Страница 55 из 102
С правой стороны главного строения, между ним и прачечной, находился проход, соединяющий двор с садом.
Прилегающий сад был одной из тех диковинок, которые соответствовали требованиям удобства той эпохи, и жалкие остатки которых мы находим среди груды строений городов настоящего времени. По-видимому, по мере того как человек делает успехи в цивилизации, он все более и более лишает себя воздуха и света. В больших городах целые семьи живут в темных углах, куда никогда не проникает дневной свет, и самые обеспеченные классы прозябают в своих каменных темницах, где зеркала и позолота не могут заменить им лазурь небесного свода, который недоступен их взорам, недоступен и чистый воздух полей, столь необходимый для их здоровья.
Обширные сады моих предков, по крайней мере, убеждали их в необходимости жить в городах; вечером они отдыхали в них, вдыхая свежий, чистый воздух. Сад Шарля Сансона, как уже я сказал, был своего рода образцом, потому что оставил в нашем семействе глубокие и неисчерпаемые воспоминания. На первом плане был расположен цветник, в котором кусты распускающихся цветов красовались по бокам аллей, — на клумбах и на вершине двух параллельных холмов; по ту сторону цветника тянулся длинный ряд гряд и клумб различной величины, разделенных дорожками, усеянными песком и старательно подчищенными. Дорожки были обсажены плодовыми деревьями, защищавшими их от лучей солнца, а в грядах росли всякого рода растения. Наконец, в конце сада находилась группа деревьев, которая, вместо беспорядка, характеризующего английские сады нашей эпохи, представляла, одну главную и четыре боковые аллеи, расположенные так, что под сенью зеленых деревьев можно было, не углубляясь в гущу леска, найти тень и прохладу от знойных лучей полуденного солнца.
В этом очаровательном жилище Шарль Сансон провел свою жизнь вместе с женой, Маргаритой Дюбю.
Он жил там, покорный судьбе, в неизвестности и уединении, которые никогда не удовлетворяли его, забывая, насколько мог ужас, который при характере моего предка должна была внушать ему его печальная профессия. Однако мне кажется, что он никогда не оправдывал опасение и страх, терзавшие последние годы жизни Сансона де Лонгеваля. Окинув взором сожаления прошедшее, все потери, причиной которых был его поступок, искренняя привязанность, истинное благочестие приучили его обращать свои взоры и желания к другому лучшему свету.
С 1703 до 1716 года список казней, совершенных вторым Сансоном, содержит только имена неизвестные — обыкновенных преступников. Тут встречается постоянно один двигатель — жадность; одно средство — убийство; и иногда — несколько бандитов, несколько грабителей больших дорог.
1 сентября 1715 года скончался Людовик XIV.
Я ощущаю чувство, похожее и на уважение, и на стыд, когда под моим пером возникают имена тех, которые представляли здесь, на земле, все то, что только есть возвышенного в величии человека.
Моя оценка политических событий имела всегда тот недостаток, что походила на приговор их посредникам. И я хочу, по крайней мере, сохранить сознание своего собственного достоинства и положения моих предков.
Кроме того, в исторических данных, которые должны были служить вступлением или заключением к драмам, описанным в этой книге, я буду строго придерживаться истины без всяких прибавлений оправданий, и главное, осуждений.
Впервые пятилетний ребенок взошел на престол Регентство, находившееся в Бозе, которое король желал вручить герцогу дю Мену, перешло в руки герцога Орлеанского.
Людовик XIV оставил Францию в состоянии унижения и разорения. Трудная задача предстояла тому, кому пришлось исправлять ошибки великого короля.
Одним из первых дел нового властелина было обнародование указа, относившегося к казенным откупщикам.
12 мая учредили судебную палату, чтобы выжать из богатого слоя людей золото, которым они обогатились. Комиссия из шести членов обнародовала богатство капиталистов последнего царствования, она напечатала двадцать списков с указанием суммы, достигавшей двухсот двадцати миллионов; и четыре тысячи четыреста семьдесят капиталистов того времени должны были дать отчет в происхождении их богатств.
Суд неумолимых был помещен в монастыре Великих Августинцев, соседняя комната которого превратилась в палату судебных пыток.
Наказание, к которому присуждали виновных, состояло в публичном признании в преступлении, выставлении у позорного столба, работах на галерах, даже смертной казни. И во всех случаях — с конфискацией имущества.
Результат этой длинной инструкции был обыкновенный — распри высших сановников. Добыча перешла в другие руки, но народ от этого не выиграл. Едва ли восемьдесят миллионов возвратились в казну короля, остальной частью завладели именно те, кому было поручено наказывать за лихоимство. Это было вечное обкрадывание воров такими же грабителями, как и они сами, что, как говорят, чрезвычайно радовало и забавляло нечистого духа. Президент Фуке присвоил себе имущество некоего Бурвале, славившегося своим безмерным богатством; в числе прочих предметов роскоши, найденных у него, были два прекрасных массивных серебряных ведра для охлаждения воды в жаркое время года.
Суд неумолимых произносил строгие приговоры. Папарель, шурин маркиза де Ла Фар, бывший фаворит регента, был приговорен к смертной казни. Ферле Француа Обер, Жан Жак д’Авальи, Пьер Маренг, Гильом Гюро де Бералли, Гуржен Антуан Кроже, Жан Пьер Шальон, Жан Реме Гено и множество других подверглись той же участи. Регент, который как достойный внук Людовика XIII любил показать себя защитником и поборником правосудия, оказался неумолимым и приказал, чтобы приговор был выполнен по всей строгости.
Но нужно полагать, что все совершенные экзекуции не представляли ничего примечательного, потому что в бумагах Шарля Сансона я не нашел ничего, чтобы относилось к ним, и так как я вовсе не желаю переполнять эту книгу описанием резни людей, то пусть мне позволят не распространяться о происшествиях, не представляющих ничего интересного.
К тому же я спешу приступить к описанию более значительного события той эпохи, в котором, по странной воле случая, принял участие и сын Сансона де Лонгеваля.
Неблагопристойные оргии в Пале Рояле, злословия памфлетов окончательно подорвали авторитет регента, и его враги определили это время благоприятным для захвата власти.
Весьма естественно, что во главе противников стоял король Испании Филипп I, ничего так не хотевший, как получения французской короны, приобретение которой сделало бы его властелином полусвета.
Честолюбие и ненависть подали друг другу руки.
Кардинал Альберони, министр короля Филиппа V, принц де Целламар, испанский посланник в Париже, герцогиня дю Мень, которая не могла успокоиться, потеряв случай управлять Францией, — были главными лицами этого заговора.
Их план был коварный.
Они решили схватить Филиппа Орлеанского, заключить его в Таррагонскую цитадель и объявить регентом герцога дю Меня; уничтожить союз Франции с четырьмя государствами, удалить претендента в Англию, уступить Неаполь и Сицилию Империи, присоединить Нидерланды к Франции, отдать герцогство Тосканское второму сыну испанского короля, Сардинию — герцогу Савойскому, Комашио — папе, Мантую — венецианцам, признать право Филиппа V на трон его предка в случае смерти Людовика XV. Одним словом, образовать католическую империю, которая должна была иметь непреодолимый перевес над всей Европой.
Это несомненно была широкомасштабная мысль, и достойно удивления то, что гений ее изобретения ошибся в надежности средств и орудий, которые он употреблял для ее успешного осуществления.
Ни один из знатных дворян, которые поддерживали мстительную герцогиню, не имел в себе ни малейшего качества заговорщика. Союзники, которых набирали эти бессильные возмутители, были большей частью интриганы без отваги и силы, не владевшие талантом руководства заговорщиками.
Эти государственные мужи, толковавшие в будуаре госпожи герцогини дю Мень об изменении участи великой нации, сделали непростительную ошибку, доверив переписку бумаг, отправляемых в Испанию, писцу Королевской Библиотеки, некоему Дюва.