Страница 62 из 102
Нужно согласиться, что если эти рассказы были справедливы, то регенту и судебным лицам, служившим орудиями его ненависти, пришлось дать тяжелый ответ Господу Богу, судящему судей в безвинно пролитой ими крови… Шарль Сансон в день, проведенный им около этих трупов, отрезал локон русых волос с молодой головы, так преждевременно похищенной смертью. Он положил его в мешочек, послал его маркизе де Парабер со следующей подписью: «На память по обещанию».
Глава XII
Картуш, известный парижский мошенник. Процесс его и казнь
15 октября 1721 года Париж находился в лихорадочном напряжении, как на другой день после победы. Улицы, сады, лавки, таверны, гостиницы были заполнены парижанами; столица кипела подобно муравейнику; все, встречаясь друг с другом, повторяли одну и ту же фразу, находившую еще много неверующих:
— Картуш схвачен!
Большая новость в Париже. Я упоминал прежде о Картуше, известном мошеннике, которого искали повсюду и нигде не могли найти. Думали, что это все выдумка. Но он существует. Сегодня в 11 часов утра он был арестован. Никогда ни один вор не удостаивался такой чести, какая была оказана ему.
Толки, которые возбуждал он, заставили регента опасаться его, и потому были отданы секретные приказания непременно схватить его; но, согласно с политикой двора, распустили слух в Париже, что его уже нет в живых, что он умер в Орлеане и даже рассказывали, что никакого Картуша нигде и не было, что все это одни сказки, и этим замаскировывали желание поймать его.
На его след навела кража, совершенная им ночью у шинкаря, при соучастии трех женщин, (из них две были арестованы), а также показание одного солдата, сообщника, выдавшего его. Солдат заслуживал смерть на колесе, а между тем был совершенно спокоен. Пеком, майор гвардейской стражи, человек ловкий, зная, что они знакомы, приказал взять солдата и отвести в шателе для предания суду, если он не укажет место, где скрывается Картуш. Солдат согласился стать шпионом. Господин ле Блан, секретарь военного министра, вмешавшийся в это дело, взял с собой сорок отборных и отважнейших солдат и сержантов. Им отдали приказ взять Картуша живым или мертвым, то есть стрелять в него, если он вздумает бежать.
Картуш в эту ночь лег спать около шести часов утра в одной таверне на улице Куртиль. На столе, стоявшем подле него, лежали шесть пистолетов. Дом окружили. Его схватили в постели. К счастью, обошлось без боя.
Крепко связав, его повезли в карете к господину ле Блан, который не видел его, потому что, чувствовал себя нездоровым и не мог встать с постели. Затем был отдан приказ отвести его в шателе пешком для того, чтобы народ узнал о его аресте.
Говорят, что Картуш был рассержен, скрежетал зубами и повторял, что хотя его и скрутили, но продержат недолго. Народ считает этого мошенника отчасти колдуном, но что касается меня, то я думаю, что конец его колдовства будет обыкновенный — на колесе.
Таким образом, при многочисленном стечении народа его привели в Гран-шателе, посадили в темницу, привязав ничком к бревну, для того чтобы он не мог разбить себе голову о стены тюрьмы, и у двери поставили четырех караульных.
Никогда не предпринимали таких предосторожностей против одного человека. Завтра должен был начаться допрос.
Говорят, что солдат, о котором мы уже упоминали, был убит этим разбойником. Это был шпион, присоединившийся к нему, чтобы вместе заниматься грабежом, но проницательный Картуш, заподозривший его, повел своего ложного товарища за Картизианский монастырь под предлогом какого-то мероприятия и там убил за неверность и для внушения страха другим.
Удивительно то, что Картуш, находясь в своей комнате, имея при себе шесть заряженных многоствольных пистолетов, так легко дался в руки арестовавших его солдат.
Говорят, что он очень хорошо отвечает на предлагаемые ему вопросы и вовсе не называется Картушем: его настоящее имя — Жан Бургиньон, родом из Бар-ле-Дюка. Вероятно, со временем откроется еще больше подробностей.
Шум, произведенный арестом знаменитого мошенника, доказывает, до какой степени Картуш внушил народу страх, разбойничая в столице в продолжение десяти лет. Страх этот равнялся только его смелости.
Я нисколько не разделяю мнения автора «Новейших знаменитых процессов», полагающего, что значительные, а иногда и необыкновенные свойства всех бандитов, расплодившихся в Париже, отразились в этой загадочной личности, и что народ, падкий до всего необыкновенного даже в отношении злодеяний, стал приписывать Картушу все злодеяния и подвиги известных преступников того времени.
Я докажу это рядом казней, описанию которых будет посвящена следующая глава. Никогда еще не произносилось столько приговоров за грабеж и разбой с оружием в руках, как с 1715 по 1725 год. Можно было подумать, что половина населения Парижа занималась только обкрадыванием остальной части жителей.
Эта жажда грабежа и преступлений была весьма естественна.
Регентство было эпохой общественных преобразований.
Народ, подавленный строгим самодержавием Людовика XIV, начинал освобождаться от тяготевшего над ним гнета, и в своем протесте против аскетизма последних лет царствования великого короля стремился только к удовлетворению своих материальных нужд.
Эта страсть к обогащению, жажда удовольствий, прилив и отлив богатства наводняли Париж множеством обманутых честолюбцев, разорившихся игроков, ненасытных развратников, готовых искать в преступлении тех наслаждений, которых они не могли найти в правильной жизни. Роскошь обогатившихся лакеев достигла неслыханных размеров.
Потому-то разбой, как отдельных личностей, так и организованный, мог вступить в открытую борьбу с обществом, сопротивляться мерам, предпринимаемым для его искоренения и совершать безнаказанно в продолжение нескольких лет самые жестокие и неслыханные преступления.
Картуш остался идеалом грабителей XVIII столетия. В лице этого злодея есть что-то похожее на разбойника средних веков и вместе с тем на мошенника нашего времени. Подобно первому, он часто прибегает к насилию, но хитрость и обман — его любимые орудия: он в них доходит до совершенства, Он имел предчувствие всех усовершенствований, сделанных его последователями в искусстве посягать на чужое имущество, и его можно смело назвать родоначальником грабителей нашего времени.
Как бы то ни было, но биография Картуша не может войти в состав этого сочинения. Картуш становится важен для меня лишь с той минуты, когда закон передаст его в руки моего предка.
Поэтому я ограничусь лишь несколькими словами о рождении и жизни Картуша и главных его сообщников и приведу несколько историй, находящихся в моих заметках.
Все, что повествуется о детстве Картуша, принадлежит к области легенды, и я даже не стану опровергать этого. Будучи по очереди то бродягой, то вербовщиком, то, наконец, солдатом, он, как мне кажется, возвратился в Париж около 1715 года. Его биография говорит о том, что он был уволен со службы по случаю мира, но мне кажется гораздо естественнее, что он был дезертиром.
Мне кажется более достоверным предание, приписывающее ему могущество предводителя и представляющее нам этого Цезаря больших дорог во главе легиона, в котором он учредил воинскую иерархию, единоначалие, и имевшего своих приверженцев во всех классах общества, укрывателей на углу любой из улиц и даже своих медиков.
При полиции бессильной и ничтожной шайка Картуша так всполошила и устрашила общество, оставаясь долгое время безнаказанной, что без сомнения послужила бы причиной многих народных бедствий.
Число грабителей было столь значительно, ночные нападения столь часты, что вечером на улицу выходили только под охраной; вдоль набережных и через мосты ходили только партиями по нескольку человек вместе. Злоумышленники действовали так единодушно и по столь хорошо составленному плану, что все их намерения венчались полным успехом. Ничем другим невозможно объяснить многочисленность и разнообразие их преступлений.