Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 338 из 424



Но когда Эарнур приплыл в Серебристую Гавань, и эльфы, и люди ликовали и дивились. Столь огромны и многочисленны были гондоре кие корабли, что для них едва хватило места в заливе, и с них сошло на берег могучее воинство во всеоружии — подлинно рать великого государя. Такой она, во всяком случае, показалась людям Севера, хотя это был лишь малый отряд по сравнению со всеми палками Гондора.

Особенно восхищались конями, большей частью взращенными в поймах Андуина, и их рослыми белокурыми всадниками.

А Сэрдан созвал всеобщее ополчение Линдона и Арнора, и, когда оно собралось, войско переправилось через реку Люн и двинулось на северо-восток, на Ангмарского Царя-ведьмака. Тот пребывал в Форносте, который заполонил свирепой тварью, присвоив себе великокняжескую власть и дворец. В своей гордыне он не стал ожидать, пока враги подступят к его крепости, а бросил орду им навстречу, чтобы, как прежде, сбросить их в реку Люн.

Но воинство Запада обрушилось на него с Сумрачного Нагорья, и на равнине разыгралась великая битва. Ангмарские полчища, колеблясь, отступали к Форносту, когда главная конница явилась в обход Нагорья с севера и сокрушительным натиском рассеяла ангмарцев. Собрав, кого удалось, из беглецов, Царь-ведьмак бежал на север, в свои края. Но укрыться за стенами Карн Дума им не было суждено: конники Гондора, впереди которых мчался Эарнур, настигли их, и в это время к месту побоища подоспела дружина эльфов из Раздола во главе с Гориславом. Ангмарцы были не только разгромлены, но и истреблены — из них не осталось ни одного, ни человека, ни орка, к западу от Великого Хребта.

Но говорят, что, когда разгром был довершен, внезапно явился сам Царь-ведьмак в черном плаще и черной маске, на вороном коне. При виде его всех обуял страх, а он устремил свою ненависть на предводителя воинства Гондора и с ужасным криком кинулся на него. Эарнур устоял бы, но конь его не выдержал натиска, метнулся прочь и далеко унес седока с поля боя, прежде чем тот сладил со скакуном.

И Царь-ведьмак разразился леденящим хохотом, дикий отзвук которого навеки остался в ушах тех, кто его услышал. Но вперед выехал Горислав на своем белом коне, и ведьмак, оборвав хохот, обратился в бегство и исчез во мраке. Ибо ночь опустилась на поле брани и бесследно поглотила черного всадника.

Между тем прискакал назад Эарнур, но Горислав, вглядевшись в густеющий сумрак, сказал: «Не преследуй его! Больше он в эти края не вернется. Он погибнет далеко отсюда и падет не от руки мужа». Эти слова запомнились многим, но Эарнур был в гневе, желая лишь отомстить за свой позор.

Так рухнуло колдовское царство Ангмар, и так Эарнура, военачальника Гондора, возненавидел пуще всех Царь-ведьмак, но прошло еще много лет, прежде чем это открылось.

Так и случилось во времена князя Эарнила (а узнали об этом гораздо позднее), что Царь-ведьмак, сбежав с севера, укрылся в Мордоре и там собрал остальных Кольценосцев, главарем которых он был.

Но лишь в 2000 году вышли они из Мордора перевалом Кирит-Унгол и осадили Минас-Итил. В 2002 году крепость была взята и при этом захвачен башенный палантир.Они оставались там до конца Третьей Эпохи, и Минас-Итил сделался гнездилишем ужасов и стал называться Минас-Моргул. Итилия же постепенно обезлюдела.

«Эарнур унаследовал доблесть отца, но отнюдь не его мудрость. Он был могуч телом и пылок душой; в брак он не вступил, ибо находил упоение лишь в кровавом бою или в воинской потехе. Никто из гондорцев не мог сравниться с ним боевой сноровкой или устоять против него на богатырском ристалище: он больше походил на простого витязя, чем на воеводу или князя. Даже на склоне лет он не утратил ни силы, ни мастерства ратоборца».

Когда Эарнур унаследовал корону в 2043 году, властитель Минас-Моргула вызвал его на поединок, с издевкой объявив, будто он не посмел с ним сразиться на севере. В тот раз правитель Maрдил сумел унять гнев государя. Тогда Минас-Анор уже был главным городом княжества и седалишем власти; он стал именоваться Минас-Тирит — твердыня на бессменной страже против злодейства Моргула.





Эарнур был на троне лишь семь лет, когда властелин Моргула повторил вызов, издеваясь, что, мол, князь, от юности робкий духом, ныне вдобавок немошен телом. Тут уж Мардил не смог его удержать, и он отправился с малой дружиной к воротам Минас-Моргула.

Все они пропали без вести. В Гондоре полагали, что вероломный враг обманом захватил государя и замучил его в Минас-Моргуле, но свидетелей его смерти не было, и Добрый Правитель Мардил много лет властвовал Гондором от его имени […].

И не нашлось искателя короны чистокровного княжеского рода, которого бы все признали в правах; всем была горько памятна многовековая распря, и все знали, что если подобные раздоры возникнут вновь, то Гондор обречен на гибель. Поэтому годы шли и слагались в века, а наместники продолжали править Гондором, и корона Элендила возлежала на груди князя Эарнила в Усыпальне — там, где оставил ее Эарнур.

НАМЕСТНИКИ

(…) Каждый новый наместник, принимая сан, давал клятву «властвовать и править именем государя, доколе он не возвратится». Но скоро она стала незначащим присловьем, потому что наместники хозяйничали в Гондоре вполне по-княжески И всеже многие гондорцы верили, что государь когда-нибудь да вернется; иные помнили и о древнем северном преемстве, о потомках законнейших государей, по слухам, обитающих где-то в сумрачных дебрях, но сами наместники-правители подобных помыслов не допускали.

Правда, на древний гондорский трон они никогда не садились, не надевали короны, не касались скипетра. Знаком их сана был лишь белый жезл, и на их белом знамени не было никаких изображении, а на княжеском черном знамени изображалось белое дерево в цвету под семью звездами.

После Мардила, который открывает преемство наместников Гондора, их было двадцать четыре, и двадцать шестым по счету стал Денэтор II. […] Приняв бразды правления в 2984 году, он проявил себя самовластным хозяином: все дела, большие и малые, он прибрал к рукам. Он был немногословен: выслушивал советы, а затем поступал по своему разумению. Женился он поздно (в 2976 году), взяв в супруги Финдуиль, дочь Адрагила, властителя Дол-Амрота. Она была прекрасна и добра, но не прожила в браке и двенадцати лет. Денэтор по-своему любил ее больше всех на свете, кроме разве что их старшего сына. Но людям казалось, что она увядала в крепостных стенах, как цветок с приморских лугов на голой скале. Мрачная угроза с востока преисполняла ее ужасом, и она вечно обращала взор на юг, к морю, по которому тосковала.

Когда она умерла. Денэтор стал еще угрюмее и молчаливее; подолгу сидел он один в башне, углубившись в размышления и предвидя нашествие Мордора при своей жизни. Впоследствии полагали, что он, взыскуя знаний, был горд и уверен в своих силах — и отважился заглянуть в палантирБелой Башни. До него на это не отваживался никто из наместников, ни даже князья Эарнил и Эарнур после того, как пал Минас-Итил и палантирИсилдура достался Всеобщему Врагу, ибо Камень Минас-Тирита был палантиромАнариона, тесно сопряженным с тем, которым завладел Саурон.

Таким-то образом и доставалось Денэтору его необъятное, изумлявшее людей знание обо всем, что делается в его государстве и далеко за пределами Гондора: и доставалось оно ему дорого ибо он состарится не по годам, противоборствуя железной воле Саурона. Гордыня Денэтора возрастала наравне с отчаянием, и наконец ему стало во всем видеться лишь единоборство властителя Белой Башни к властелина Барад-Дура, и он не доверял никому из противников Саурона, если они не становились его, Денэтора, слугами.

Близились испытания Войны за Кольцо, а сыновья Денэтора между тем возмужали. Боромир, старший пятью годами, любимец отца, был схож с ним лицом и гордыней, но более ничем. Скорее уж он походил на князя древних времен Эарнура, чуждаясь супружества и предаваясь воинским занятиям. Древние сказания были ему ничуть не любопытны, помимо описаний давних битв. Младший, Фарамир, внешне похожий на брата, отличался от него во всем остальном. Он разбирался в людях так же проницательно, как и его отец, но проницательность побуждала его не к презрению, а к состраданию. Он был мягок в обращении, вникал в предания и любил музыку, и поэтому многим поначалу казалось, будто отвагой он уступает брату. Но это было не так, просто он не искал славы, бросаясь навстречу опасностям. Он привечал Гэндальфа, когда тот появлялся в Минас-Тирите, и учился у него уму-разуму, и это, как и многое другое, было не по нраву его отцу.