Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 379 из 424

Саурон сорвал с них личины, и они предстали пред ним, нагие и дрожащие от страха. Но, хотя Саурон открыл, каких они племен, имена их и цели остались ему неведомы.

Он бросил их в глубокую, черную и безмолвную яму и грозил жестоко умертвить всех, пока один из них не скажет правды. Время от времени видели они, как во тьме загорались два глаза, и волколак пожирал одного из них. Но никто не предал своего господина.

В то время, когда Саурон вверг Берена в узилище, бремя ужаса легло на сердце Лютиэн; и, придя за советом к Мелиан, она узнала, что Берен заключен в темнице Тол–ин–Гаурхота без надежды на спасение. И вот Лютиэн, зная, что никто иной на земле не придет ему на помощь, решилась бежать из Дориата, дабы самой помочь любимому; но она доверилась Даэрону, а он вновь предал ее. Тингол изумился и ужаснулся; а так как он не хотел лишать Лютиэн дневного света, ибо без него она бы истаяла, и все же желал удержать ее, он велел построить жилище, из которого она не сможет бежать. Неподалеку от врат Менегрота росло самое большое дерево в Нелдорете — буковом лесу, что покрывал северную половину королевства. Этот огромный бук прозывался Хирилорн, и было у него три ствола, равных по обхвату, высоких и с гладкой корой; ветви на них росли только на головокружительной высоте. Там, высоко меж стволов Хирилорна, возвели деревянный терем и в нем поселили Лютиэн, лестницы же убрали и держали под строгой охраной — кроме тех случаев, когда слуги Тингол а поднимались наверх, чтобы доставить пленнице все необходимое.

В Лейтианповествуется о том, как бежала Лютиэн из терема на Хирилорне. Она пустила в ход чары и сделала так, что волосы ее выросли до необычайной длины; из них она сплела черный плащ, который, как тень, сокрыл ее красоту, а в нем было заключено заклятие сна. Из оставшихся прядей сплела она веревку и спустила из окна; и когда конец веревки закачался над головами стражников, сидящих под деревом, их объял необоримый сон. Тогда Лютиэн выбралась из своей темницы и, закутанная в плащ, подобный тени, незамеченной покинула Дориат.

Случилось, что Келегорм и Куруфин выехали поохотиться на Хранимой Равнине, так как Саурон, мучимый подозрениями, выслал в эльфийские земли множество волков. И вот Келегорм и Куруфин отправились в путь, взяв с собой псов; надеялись они также до возвращения разузнать что–нибудь о Финроде Фелагунде. Вожаком волкодавов, что сопровождали Келегорма, был Хуан. Он не родился в Средиземье, но прибыл из Благословенного Края, ибо сам Оромэ некогда в Валиноре подарил его Келегорму, и там пес следовал за пением рога своего господина, пока не пришло лихо. Хуан последовал за Келегормом в изгнание и остался верен ему, но и на него пал Жребий нолдоров. Ему суждено было погибнуть, но не прежде, чем вступит он в единоборство с сильнейшим из волков, какие когда–либо населяли мир.

Хуан–то и обнаружил Лютиэн, когда Келегорм и Куруфин остановились на отдых у западных рубежей Дориата, а она пробиралась меж деревьев, подобно тени, застигнутой солнечным светом, ибо ничто живое не могло укрыться от его взора и нюха, никакое волшебство не могло помешать ему, и он не спал ни днем ни ночью. Он привел Лютиэн к Келегорму, и она, узнав, что тот — принц нолдоров и враг Моргота, обрадовалась и, сбросив плащ, назвала себя. Так велика была ее внезапно заблиставшая под лучами солнца красота, что Келегорм мгновенно влюбился в нее; но заговорил он с ней учтиво и пообещал, что поможет ей, если сейчас она поедет с ним в Нарготронд. Однако ни словом не обмолвился он ни о том, что знает Берена и цель его, ни о том, что близко его касается.

Так они, прервав охоту, вернулись в Нарготронд, и Лютиэн была обманута, ибо братья отняли у нее плащ и держали взаперти, и не дозволяли ни выходить за ворота, ни говорить с кем–либо, кроме них самих, полагая, что плененным Берену и Финроду Фелагунду не дождаться помощи, и уповая на скорую смерть короля, они решили завладеть Лютиэн и вынудить Тингол а отдать ее в жены Келегорму. Тогда они расширили бы пределы своей власти и стали бы могущественнейшими среди принцев нолдоров. А они не хотели Сильмарилов, будь то силой или хитростью, ни позволять другим делать это, пока под началом у них не будет силы всех эльфийских владений. Ородрет не мог противостоять им, потому что они склонили на свою сторону сердца жителей Нарготронда; и вот Келегорм отправил гонцов к Тинголу, требуя его согласия.

Пес Хуан, однако, был честен душой, а Лютиэн с первой встречи полюбилась ему, и ее плен печалил его. Потому он часто приходил в ее покои, а ночами лежал перед ее дверью, ибо чуял, что лихо пробралось в Нарготронд. Будучи одинока, Лютиэн часто говорила с ним о Берене, который был другом всех зверей и птиц, не служивших Морготу; и Хуан понимал все, ибо ему доступна была речь любого живого существа, обладающего голосом; самому же ему лишь трижды в жизни дозволено было заговорить.





Хуан и придумал, как помочь Лютиэн. Однажды ночью он принес Тинувиэль ее плащ и тогда заговорил впервые, советуя ей, как надо поступать. Потом он тайными тропами вывел ее из Нарготронда, и они вместе направились на север; и Хуан, забыв о гордости, дозволил Лютиэн ехать на нем верхом, как порой ездили орки на волках. Мчались они быстро, ибо Хуан был скор и неутомим.

Тем временем Фелагунд и Берен томились в узилище Саурона. Все их спутники уже погибли, но Саурон намеревался оставить Фелагунда напоследок, ибо чуял в нем могущественного и мудрого нолдора и решил, что именно в нем заключается тайна их похода. Однако, когда волк пришел за Береном, Фелагунд напряг силы и разорвал свои путы и, схватившись с волколаком, убил его руками и зубами, но сам был смертельно ранен. И сказал он Берену: «Я ухожу на долгий отдых в чертогах Мандоса за краем моря и горами Амана. Много веков пройдет, прежде чем я вновь явлюсь среди нолдоров, и уж, верно, второй раз, в жизни или смерти, мы не встретимся никогда, ибо разные судьбы у наших народов. Прощай!» И он умер во тьме, в Тол–ин–Гаурхоте, чья величественная башня им же и была возведена. Так исполнил свою клятву король Финрод Фелагунд, благороднейший и более всех любимый из рода Финвэ, и Берен в отчаянии скорбел над ним.

В тот час явилась Лютиэн и, встав на мосту, что вел на остров Саурона, запела песнь, которой не могли сдержать каменные стены. Берен услышал ее, и показалось ему, что это сон, ибо звезды засияли над ним и в ветвях запели соловьи. И в ответ он спел песню–вызов, которую сложил, воспевая Серп валаров, Семь Звезд, что Варда поместила в небе над северными землями в знак того, что Моргот будет низвергнут. Затем силы покинули его, и он погрузился во тьму.

Но Лютиэн услыхала его голос и пропела песню еще большей силы. Завыли волки, и остров содрогнулся. Саурон стоял в башне, погруженный в свои черные думы, но, заслышав голос ее, усмехнулся, ибо знал, что это дочь Мелиан. Слава о красоте и дивном пении Лютиэн давно уже вышла за пределы Дориата. Решил Саурон захватить ее в плен и отдать Морготу, ибо награда была бы щедра.

И вот он послал на мост волка, но Хуан бесшумно и быстро убил его. Одного за другим посылал волков Саурон, и одного за другим душил их Хуан. Тогда Саурон выслал Дра́углуина, страшного зверя, закосневшего во зле, вождя и повелителя всех волколаков Ангбанда. Он был могуч, и долго длилась жестокая схватка меж Хуаном и Драуглуином. Наконец Драуглуин вырвался и, прибежав в башню, издох у ног Саурона, но, издыхая, прохрипел своему господину: «Хуан здесь!» Саурону, как и многим, было ведомо, какая судьба предназначена псу из Валинора, и пришло ему на мысль самому исполнить предсказание. Тогда принял он облик волколака, сильнее всех, что когда–либо существовали в мире, и сам вышел на мост.

Так велик был ужас от его приближения, что Хуан метнулся прочь. Тогда Саурон прыгнул на Лютиэн, и от мерзкого дыхания и злобы, горящей в его глазах, она лишилась чувств. Но, падая, она развернула перед его глазами свой черный плащ, и Саурон, еще в прыжке, замешкался, ощутив мимолетную дремоту. И тогда Хуан прыгнул. Так началась схватка Хуана с Волком–Сауроном, и вой вперемежку с лаем отдавался эхом в горах; и стражи на склонах Эред–Ветрин, на другой стороне долины, услышали эти звуки и пришли в смятение.