Страница 9 из 10
Хотя Персия и Византия постоянно находились в состоянии войны друг с другом, борясь за главенство в мире, пока в VII веке их не опередили арабы, благоговение, которое персы испытывали к своим монархам, привлекало византийских императоров. Однако никто из них никогда не отделял себя от своих граждан до такой степени, как сасанидские цари, хотя они всячески старались подчеркнуть собственную неповторимость и важность. Диоклетиан ввел понятие «богоизбранный царь». Константин закрепил его, запретив носить пурпурные одежды и обувь всем, кроме членов своей семьи. Вскоре все, кроме патриарха Константинопольского, обязаны были падать ниц, приветствуя императора. Члены правительства, или Священной консистории, собираясь в присутствии императора, хотя и не должны были падать ниц, но все заседание проводили стоя.
Продуманный до мелочей придворный церемониал усложнялся с течением времени с единственной целью: усилить блеск, окружающий монарха, и таким образом повысить и его личный статус, и значимость занимаемого им поста. Все его официальные выходы были четко спланированы и проработаны, точно какой-нибудь балет, представляемый неизменно в окружении великолепия. Так, например, в начале V века к празднованию крещения сына императора Аркадия, будущего Феодосия II (408–450), улицы Константинополя украсили шелковыми полотнищами, вышитыми золотом и другими драгоценными материалами. В те времена секрет производства шелка еще не был известен на Западе, поэтому его доставляли караванами из Китая по очень высокой цене. Все вельможи, принимавшие участие в процессии, шествовавшей к собору и из него, надели белое, напоминая, по словам очевидца, облако снежинок. Самые высокопоставленные сановники империи возглавляли процессию. За ними следовали императорские полки с зажженными свечами в руках, сверкающими, словно мириады звезд. Высокопоставленный аристократ нес монаршего ребенка, а отец-император, одетый в пурпур, шел позади. Даже зеваки были в нарядных одеждах.
Придворный церемониал был не только сложным, но и строго определенным. К X веку он стал таким замысловатым, что просвещенный и талантливый император Константин VII Багрянородный счел необходимым подробно описать его в «Книге церемоний». Император был историком и выдающимся писателем и написал для своего сына «Книгу управления». По большей части знанием о жизни византийского двора и властей мы обязаны этим двум работам. В первой Константин определил церемонию как «внешнее проявление внутренней гармонии» и заметил, что «ритуал помогает повысить значимость монарха». «Магистральная линия» церемоний закладывалась еще при Юстиниане, когда были выработаны основные принципы, которые надлежало соблюдать в ходе коронаций, рождения императорских отпрысков, венчаний и погребений, как и отъезда монарха из столицы и его возвращения, во время его пребывания на мероприятиях, например на бегах на ипподроме, во время приема послов, во время религиозных и государственных праздников. Но досконально все было описано только в X веке. Тогда даже изобретения в области механики использовались, чтобы подчеркнуть сверхчеловеческую природу монарха. Самым занимательным в этом ряду был механический трон, заказанный Феофилом. Однако и менее технически оснащенные троны выглядели впечатляюще, поскольку были изготовлены из дорогих материалов, отделаны драгоценными камнями, увенчаны балдахинами, обиты редкими и дорогими тканями и стояли на возвышении. К ним прилагалась изысканно украшенная скамеечка для ног.
Когда император покидал столицу, его провожали до определенной точки на границе города сыновья, патриарх, сенаторы и старшие офицеры армии и флота. Когда он возвращался, все они встречали его на этом же месте. Если он возвращался из европейского похода, приветственная церемония проводилась в замке Эбдомон, стоявшем рядом с западными стенами города. Часто все происходило в павильоне, располагавшемся поблизости. После приветственной церемонии император имел обыкновение въезжать в город во главе отряда своих телохранителей через Золотые ворота, следовать по Месе, или Главной улице, мимо форума Феодосия и форума Константина, огибая ипподром, к Большому дворцу.
Император в своем статусе посланника Христова должен был выполнять некоторые обязанности в ходе религиозных торжеств, каждое из которых проходило по определенному канону. Многие языческие обряды были включены в христианский ритуал. Так, например, 15 августа, по языческому обычаю, праздновался сбор винограда. В этот день император и патриарх выезжали из столицы во главе шествия на какой-нибудь не слишком удаленный виноградник, чтобы возглавить праздник урожая. В таких случаях ноги и хвост императорского коня украшали шелковыми лентами и надевали на него упряжь с драгоценными камнями. До конца X столетия, когда был установлен день Рождества, 25 декабря по традиции устраивали праздник в честь бога Солнца. На всех торжествах император, олицетворяющий бога Солнца, исполнял нечто вроде традиционной пантомимы и появлялся перед подданными в нимбе, который изначально был символом бога Солнца. До того времени рождение Христа праздновалось 6 января, когда в одном из залов для аудиенций Большого дворца перед собранием высоких гостей император вручал получившим новое назначение или повышение вельможам государственную бумагу, знак новой должности и дощечки из резной кости, похожие на те, которые известны нам сейчас как консульские диптихи. Вельможи готовились к важному событию, постясь весь предшествующий день. Они принимали бумагу от императора коленопреклоненно. Перед началом торжества стража монаршей спальни встречала гостей у дворцовых ворот и провожала их в зал для аудиенций, где они ожидали императора. Когда он входил в зал, все должны были приветствовать его в соответствии с их должностями. Сенаторам дозволялось поцеловать грудь императора справа, когда он наклонялся, чтобы поцеловать их в макушку. Людям более низкого положения предписывалось упасть на пол и поцеловать ступню императора, протянув руки вперед, — эта поза называлась «проскинез», она до сих пор используется в некоторых религиозных орденах, когда монахи или монахини приносят обеты.
Церемония приема послов была очень похожа, но начиналась, когда посланник и его приближенные достигали границы Византии. Если делегация приезжала из Персии, ее встречали на Евфрате. Комитет по встрече, имеющий при себе монаршие подарки, собирался там, чтобы приветствовать посланника. Подобные церемонии повторялись во всех региональных столицах, через которые пролегал путь посла в Константинополь. Местный правитель преподносил ему подарки, ценность которых разнилась в зависимости от важности посла. По приезде в Константинополь посла и его приближенных провожали в отведенный для них дом. Там они смиренно дожидались, пока император соизволит их принять. Во все это время их ежедневно снабжали едой. В день, избранный для аудиенции, дары, привезенные послом от своего монарха императору, и те, которые он сам должен был получить от императора, выставлялись во дворце на всеобщее обозрение. Императорская стража в парадной форме, состоящей из золотых шлема и нагрудной пластины, надеваемой поверх белых одежд, с копьями ехала к дому посла, где посол и его приближенные в самых нарядных одеяниях ожидали их. Посол садился на коня под изысканной попоной, которого специально для него выбрали на императорских конюшнях, и все отправлялись по улицам, украшенным коврами и полотнищами, вывешенными в честь посланника из окон и с балконов домов на его пути. Это было настолько восхитительное зрелище, что впоследствии венецианцы украшали так же свои улицы по праздникам.
У входа во дворец посла встречал старший офицер, который проводил его вместе с толмачом и эскортом в зал для аудиенций, где на возвышении стоял трон, скрытый от глаз роскошными полотнищами. В нужный момент они раздвигались и открывали сидящего там императора в официальном одеянии и короне. На нем была длинная прилегающая мантия из драгоценной парчи, украшенная по шее, по талии, по центру спины и по переду каймой из вышивки и драгоценных камней. Короны слегка меняли форму в зависимости от времени, за исключением великолепной короны Мономаха XI века, находящейся в Будапеште, изготовленной из восьми золотых пластин, покрытых эмалью. Очевидно, свечение, исходившее от короны и камней, объясняет, почему один потрясенный гость сравнил костюм императора Мануила Комнина (1143–1180) с «лужайкой, покрытой цветами».