Страница 27 из 149
На вершине скалы виднелись невысокие холмы и роща согнутых ветром олив. В самой середине располагались наклонные концентрические кольца — амфитеатр. Там Одри видела постановки пьес Шекспира и Софокла и слушала под звездами стихи Джима Моррисона. [26]
Сегодня о поэзии не могло быть и речи.
Будет только заседание Сената, судилище. И на древние камни может пролиться кровь.
Одри немного помедлила, прежде чем ступить на мост.
Готова ли она? После шестнадцати лет затворничества и самоограничения? Не так уж долго… но сколько всего изменилось. Сможет ли она встретиться с ними? Если все пойдет не так, как надо, готова ли она убить Генри и остальных? Убить всех?
В следующее мгновение она решила: если жизням Фионы и Элиота будет грозить опасность — да, она сможет это сделать. И сделает.
— Призываю тебя к осторожности, — ветер как бы срывал слова с губ Генри, — по крайней мере, до тех пор, пока не увидишь, кто присутствует на заседании.
Вроде бы Генри не угрожал ей, но все равно в его словах таилась угроза.
Одри шагнула на мост. Назад дороги не было. Ветер трепал ее одежду, камни вибрировали при каждом шаге.
Но как только она ступила на землю, ветер утих.
Казалось, они вошли в глухую камеру. Безмолвие и затхлый воздух. Не просто затхлый. Одри почувствовала в нем запах смерти.
Она высоко подняла голову и спустилась по ступеням амфитеатра с привычной иронической усмешкой.
Во внутреннем кольце ее ждали четверо.
Взгляд Одри сразу же выделил широкоплечего мужчину в легком костюме и белой рубашке, расстегнутой до середины могучей груди. Точеные черты лица, бронзовый загар. Длинные темные вьющиеся волосы до плеч, усы как у Чингисхана, обрамляющие квадратный подбородок. Он был дико привлекателен… хотя, возможно, и не отдавал себе в этом отчета. Его звали Аарон.
В одно мгновение Одри поняла смысл предупреждений Генри.
Аарон попытается остановить ее, если она выступит против Сената. Немногие могли сравниться с ней в мастерстве. Он был одним из них. Сойдись они в схватке — и оба могут погибнуть. А если ее не станет, дети останутся без защиты.
Родственнички позаботились о том, чтобы противопоставить ей равного соперника.
Черные глаза Аарона встретили ее стальной взгляд оценивающе и решительно. Он дал ей понять, что готов умереть, если потребуется.
Одри выдохнула, решив взять себя в руки. Надо не терять головы — и в переносном, и в буквальном смысле.
Как им удалось втянуть в это дело Аарона? Взятками, шантажом или запугиванием? Ведь он ненавидел политику Сената почти так же сильно, как она.
Справа от Аарона сидел старик в шлепанцах, шортах и футболке «Grateful Dead». [27]
Венчик седых волос обрамлял его лысину. Он закинул ногу на ногу и обложился блокнотами и астрологическими таблицами. Увидев Одри, улыбнулся и кивнул с отработанной наивностью, но она знала, что наивностью здесь и не пахло.
Это был Корнелий, вечный член Сената, один из самых мудрых. Но он редко проявлял свою мудрость, преследуя какие-то свои, неведомые цели.
Одри не считала его ни союзником, ни врагом.
Слева от Аарона расположился Гилберт, мужчина атлетического телосложения с золотистыми волосами и бородкой. Он встал и широко развел мускулистые руки, чтобы поприветствовать Одри.
Она жестом остановила его.
Его чувства к ней были искренними, Одри в этом не сомневалась, но сейчас она не стерпела бы ничьих прикосновений. Гилберт когда-то любил ее, и было бы так легко поддаться его силе… и потерять собственную.
Гилберт кивнул и поклонился Одри. Похоже, все понял.
Порой он вмешивался в политику, но никогда — серьезно. Он вообще редко к чему-либо относился серьезно. Явиться сюда для обсуждения такого важного дела он мог только под нажимом.
Оглянувшись, Гилберт с опаской посмотрел на четвертого члена Сената — женщину. Она сидела чуть поодаль от мужчин. Ей можно было дать и двадцать, и сорок лет. Вневременная красота женщины казалась неподвластной возрасту — пока она подправляла ее косметикой. На ней было черное платье с вышивкой в виде красных роз. Маленькая черная шляпка поверх крашеных рыжих волос. Бледное лицо, а губы такие же алые, как розы на платье. Светло-карие глаза смотрели оценивающе, но ничего не выражали.
Это была младшая сестра Одри, Лючия. Красивая, злобная и вечно что-то замышляющая.
Одри сразу поняла, что на уме у Лючии. Черные платье и шляпка выдали ее. Не зря она так вырядилась — как на похороны.
— Я очень рада, что ты смогла присоединиться к нам нынче утром, сестрица, — плавным, мелодичным голосом произнесла Лючия.
Мужчины обожали ее голос, а Одри от него передергивало.
— А что дети? — обратилась Лючия к Генри.
— Накормлены и находятся в поместье под надежным присмотром.
— Прекрасно. Жду не дождусь встречи с ними.
Одри с сестрой враждовали с незапамятных времен. И в отличие от Элиота и Фионы, они не улаживали свои разногласия, играя в «словарные дразнилки».
Наверняка Лючия настроена против детей. Одри сделала два шага к сестре и дала себе клятву: если кто-то и умрет сегодня, Лючия будет первой.
Но тут Одри кое-что заметила.
— Вас только пятеро. А где еще двое членов Сената?
— В пути, — ответила Лючия. — Мы решили начать без них, поскольку дело не терпит отлагательств.
Генри отошел от Одри и сел между Лючией и остальными членами Сената.
— Кворум у нас имеется, — заявил он.
Теоретически это было так. Пятеро членов Сената могли принимать решения, обязательные для всех. Правда, такое происходило редко, поскольку считалось нарушением обычной практики. Процесс принятия решений должен был быть вдумчивым и неторопливым.
Лючия ни за что не решилась бы начать заседание, не будь ей известен его исход. Значит, она надеялась надавить на Аарона и Гилберта. А верность Генри была подобна ветру — вечно меняющему направление и непредсказуемому. Правда, старик Корнелий вряд ли мог поддаться чарам и шантажу Лючии.
Итак, три из пяти голосов… Может, все уже решено и дебаты — простая формальность, возможность для Лючии понаблюдать за тем, как Одри будет выкручиваться?
Этого не произойдет, если она сумеет перехитрить свою младшую сестрицу.
— Начнем, — заговорила Лючия, звякнув маленьким серебряным колокольчиком. — Я призываю заседание Сената Лиги бессмертных к порядку. Все, кто пришел с прошениями и жалобами, будут выслушаны. Narro, audio, perceptum. [28]
— Полагаю, мы обойдемся без чтения протокола последнего заседания. — В голосе Генри прозвучала надежда.
— Поддерживаю, — сразу же высказался Аарон.
— Принято, — согласилась Лючия и положила руки на колени. Она обвела сенаторов глубокомысленным взором и посмотрела на Одри. — Сегодня мы должны решить, как поступить в весьма деликатном вопросе. Как вы знаете, заботам моей старшей сестры поручены двое детей сомнительного происхождения.
Одри не нравились эти экивоки, не по душе ей были и почти неприкрытые оскорбления. Она поддела носком ботинка песок и осыпала им подол платья сестры.
Ее бунтарский жест явно понравился Аарону, он поднес ладонь ко рту, чтобы скрыть улыбку.
— У тебя на языке вертится слишком много слов, — сказала Одри. — Просто выдвини предложение: ты хочешь, чтобы они были убиты.
Лючия улыбнулась. Воплощенное притворство.
— Остра, как всегда, сестрица? Метишь в самое сердце и игнорируешь все тонкости ситуации.
Ответная улыбка Одри была порождена воображаемой картиной: она вырезает ножом сердце сестры и швыряет на подол ее траурного платья. Как прекрасно смотрелось бы окровавленное сердце среди алых роз.
Улыбка Лючии угасла.
— Они взрослые? — спросил Гилберт. — Прежде чем судить их, я хотел бы знать, не имеем ли мы дело с детьми?
26
Лидер американской рок-группы «The Doors». (Прим. перев.)
27
Культовая американская рок-группа. (Прим. перев.)
28
Говори, слушай, узнавай (лат.). (Прим. перев.)