Страница 96 из 102
Между тем склад, который был у него в подвале на улице Мортеллери, продолжал беспокоить его. На другой день после возвращения из Версаля он отправился к хозяйке дома на Пла-д'Этень.
Госпожа Массон приняла очень любезно своего нового постояльца. Во время разговора она, между прочим, сообщила, что водонос, живущий в этом доме, заметил, что всякий раз как он сходит с лестницы, собака его останавливается, роет землю у порога подвала и воет, как перед покойником.
Дерю вдоволь посмеялся над суеверием и подозрительностью водоноса. Но между прочим он убедился, что тайна его в опасности и, удалившись от госпожи Массон, отправился на Гревскую площадь. Здесь он нашел поденщика, которому предложил три ливра, с тем, чтобы он вырыл яму в его погребе; погреб же этот, прибавил он, очень недалеко отсюда.
Поденщик принял эту просьбу, и Дерю отвел его на Пла-д'Этень. У поденщика были все нужные инструменты, и он вместе с Дерю вошел в подвал.
Во все время работы Дерю сидел на одной из ступенек лестницы и смотрел на то, как рылась яма. Все это время, как показал впоследствии поденщик, Дерю шутил с ним, поил его вином, сыпал веселыми прибаутками, словом, казался славным малым.
Когда яма была уже достаточной глубины, Дерю помог поденщику свалить туда лежавший в подвале тюк. Когда начали зарывать яму, то Дерю сам взялся за работу, как человек, который хочет, чтобы как можно скорее окончилось заказанное им дело. Наконец, когда яма уже была засыпана, он начал утаптывать и уравнивать ее.
Читатели, вероятно, уже догадались, что мнимый Кудрэ перевез в своем чемодане труп несчастной госпожи де ла Мотт в свой подвал, а потом зашивал этот труп в тюк довольно большого размера и теперь зарыл этот тюк в землю.
Но Дерю сделал только половину своего дела; оставалось еще завладеть той добычей, которой он добивался, завладеть достоянием двух существ, которых так смело он спровадил на тот свет. Для исполнения этой второй части своего предприятия он употребил, как мы увидим, всю свою гениальную изобретательность.
Он начал потихоньку распространять слухи, объяснявшие исчезновение госпожи де ла Мотт. Так, он намекал на то, что она отправилась в Версаль для того, чтобы увидеться с прежним своим любовником, и что она действительно уехала с ним тотчас же, как Дерю будто бы вручил ей деньги за имение Бюиссон-Суеф.
В то же время он составил первый подложный акт, подтверждавший окончательную продажу Бюиссон-Суефа, уплату суммы в сто сорок тысяч ливров и получение сполна этих денег госпожою де ла Мотт. В этом акте было, между прочим, сказано, что все предшествовавшие по этому делу счета уничтожаются. Акт был подписан господином и госпожою Дерю и Марией Перрье, женой Сен-Фо де ла Мотт.
Каким образом появилась под актом подпись госпожи де ла Мотт? Была ли она просто подделана, или выудил ее угрозами отравитель у своей жертвы? Это осталось тайной, и все споры по этому делу не привели ни к чему.
Между тем в это время успела состояться ликвидация наследства Деплейня де Плесси. Все воздушные замки, которые строил Дерю и с помощью которых столько лет злоупотреблял доверчивостью своих кредиторов, разлетелись в прах и обратились в очень незначительную сумму денег — в двадцать четыре тысячи ливров. Эти деньги были в руках у Дерю. Но преступник предчувствовал, что в случае процесса этих денег будет слишком недостаточно для того, чтобы указать на них как на источник, из которого он произвел уплату госпоже де ла Мотт. Поэтому он стал искать средства, чтобы отклонить от себя всякое подозрение.
В числе знакомых Дерю был некто господин Дюкло, который легко согласился помочь ему и дать возможность удержать за собою право на Бюиссон-Суеф; тем более что Дюкло был уверен, что Дерю купил это поместье на чистые деньги и сполна уплатил их исчезнувшей госпоже де ла Мотт. С этой целью Дюкло взял безденежный вексель в сто тысяч ливров за подписью Дерю и его жены; вексель этот был засвидетельствован у нотариуса Прево.
Приняв эти меры предосторожности, Дерю уже думал, что поставил себя в совершенно безопасное положение и что он смело может предъявить свои требования на землю, которую, как казалось, он купил и за которую сполна уплатил деньги, как это видно было из текущих счетов. Между тем было еще одно обстоятельство, которое сильно беспокоило Дерю и ставило в тупик всю его предусмотрительность.
Запись о купле-продаже была подписана по доверенности, данной господином де ла Мотт своей жене еще за три года, еще в то время, когда только что было решено продать Бюиссон-Суеф. Но для того, чтобы акт имел полную силу, необходимо было иметь эту доверенность в руках, а она осталась у господина Жоли, прокурора госпожи де ла Мотт.
Под предлогом расчета за хлопоты и издержки при продаже Бюиссон-Суефа он отправился к прокурору Жоли. Жоли очень удивился, узнав, что госпожа де ла Мотт обошлась без этой доверенности, остававшейся у него. Дерю с обыкновенным своим добродушием и наивностью стал просить господин Жоли передать ему этот документ. При этом он сказал, что господин прокурор получит прекрасное вознаграждение за эту маленькую услугу, которой от него ждут.
Господин Жоли с негодованием отверг это предложение; в то же время в нем родилось смутное подозрение относительно подлинности акта, тем более что он сопровождался такими странными обстоятельствами. Он подозревал, что тут кроется что-то недоброе.
В тот самый день он уведомил письмом господина де ла Мотта о попытке Дерю; вместе с этим он сообщил и подозрения, возникшие в нем.
Бедный господин де ла Мотт сильно беспокоился и горевал. Уже около трех недель он не получал никаких известий от жены, и все письма, отправленные к ней, оставались без ответа.
Через день после получения письма от прокурора Жоли к де ла Мотт явился тот, кого он менее всего ожидал, — сам Дерю.
Его свидание с господином де ла Моттом было чистым повторением знаменитой сцены в пятом акте Тартюфа, но Дерю в действительной жизни оказался гораздо выше своего типажа в комедии. Оба они действовали мастерски; оба они стали распоряжаться в доме, откуда выгнали настоящих владельцев; но Дерю не увлекся первым успехом, не снял с себя маски и не вышел из своей роли. Он упрямо и настойчиво боролся за то, что называли своим правом.
На упреки и оскорбления своей жертвы он отвечал кротко, тоном человека с чистой совестью; роль свою он разыгрывал так хорошо, что почти обезоружил своего противника. Дерю то жалел господина де ла Мотта, то выставлял на вид то ужасное положение, в которое он поставлен преступлениями коварной супруги. Мало этого, он соглашался даже расстаться с деньгами и при свидетелях предлагал три тысячи ливров ежегодного дохода де ла Мотту, так жестоко, по его словам, ограбленному вероломной женой.
Эта последняя хитрость, к которой прибег изобретательный Дерю, оказалась бесполезной, и тогда он решился на замысел, который был смелее всего, сделанного им до сих пор.
Возвратившись в Париж, Дерю увидел, что все готово обрушиться на него. Уже вслух говорили повсюду, что история о бегстве супруги де ла Мотта с любовником — чистая басня; уже представлена была просьба в Шателе, доказывавшая подложность акта о покупке и требовавшая личного ареста составителя этого акта. Дерю не стал медлить ни минуты; он объявил, что найдет госпожу де ла Мотт.
5 марта он отправился в Лион в почтовом экипаже и приехал туда 7-го числа вечером.
На другой день женщина высокого роста, одетая в черное шелковое платье, отделанное шнуром каштанового цвета и в мантилью из тафты, капюшон которой закрывал черты ее лица, явилась в кабинет господина Барона-отца, нотариуса на улице Сен-Доминик. Женщина эта объявила, что она госпожа де ла Мотт, из Вильнев-ле-Руа на Сене, что она хочет послать доверенность своему мужу господину Сен-Фо де ла Мотт, конюшему королевских конюшен. Этой доверенностью она хотела предоставить своему мужу право распоряжаться тринадцатью тысячами ливров, которые оставались у нее после продажи ее имения, и просила нотариуса составить этот акт.