Слуги света, воины тьмы

— Не хотите ли присесть? Выпить чего-нибудь? У нас есть молоко и сок.

— Все в порядке, спасибо. Я довольно много пил по дороге сюда. — Он повернулся к открывшейся двери кухни, увидел Си и воскликнул: — Сесилия!

Подойдя к старушке, он обнял ее.

Си замерла в его объятиях, разжала губы и широко раскрыла глаза. Наконец она высвободилась.

— Ты!..

Дядя Генри шутливо погрозил ей указательным пальцем.

— Больше ни слова, милая леди с острова Эа. [22]Давай насладимся моментом воссоединения.

Си крепко сжала губы и прищурилась.

— Да, ты точно такая, какой я тебя помню, — ласково проговорил дядя Генри. — Ни на день не состарилась… сколько же прошло? Десять лет?

— Шестнадцать, — прошептала Сесилия. — Одри скоро придет, глупец. Тебе лучше уйти.

Свет в глазах дяди Генри угас, и в комнате вдруг стало холоднее. Он запрокинул голову и увидел комочек клубничной глазури на полке книжного шкафа. Прикоснувшись к нему, он поднес палец к носу.

— Вот как? — Он рассмеялся, вытер палец носовым платком и положил руку на плечо Сесилии. — Ты все такая же шутница. И за это я тебя тоже люблю.

Но Си не шутила. Что-то явно было не так. Фиона попятилась к входной двери, и в это время из своей комнаты вышел Элиот.

— Я услышал голоса… — Он остановился рядом с сестрой и удивленно воззрился на Генри.

— Наш дядя, — объяснила Фиона.

Элиот пытливо посмотрел на нее и заметил в ее глазах неуверенность.

Дядя Генри обернулся и просиял.

— Элиот! — Он сжал руку мальчика двумя руками и пожал, словно они были лучшими друзьями.

— А-а-а… здравствуйте, сэр, — выдавил Элиот.

— Пожалуйста, не надо этих формальностей. Зови меня просто «мистер Миме». Хотя я предпочел бы «дядя Генри» или просто «Генри». У меня осталось слишком мало ныне здравствующих родственников, которые называют меня именно так. Ты окажешь мне большую честь.

Его улыбка была заразительной, и очарованный Элиот улыбнулся в ответ.

— Ничего удивительного, что у тебя так мало родственников, — фыркнула Сесилия.

Фионе хотелось верить дяде Генри, но Си она доверяла больше. Прабабушка, словно защищаясь, прижала руку к шее — так она делала, когда бабушка была ею недовольна.

Что-то здесь было очень и очень не так.

— Миме… — произнесла Фиона. — Это французская фамилия?

— Наше семейство родом из Франции, — ответил ей дядя Генри, — и еще из многих стран. У нас есть кузены и кузины, дядюшки и тетушки во всех уголках мира.

— Неужели у нас есть и другие родственники? — удивленно заморгала Фиона.

— Вы с ними знакомы? — спросил Элиот. — Вы знали нашу маму и нашего папу?

Генри склонил голову набок и немного помедлил с ответом.

— О да. Хотя вашего отца… — он пожал плечами, — я знал не так хорошо, как вашу мать. Разразился большой скандал, когда они влюбились друг в друга. — Он бросил игривый взгляд на Сесилию. — Рассказать им, как они познакомились?

Он отодвинул от стола стул и сел.

— Нет, — сказала Сесилия. — Ничего им не рассказывай.

— Почему? — спросила Фиона.

Возможно, ощущение чего-то необычного в доме было связано с тем, что никто никогда не рассказывал им с Элиотом об их родителях. Фионе хотелось узнать как можно больше, даже если это означало бы бунт против Сесилии… и против бабушки.

Дядя Генри обернулся и посмотрел на Сесилию.

— Да, почему бы не рассказать им?

— Я… — Сесилия попятилась.

— Ага, — проговорил дядя Генри успокаивающе. — Вот видишь? Нет никаких причин.

Сесилия сердито прижала руки к груди, но больше возражать не стала.

— Давайте же, — поторопила Фиона дядю Генри. — Расскажите нам.

— Много лет назад я был в Венеции во время городского карнавала. — Дядя Генри потер руки. — Это был великолепный праздник. Танцы и спектакли на улице, веселые сборища днем и ночью. И все в масках. У некоторых маски были простые, кожаные, а у других — украшенные золотой фольгой и серебряной пылью, драгоценными камнями и перьями экзотических птиц. Вот где познакомились ваши мать и отец — там, где они оба были в масках.

Для пущего эффекта он провел по лицу рукой с растопыренными пальцами.

Фиона была зачарована. Она почти слышала гомон толпы на улицах и плеск воды в каналах, где покачивались гондолы.

— Как уже сказано, — продолжал дядя Генри, — я не так близко знал вашего отца, но знаю, что он был высок и статен, играл в поло и всегда великолепно одевался. Говорят, его улыбка была невероятно соблазнительна. И хотя обо всем этом мне известно только по слухам, говорили, что ни одна женщина не могла устоять перед ним. — Казалось, дядя Генри унесся мыслями куда-то вдаль. Но в следующее мгновение вернулся и продолжил: — Словом, чаровник… хотя, насколько я себе представляю, порой это создавало ему большие проблемы.

— Как это может быть? — удивился Элиот.

— А представь себе, что ты нравишься всем с первого взгляда. Представь, что все влюбляются в тебя из-за того, какой у тебя нос или прическа. Нет, он был одинок, потому что ни одна женщина не знала, что у него на сердце, каковы его желания и мечты. — Генри похлопал себя по груди. — Итак, ваш отец был в маске. Спрятал под ней лицо и улыбку, чтобы не обращать на себя внимания. Но все же его влекло к людям, он искал их общества. Вот так он и повстречался с вашей матерью.

— Она тоже была красива? — спросила Фиона.

— Она была красивее, чем можно описать словами, дитя, — вздохнул Генри. — Мужчины дрались на дуэли за то, чтобы иметь честь просить ее руки. Но конечно, все получали отказ. Тайные воздыхатели засыпали ее подарками, но ей было все равно. Она считала романтические отношения уделом пошлых людей, а влюбленных — просто глупцами.

Фиона отдала бы все на свете за подарок от тайного воздыхателя… хоть бы раз такое случилось! Интересно, каково это: быть для кого-то центром мироздания?

— Но если все это ее не интересовало, — спросила девочка, — зачем же тогда она пошла на карнавал?

— Она не верила в любовь, но ей хотелось в нее верить, — объяснил Генри. — Она была женщиной умной, просвещенной и решительной, но при этом одинокой. Как-то раз она сказала мне, что ходит на вечеринки с одной целью: наблюдать за тем, как люди влюбляются. Она поражалась их неблагоразумию, но завидовала их счастью… каким бы мимолетным оно ни было. — Тень печали пробежала по его лицу. Он наклонился к столу. — Ей казалось, что она никогда этого не поймет, а уж тем более — не переживет сама. Но она ошибалась.

Фиона и Элиот сели на пол, у ног дяди Генри.

— Она увидела вашего отца в бальном зале, где сидела и наблюдала за танцующими. Только они двое в этом зале не веселились… и тут он тоже увидел ее и подошел к ней.

Он заметил, что эта женщина в маске отвергает все приглашения на танец, поэтому сказал ей, что хотел бы побеседовать с ней и, возможно, понять, почему столько людей ведут себя как полные идиоты.

Она согласилась, и вскоре им стало понятно, как много у них общего: жизненная философия, любовь к путешествиям по всему миру, знание многих языков. И оба они, хотя в них то и дело влюблялись, сами никогда не были влюблены. Они гуляли по мощеным улицам, плавали в гондолах и, наблюдая за влюбленными парами, не подшучивали над ними, как прежде, но смотрели на них и спрашивали себя: почему человеческим сердцем так легко завладеть… а потом оно неизбежно разбивается.

Они сидели в маленьком кафе, выходящем на Большой канал, и пили кофе. Появилась луна, загорелись звезды. Лимонные деревца в кадках испускали чудесный аромат. Когда над водой взошло солнце, ваш отец снял маску, и ваша мать сделала то же самое.

Они посмотрели друг другу в глаза. В это мгновение стихли все разговоры о чужих романах, о том, как они оба одиноки, о том, что они — родственные души. Случилось невероятное: они влюбились друг в друга.

Фиона, зачарованная этой историей, встала на колени.

— А что было потом? Где они поженились?

22

Остров Эа — мифический остров, на котором обитала волшебница Цирцея. (Прим. ред.)