Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 79

Вывод о том, что «еще не вечер», напрашивался сам собой. И настроение от этого постепенно повышалось. В конце концов я и вовсе успокоилась, вытащила из пачки журналов тот, что поярче, и принялась изучать. Первой же мне на глаза попалась статья о черной магии. В самом начале перечислялись колдовские имена всяческих ведьм и ведьмаков: Гернунос, Хабондия, Розмари… Имя, стоящее чуть ли не последним, было, как и все, написано по-латыни, но я с намеренной ошибкой и невыразимым удовольствием переиначила его на русский лад. Nocticula — читалось как «ноктикула» — то ли дитя ночи, то ли принцесса ночи. «Настикула! — с удовлетворением подумала я. — Я буду звать ее Настикула. А сама останусь Настей. И для себя, и для него».

Вскоре появился и Леша с закатанными по локоть рукавами и намоченным бинтом. Присел передо мной на корточки, попросил открыть щиколотки и вытянуть ноги.

— Только знаешь что, Насть, — проговорил он, обматывая мой голеностоп, — дай мне слово, что никому не расскажешь про эту нашу авантюру… А то знаешь, как обычно получается: делятся вроде с теми людьми, которые или к делу отношения не имеют, или стопроцентно надежные, а в результате — узнают абсолютно все… И мне так спокойнее будет, и тебе.

— Пожалуйста. Даю слово. — Я ласково улыбнулась. Мне ужасно хотелось провести рукой по его волосам, но имидж деловой, абсолютно не влюбленной и немного обиженной женщины не позволял этого сделать.

И в этот момент в дверь позвонили. Иволгин мгновенно повернулся всем телом, как потревоженный волк.

— Ты кого-нибудь ждешь? Адрес кому-нибудь давала?

— Да нет, конечно!

— Так. Быстро сматывай бинты, я уберу матрас из кухни. Запомни: ты Серебровская — моя любимая женщина, даже для соседей и почтальонов.

Я пожала плечами и спустила ноги с дивана.

— Откроешь через минуту, я как раз убрать успею, — крикнул он уже из коридора.

Между тем в дверь позвонили еще раз — коротко и настойчиво. Выждав условленную минуту, я вышла в прихожую и заглянула в «глазок». И тут же чуть не рухнула на пол прямо перед дверью. На лестничной площадке стоял Антон с букетом роз. Цветы он держал под мышкой, а свободной левой рукой нажимал на кнопку звонка.

— Ты чего не открываешь? — удивился Алексей, выглянувший уже из комнаты.

— Да, по-моему, тут просто адресом ошиблись…

— Глупости какие! Давай сначала откроем, а потом разбираться будем.

Он сам отодвинул защелку и, естественно, оказался первым, кого увидел Антон. Я наблюдала за происходящим, вжавшись в стену рядом с вешалкой.

Антон несколько подрастерялся. Похоже, меньше всего он ожидал встретить здесь мужчину.

— Извините, а Настя в этой квартире живет?

— Настя? — Иволгин изобразил на своем лице одновременно веселость и светское удивление. — Есть здесь одна Настя — моя невеста. Вы к ней?

Потом нащупал у себя за спиной мой рукав и извлек меня на свет Божий.

Сердце мое стремительно провалилось куда-то в пятки. От лица отхлынула кровь. А Антон так и остался стоять с букетом под мышкой… Так стыдно мне не было еще ни разу в жизни…

— Здравствуй, — произнес он, криво улыбнувшись. — Я вот мимо шел, решил узнать, как у тебя дела… Мне Жанна Викторовна адрес сказала.

Это было вполне в духе моей хозяюшки. Выбрав в мои женихи Иволгина, к Антону она прониклась стойкой неприязнью и, естественно, сделала все для того, чтобы он убедился: ничего здесь не светит.

— Проходите, — заторопился Алексей. — Я, к сожалению, не всех Настиных друзей еще знаю, но, надеюсь, мы с вами подружимся. Иволгин Алексей…

Антон, как мне показалось, даже вздрогнул, но руку протянул и представился:

— Соколов Антон.

Потом спохватился, отдал мне букет и, как бы извиняясь, развел руками:

— Мне, к сожалению, пора. Я и забегал-то так, на секунду.

— Да нет же, проходите, проходите, — Иволгин превосходил самого себя в показной любезности. — Кофе выпьете, с Настей поговорите.

Я стояла, не в силах отвести глаз от лица Антона, и молилась только об одном: «Пусть он уйдет. Сейчас уйдет. А потом можно будет как-то намекнуть, объяснить, что все не так просто». Но он неожиданно улыбнулся и согласился:

— Что ж. Если только на пять минут?





Мы втроем прошли в комнату. И я с ужасом обнаружила, что великий мистификатор Алексей в духе интимности расшвырял по дивану две подушки и два одеяла. Впрочем, Антон этого и не заметил. Или просто сделал вид, что не заметил. Спокойно сел на стул спиной к дивану, с интересом оглядел комнату. Моя ночная сорочка висела на дверце шкафа рядом с неизвестно откуда взявшимися брюками Иволгина.

— С театром-то у нее все нормально? — обратился Антон уже к моему «жениху».

Тот пожал плечами:

— А что может быть ненормального? Сегодня первый день репетировала… Но, я думаю, все получится. Серебровская, она и есть Серебровская.

Столь ненавистную мне фамилию он произнес с особенным значением: то ли хотел сделать акцент, то ли просто задумался о «Настикуле».

— Надо же, а я ведь только имя и знал… Настя и Настя, — Антон усмехнулся. — Так что, сами теперь понимаете, знакомство у нас шапошное… Ну, ладно, Насть, привет тебе от Жанны Викторовны. Наверное, кофе ждать я все-таки не буду.

Он встал, смахнул с лацкана пиджака соринку.

— Нет, подожди! — пискнула я, очнувшись. — Мне надо тебе сказать…

— Потом скажешь. Мне еще нужно заехать на работу, да и у тебя, наверное, дела по дому? — Ты не понимаешь…

— Настя, ну если человек действительно торопится! — вмешался Иволгин и обнял меня за плечи. А я испытала почти неодолимое желание завизжать и сбросить его руки. Рядом со мной стояли двое: любимый мужчина и мужчина, которому я была обязана своим спасением. И мне вовсе не хотелось, чтобы второй чувствовал себя дураком.

— Алеша, по поводу нашего сегодняшнего разговора… — начала я издалека. Но он только сильно стиснул мои пальцы. Так, что даже стало больно. И, самое неприятное, Антон заметил это интимное соприкосновение наших рук.

— Ладно, ребята, всего вам хорошего, — он еще раз улыбнулся и направился к двери.

Исправить было уже ничего нельзя, оставалось только одно. Вывернувшись из-под руки Иволгина, я кинулась к своей сумке и достала из кармашка жемчужинку на золотой цепочке.

Антон уже обувался у порога.

— На, возьми, — я заглянула ему в глаза и протянула украшение на раскрытой ладони. По-дурацки связанная словом, я пыталась хоть что-то выразить взглядом. Но он только помотал головой и, совсем как несколько дней назад, сжал мои пальцы в кулак.

— Не нужно, Настенька. Оставь себе.

Потом мимолетно коснулся моих волос и вышел на лестницу.

— Я тебе позвоню! — в отчаянии крикнула я вслед.

— Не надо! — почти весело отозвался он.

Когда шаги на лестничной клетке стихли, сзади подошел Алексей. Неуверенно похлопал по плечу, посопел в затылок.

— Ты расстроилась?

— Нет… Это просто знакомый.

— Ну, вот и я так подумал. Ты же говорила, что у тебя любимый в Северске остался.

«Да, действительно остался», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Меня все больше тревожило странное спокойствие, с которым я теперь относилась к Иволгину. Нет, мне по-прежнему безумно нравились и его глаза, и его улыбка, и его волосы. Но разве можно было представить еще полгода назад, что в его присутствии я смогу думать о постороннем мужчине?!

Впрочем, Антон Соколов и в самом деле был посторонним. А Иволгин — мужчиной, которого я люблю вот уже пять лет. Все просто встало на свои места. И, наверное, это было к лучшему…

Через два дня было решено начать репетировать па-де-де из второго акта. Точнее, так решил Алексей, сказав:

— Все, пора. Если будешь и дальше расслабляться, нас не поймут.

Я только вяло ответила «да» и продолжила чистить картошку у раковины. В последнее время моей душой владела странная тоска. Вроде бы и складывалось все как нельзя лучше, и любимый мужчина был не где-то за тысячу верст, а под боком, но все-таки чего-то не хватало. «С жиру бесишься!» — заметила бы моя драгоценная Никитина. Ох, какую бурную деятельность развернула бы она, окажись здесь, в Москве. Иволгин был бы непременно подвергнут мощнейшей психической атаке, построенной на Ларискиной хитрости и моих женских чарах. Думаю, что пирогом с яблоками дело бы не ограничилось. В ход пошли бы изысканный макияж, тщательно отрепетированный слабый голос и взгляд, стыдливый, страдающий, но все же многозначительный… И когда я начинала думать об этом, то почему-то приходила к странному выводу: хорошо, что Никитиной здесь нет! Очень уж мне не хотелось всей этой суеты и мышиной возни…