Замок из песка

— Саша, давай ближе к делу. Говори, что тебе нужно, или…

— Да, собственно, ничего особенного. — Он снова обезоруживающе улыбнулся. — Я вообще здесь по просьбе твоей подружки. Тут коллективный выход в кино намечается, и Лариска сказала, чтобы я съездил за тобой.

Нельзя сказать, чтобы я впала в совсем уж крайнее изумление. Извилистая логика Никитиной всегда была для меня темным лесом. Сейчас она хотела, чтобы мы пошли в кино втроем: Сашенька, она и я. Значит, для этого имелся свой резон. Возможно, и Женечка Пономарев был обласкан и возведен на пьедестал только для того, чтобы вызвать ревность Ледовского. А теперь Лариске понадобился этот поход в кинотеатр… Правда, моя роль во всем этом представлении пока вырисовывалась крайне смутно. Но все же я неуверенно переспросила:

— А ты точно все правильно понял?

— Естественно! — Ледовской несколько картинно развел руками. — Давай собирайся. Я подожду тебя на крыльце…

Из училища мы вышли, провожаемые насмешливо-солидарным взглядом Веронички. На скользкой дороге от кафе до метро Саша все время норовил поддержать меня под локоть. Я уворачивалась, как могла, делая вид, что удерживаю равновесие. И в конце концов совершенно неромантично плюхнулась на пятую точку, да так, что шапка по-детски сползла на глаза. Ледовской тут же поднял меня, обхватив за плечи и, усмехнувшись, надавил пальцем на кончик носа.

— Балерина! — В одно это слово было вложено столько иронии и беззлобной снисходительности, что я заскрипела зубами от ярости. Но сдержалась. И до «Студенческой» мы доехали в молчании.

Никитина и в самом деле стояла возле кинотеатра. Ее серое пальтишко с аккуратным норковым воротником хорошо просматривалось на фоне огромной ярко-красной афиши. Но что удивительно — неподалеку преспокойненько покуривал Женечка Пономарев. Я, бросив Ледовского, почти бегом кинулась к Лариске и с ходу зашипела ей в ухо:

— Быстренько объясни мне, что все это значит? Я просто не знаю, как себя вести…

— Как хочешь, так и веди! — Никитина недоуменно пожала плечами. — Мне-то какая разница. Ваши с Сашенькой дела меня не касаются… Да ты не подумай, я не обижаюсь! На самом деле, веди себя как хочешь! Мы вон с Женькой пришли.

— Подожди-подожди… Но он мне сказал, что это ты попросила меня приехать. Вот я и подумала…

— О Господи! — Лариска коротко и фальшиво хохотнула, аккуратно прикрыв варежкой перламутрово-розовые губки. — Ну, Сашенька и дает!.. Да нет, мы просто с Женькой сидели, чай пили, а тут он зашел. Спросил про тебя. А я говорю, что ты на занятиях в своем училище, дескать, бедная, с утра до ночи там пропадаешь. И некому тебя даже в кино вытащить… Ну, еще сказала, что мы с Женькой на «Дикую орхидею» билеты взяли, а ты вот…

— Просто так, чужому человеку ты начала плакаться, что меня в кино сводить некому?! Без всякой задней мысли, да?!

— Ну а если и с мыслью? Что тут такого? Что, Иволгин твой обидится, если ты немножко развлечешься? Мало того, что ты из-за него ноги себе каждый день выламываешь, так еще и в монахини записаться хочешь?!. Вон стоит! Чем тебе не Лешенька?

Никитина кивнула на Сашеньку Ледовского. Тот, остановившись на почтительном расстоянии, делал вид, что внимательно изучает мартовский репертуар и совершенно не интересуется нашим разговором. Тем временем вернулся пропахший табаком Женечка, и Лариска из фурии, пышущей благородным гневом, мгновенно превратилась в кроткого котенка.

— Ну так что, ты идешь в кино? — поинтересовалась она ласково и немного смущенно, не забыв улыбнуться так, чтобы на щеках выступили очаровательные ямочки. Тихие снежинки оседали на ее сереньком воротнике, на норковой «формовке» и светло-русых локонах. А за Ларискиной спиной снежная вуаль стыдливо прикрывала алую афишу: негритянскую пару, исступленно занимающуюся любовью под каким-то водопадом, черноволосую актрису, взирающую на них то ли с ужасом, то ли с восторгом, и Микки Рурка, ухмыляющегося сладострастно и зловеще, как сексуальный маньяк.

— Нет, не иду! — коротко бросила я и быстро пошла прочь от кинотеатра.

Сашенька догнал меня у автобусной остановки. Схватил за плечи, развернул к себе и изучающе посмотрел в глаза.

— Обиделась, — констатировал он через несколько секунд. Как будто требовалось так долго меня разглядывать, чтобы это понять! — Ты права, конечно… Но, сама посуди, что мне было делать? С тобой ведь даже поговорить нормально нельзя — шарахаешься, как перепуганный заяц! А тут такой случай подвернулся… Может, все-таки сходим в кино?

Я решительно помотала головой.

— Ну, нет так нет. — Сашенька достал из кармана два зеленых лоскутика билетов и, скомкав, выбросил в урну. — Только если ты это из-за Ларисы, то зря… Она на тебя и не обижается уже вовсе…

Сидящий на лавочке бомжик осторожно покосился в нашу сторону, потом запустил руку в мусорницу и выудил оттуда билеты. Сощурившись, рассмотрел их в свете фонаря, любовно разгладил и немедленно отправился куда-то вихлястой, словно у таксы, походкой.

— Продавать пошел, — заметила я вслух. — Зря ты, наверное, их выкинул. Можно было в кассу сдать.

— Да ладно! — Сашенька небрежно махнул рукой и, видимо, почувствовав, что «шикарный» жест произвел на меня определенное впечатление, перешел в наступление. — Если не в кино, то давай в кафе посидим, что ли?

И неожиданно я почувствовала, что мне уже не хочется сопротивляться. Кроме того, «шикарный» жест действительно понравился. Пусть не шубу под ноги, как в «Бесприданнице», а всего лишь билеты в урну — но все же! Красивый, неглупый мужчина, кроме всего прочего, напоминающий Алексея, сделал это ради меня!

Правда, расточительность и щедрость, судя по всему, не были его отличительными чертами. Пройдя мимо цивилизованных «Сонаты» и «Роксаны», мы в конце концов зарулили в весьма посредственную кафешку с непритязательным названием «Радуга». Салфетки на столиках при ближайшем рассмотрении оказались просто нарезанной писчей бумагой, из трех стульев, стоящих у стола, два были колченогими. И только один из пунктов меню радовал разнообразием. В колонке «Спиртные напитки» числились и «Агдам», и «Далляр», и «Анапа», и даже «крепленое вино номер 72», которое, видимо, и распивала развеселая компания у противоположной стены.

— Что тебе заказать? — спросил Сашенька, изучив меню с первой до последней строчки.

Я пожала плечами:

— Ну, может быть, чашечку кофе?.. Нам, в общем-то, и нельзя больше ничего.

— Вот это номер! Привел, называется, девушку в кафе!.. А может быть, пирожное маленькое или мороженое? Это ведь тем нельзя, которые на сцене лебедей пляшут, а тебе-то — маленечко, а?..

Он попытался заговорщически подмигнуть, но я немедленно и решительно обиделась. Гордость за наш экспериментальный класс уже успела прочно въесться в мое сознание. Когда намекали на то, что мы «так, самодеятельность», Гоша обычно приходил в дикую ярость. Но я ограничилась сухим и прохладным замечанием:

— Наша диета ничем не отличается от диеты тех, которые «пляшут лебедей». И, кстати, нагрузки — тоже…

— Ну вот, опять я ляпнул что-то не то. Не везет мне сегодня… Ладно, кофе так кофе.

Ледовской сделал заказ, и недовольная официантка минут через десять принесла на грязном подносе две чашечки с выщербленными краями. А когда она удалилась, оставив перед нами дурацкий кофе и необходимость о чем-то говорить, Саша, глядя куда-то поверх моего плеча, произнес:

— Настя, а что ты думаешь о том, чтобы нам начать встречаться?

— Чего? — не поняла я: так старомодно и вычурно это прозвучало.

Он улыбнулся:

— Смешно говорю, да?.. А это знаешь почему? Ты ведь настолько не похожа на других женщин, что я просто не знаю, как с тобой обращаться… Веришь, никогда таких проблем не возникало! Все как-то легко, просто… Скажешь: «Вот и иди туда, где просто»?..

Я ничего не говорила. Просто сидела и смотрела на него безумными глазами. Не то чтобы его предложение стало для меня полной неожиданностью. Все-таки и Никитина говорила, и вообще было заметно, что наш «профсоюзный бог» имеет на меня какие-то виды. Но в моем сознании упрямо не желали состыковываться пижонские «овечьи» футболочки, фен в тумбочке, крутые тусовки комсомольских активистов с простыми и неуклюжими словами: «Давай с тобой встречаться». В моем представлении Сашенька Ледовской должен был действовать как опытный Казанова: взгляд, прожигающий насквозь, прикосновение, от которого сладкая дрожь по телу, манеры современного Джеймса Бонда, ну и что там еще? — клубника со сливками и шампанское в постель?