Страница 10 из 36
Лайэн издал радостный возглас:
— Дидра дома? Это превосходная новость, я не ожидал снова ее увидеть. Быстро, Дэниел, погружайся в кабриолет, и мы сделаем ей сюрприз, если вернемся вместе!
Старик охотно вскарабкался в кабриолет, и перед тем, как тронуться, Лайэн кратко представил их друг другу:
— Дэниел, это Джина Руни, племянница нашего старого друга Майкла и одна из моих американских кузин. — Потом обращаясь к Джорджине: — Перед тобой Дэниел Кавана, отец прелестнейшей девушки в Ирландии!
Она тотчас же подавила внезапную вспышку эмоций, которая по какой-то необъяснимой причине была вызвана этими словами, воспользовавшись застенчивым поклоном и быстрой улыбкой старика.
Он говорил с таким сильным ирландским акцентом, что это сразу напомнило ей, что она находится в сердце ирландской страны гэлов, районе, где древняя ирландская речь и обычаи сохранились до нашего времени и где английский язык до сих пор остается вторым языком. А старик пытался выразить ей, насколько приятным было для него знакомство с ней, и так как они вместе тряслись в кабриолете, направляясь к его дому, он, запинаясь и сбивчиво, вел с ней разговор, из которого Джорджина поняла меньше половины, но который, судя по тому, что он был щедро насыщен именем Дидры, по ее предположению, в основном касался его дочери и радости по поводу ее возвращения домой. Она почувствовала прилив раздражения по отношению к этой неизвестной Дидре. Очевидно, ее посещения были редкими и чудесными событиями в его жизни, и Джорджина, которая до сих пор переживала потерю своего собственного отца, удивлялась, как кто-либо может быть таким бессердечным, чтобы пренебрегать таким стареньким отцом. Прелестнейшая девушка Ирландии, как ее назвал Лайэн, что показывало, что и он тоже очарован ею. Так или иначе, чувствовала Джорджина, она не поддастся чарам образцовой девушки, которую ей предстояло встретить.
Через десять минут она бросила первый взгляд на незнакомку, занимавшую все ее мысли. По мере того, как хижина Дэниела постепенно приближалась и приближалась — сначала это были струйки дыма из приземистой трубы, венчавшей соломенную крышу, потом побеленные стены, увитые плющом и утопающие в беспорядочно разбросанных кустах шиповника с первыми цветками, — она смогла увидеть и фигуру девушки, полулежащей вытянувшись на низенькой каменной стене, окружавшей полоску плодородной земли около домика. Даже издали она привлекала внимание. Посадки ее головы на красивой шее и неосознанно соблазнительно выделяющихся изгибов ее тела под облегающей деревенской блузой, которую она носила, было вполне достаточно, чтобы привлечь внимание Джорджины, и когда она энергично спрыгнула со стенки и побежала к ним, Джорджина осознала, что она действительно одна из прелестнейших девушек, каких она когда-либо видела. Вольная, как птица, она прямо-таки летела по направлению к ним, и ее длинные рыжие волосы, пылающие под лучами солнца, развевались позади нее, а глаза ее сверкали зеленью, как росистая трава, по которой она ступала на бегу своими босыми ногами. Она выглядела, как кинозвезда, играющая роль ирландской девушки, и если бы над ее головой внезапно раздалось жужжание кинокамеры и режиссер скомандовал «кадр», Джорджина совсем бы не удивилась тому. И еще было вполне ясно, что, хотя Дидра и была дочерью Ирландии, с глубоко уходящими в ирландскую почву корнями, покров бедности и лишений не удержится долго на ее плечах.
Лайэн остановил кобылу, и даже не дожидаясь, когда прекратят вращаться колеса кабриолета, спрыгнул вниз и остановился с раскинутыми руками, чтобы подхватить набегавшую красавицу. Секундой позже она оказалась в его объятиях, смеющаяся, радостная и целующая его, как если бы она была надолго лишена его общества, и он тоже обнимал и целовал ее. Джорджина ощутила себя незваным гостем, когда вместе с улыбающимся Дэниелом наблюдала за этой восторженной встречей; Дэниел имел право на это, он был одним из них, но она чувствовала себя посторонней, каким-то случаем попавшей на семейную встречу. Однако сумела преодолеть свою досаду и приветливо улыбнулась, когда Лайэн наконец вспомнил об ее существовании и обратил внимание разгоряченной встречей хозяйки на ее присутствие.
— Дидра, я рад твоей встрече с Джорджиной Руни, молодой американкой ирландского происхождения, которая сейчас живет у меня, выздоравливает от недавней болезни. Я надеюсь, что вы будете друзьями; вы можете быть полезными друг другу.
У него не было возможности как следует обдумать такое свое неясное утверждение, потому что Дидра тотчас обратила все внимание на Джорджину, да и все свое обаяние тоже. С широко раскрытыми глазами она быстро двинулась к Джорджине и протянула ей руку в импульсивном доверительном жесте.
— Я в восторге от встречи с тобой, Джорджина, — проговорила она с очевидной сердечностью. — Я надеюсь, тебя не покоробит, что я называю тебя по имени с первого знакомства?
— Ну конечно нет, — ответила Джорджина, все подозрения которой исчезли от дружелюбного поведения и искреннего взгляда этой девушки, выглядевшей так, как если бы ей было непривычно другое занятие, кроме вольного бега в глубине ирландской Гэлии.
— И ты будешь называть меня Дидрой? — лукаво спросила она.
— Да, с удовольствием, — ответила Джорджина без колебаний, совершенно побежденная ее теплой искренностью.
Со смехом и шутками они все взгромоздились в кабриолет и через несколько минут оказались у самого дома. Дидра сидела впереди, рядом с Лайэном, но возбужденно разговаривала через его плечо с Джорджиной.
— Тебе надо зайти к нам в дом, поесть, Джорджина. Лайэн и папа будут говорить о своих важных делах, а моя помощь состоит только в том, чтобы убедить этого старого упрямца, чтобы просьба, о которой мы переписывались с Лайэном, была удовлетворена.
Джорджина почувствовала, что холод сжимает ее сердце, но она взяла себя в руки. Ей нет никакого дела до того, что Лайэн и Дидра регулярно обмениваются письмами. А что касается просьбы, на которую нужно разрешение Дэниела, то и это тоже, конечно, не ее дело.
Когда они подъехали к хижине, Дидра без тени смущения проводила ее в комнату настолько бедную, что ее можно было бы назвать первобытной. Дэниел сразу же направился к куче высохшего торфа, сваленной около очага, и подбросил несколько кусков на верхушку торфяной горки, уже дымившейся под большим закопченным чайником, висевшим на крючке и цепи над очагом. Затем, пока Дидра вынимала глиняную посуду из ветхого кухонного буфета и расставляла ее на убогом деревянном столе, он пододвинул к огню один из четырех стульев, стоящих у стены, для Джорджины. Она заставила себя не выказать сострадание, которое вызывала у нее вся эта обстановка, и старалась, чтобы ее глаза не выдали ее любопытство, способное смутить хозяев. Но она напрасно беспокоилась. Когда Лайэн подвинул стул для себя, сел рядом с Дэниелом и начал вполголоса серьезный разговор со стариком, на лице Дидры появилось выражение довольного ожидания, и ее ноги — теперь обутые в мягкие домашние тапки — радостно танцевали по каменному полу, когда она готовила еду для гостей.
Чайник уже начал петь, и все было готово, когда Дидра подмигнула Джорджине и молча жестами показала ей, что надо выйти, чтобы Лайэн и Дэниел могли закончить разговор. Не беспокоя мужчин, поглощенных беседой, они вышли наружу в сад, и, по молчаливому согласию, пошли к стайке цыплят, толпившихся почти на всей площадке на задах хижины.
Дидра еле сдерживала нетерпение:
— Надеюсь, Лайэн не позволит ему ходить вокруг да около, — подчеркнула она, и ее лицо в первый раз выразило озабоченность.
— Я тоже так думаю, — тихо ответила Джорджина, — если это так много значит для тебя.
— Так много значит! — Дидра выглядела пораженной. — О да, я совсем забыла, ты ведь не имеешь представления, о чем они спорят! Прости меня, Джорджина, ты думаешь, что я круглая дура и ухожу от ответа, как будто у нас есть глубокая, темная тайна, но ведь предмет разговора так важен для меня, что я просто не могу поминать о нем, чтобы не сглазить. Я глупа, конечно, но у меня есть суеверное предчувствие, что если об этом очень много говорить, то все может окончиться неудачей.