, оккупационная администрация, управлявшая частью миров Федерации Кьелтарогга после 8-й Галвойны, вела тщательное наблюдение за политическими движениями даже на тех планетах, где не стояли гарнизоны победителей. Недавно историки раскопали большой массив файлов, составленных агентами Содружества. Разумеется, главное внимание разведка имперцев и республиканцев обращала на экстремистских лидеров оккупированных провинций Внешний Кьель и Валдадних, но попали в круг их внимания и лидеры мелких реваншистских партий, включая Кордо Ваглайча.
Первые документы досье будущего кабтейлунка были просто скопированы из его персонального файла, найденного в департаменте личного состава капитулировавшей армии. В этих документах младший офицер К. Ваглайч характеризовался как писатель, не слишком религиозный, адепт философии «Бог есть Вселенная». Согласно довоенной полицейской справке, Кордо был патриотом миролюбивого направления, но не пацифистом: нередко выступая на митингах, он убедительно говорил о несправедливом характере назревавшей галактической бойни. В армию завербовался добровольно, как и написал позже в знаменитой книге «Не наша битва».
Сухие пункты учетных документов показывали боевой путь командира боевой машины, взвода и полуроты, тренинг на курсах офицерской переподготовки, присвоение очередных воинских званий, пребывание в госпиталях, награждение орденами и медалями. В представлениях вышестоящих командиров скупо упоминались умелые действия храброго добровольца, но доклады тайной полевой жандармерии фиксировали предосудительные беседы с младшими по званию.
В перерывах между боями Кордо продолжал разоблачать войну как схватку олигархов за богатую добычу. Агенты записали его слова: «Нам, простым тарогам, людям и ломам, эта война не нужна. Ценой наших смертей богатые станут еще богаче». Уличенный в недозволенных высказываниях, Кордо был переведен в подразделение «нирендуф» — что-то вроде штрафного батальона. После трех сражений, едва не увенчавших войну победой Кьелтарогга, горстка выживших получила высокие награды и отправлена в тыловой учебный центр, где из ветеранов формировались отборные соединения. Вот уж всем новостям новость: до сих пор Андрей ничего не слышал про такой эпизод жизни Кордо.
Агентурные сводки оккупантов были богато проиллюстрированы видеоклипами с митингов набиравшего популярность партийного вожака. Референт республиканской контрразведки отмечал, что Ваглайч нередко возвращается к своим предвоенным лозунгам о необходимости союза тарогов и людей. Он также выступал против популярного шовинистского концепта, полагавшего тарогов высшей расой, а всех остальных — низшими существами, которые пытаются уничтожить Кьелтарогга из простой биологической ненависти.
Составители информационного материала не упустили возможности поиронизировать над ограниченными полицейскими чиновниками, записавшими в досье идиотский вывод: «Интернационализм Ваглайча лишает его политическую карьеру перспективы. Безобидный болтун не представляет интереса». К числу самых опасных тарогских политиков оккупанты причислили молодого Ладуги Радвайла, который в те времена был мэром средних размеров мегаполиса, позже участвовал в заговоре против режима Кордо, загремел в концлагерь, а после 9-й Галвойны стал яростным коллаборационистом и первым президентом Конфедерации.
Само собой, Андрей скопировал этот материал в директорию, где хранились все сведения о Ваглайче. Он был готов немедленно вставить новые подробности в свою старую рукопись, однако сдержался, потому что понимал: вскоре в Сети появится полное досье — вот с ним-то и нужно будет работать. Пока же ему достались информационные обрывки в интерпретации малограмотных журналистов.
Вернувшаяся из-под душа «златоискательница» завтракать не пожелала и потребовала вызвать такси. Андрей охотно выполнил ее желание в надежде никогда больше с этой особой не встречаться. К сожалению, пришлось заплатить за отправку ненужного груза, но душевное спокойствие того стоит. Он без сожаления закрыл дверь за нечаянной гостьей: интересны лишь те женщины, которых приходится завоевывать.
Часы показывали 13:28 — скоро поезд. Андрей выкинул в мусоропровод одноразовые тарелку и вилку, затем отправил туда же пластиковый стакан, из которого выпил минеральной водички. По случаю официального приема пришлось побриться и надеть костюм с галстуком. Такси уже дожидалось у балкона. Перемахнув на заднее сиденье, он велел киберводиле гнать на вокзал.
Когда-то в древности земной континент нарекли по имени мореплавателя Америго Веспуччи. Топонимику планеты Калиюга начал формировать экипаж одноименного звездолета, прибывшего в систему Дзеты Геркулеса (она же Августа, спектральный класс G0 IV, 32 световых года от Солнца) чуть больше двух веков назад. Материк, на котором обосновался консультант Машукевич, был назван Фрейя в честь подружки командира корабля Августа Понге, место посадки на плоскогорье в центре континента получило имя штурмана Эвридики Карлиан, а поселок на берегу громадной бухты на западном побережье второй пилот нарек Кракенбургом. Потом они придумали названия для других материков, океанов и главных горных вершин, проявив не слишком богатую фантазию, но после пятимесячного межзвездного путешествия можно простить многое.
Так, по воле первооткрывателей в предпоследний день весны монорельсовый экспресс, разогнавшись до половины скорости звука, уносил Андрея из Кракенбурга в столицу континента город Эвридика. Во избежание пьянки с попутчиком или занудного флирта с попутчицей он купил билет в одноместное купе и провел почти двухчасовое путешествие за просмотром творчества профессора Фролова.
Судя по монографиям и статьям, Максим Анисимович относился к ученому племени добросовестных компиляторов. Собственных концепций не генерировал, усердно подбирая факты, не противоречащие устоявшимся догмам. Такая позиция, весьма полезная для карьеры, могла стать опасной при внезапном изменении официальных установок. Поэтому профессор не брался за глобальные проблемы. Все работы Фролова были посвящены уточнению деталей в хорошо исследованных областях. Осторожный человек этот Фролов, даже удивительно, что с благосклонностью ответил на письмо Андрея.
Маршрутный аэробус, отловленный на привокзальной площади, за считаные минуты привез кандидата в аспиранты на станцию посреди университетского кампуса. Выстроенное в стиле средневековых замков здание истфака соседствовало с ультрамодерновым небоскребом административного корпуса. Замок оказался малонаселенным — вероятно, семестр уже закончился, студенты сдали зачеты и теперь готовились к экзаменам.
Схема размещения кафедр и аудиторий была высечена на плите темного мрамора в глубине вестибюля напротив входа. С легкой ностальгией Андрей читал полузабытые, а то и малопонятные названия вроде кафедры искусства внеземных цивилизаций, центра изучения древних языков или лаборатории архивной эвристики и математического моделирования. Нужная ему кафедра находилась на восьмом этаже.
До назначенного времени оставалось минут двадцать, поэтому Андрей, поднявшись на лифте, побродил по лабиринту коридоров, читая названия. Когда-то он с нетерпением ждал, когда же кончится надоевшее время ученичества, но сейчас было приятно вернуться в атмосферу лекций, семинаров, аудиторий, конференц-залов. Здесь бурлила совсем другая жизнь, во многом непохожая на ту, к которой приучил его шоу-бизнес… Лаборатория прикладной этнологии, кафедра истории Калиюги, музей космической археологии, лаборатория истории Ломандара при кафедре истории Галактики… Ну вот и добрался: на обитой искусственной кожей двери красовалась табличка: