Гримус

– Все кончено, – проговорила она и кивнула в сторону дымного столба.

Как и Гримус, Лив давно уже выбрала для себя миг смерти. Смерть на горе Каф не могла прийти нежданно, ее полагалось запланировать. Как акт насилия над собственным телом.

С огромным старанием Лив провела лезвием ножа тонкую, красную, сочащуюся кровью линию у себя под подбородком. Через мгновение та раскрылась, превратившись во второй широкий и зияющий рот. На глазах у Птицепес нож выпал из руки Лив.

На склоне горы, позади маленькой дощатой хижины, стены которой давно уже почернели, появился ровный продолговатый холмик свежей земли. Сбоку к могиле было прислонено вырезанное из дерева изображение уродливой Смерти с широко разинутым ртом. Стоящая над могилой женщина в черном одеянии и вуали повернулась и, старательно избегая смотреть на поднимающийся над вершиной горы дым, вошла в дом, закрыла за собой дверь, аккуратно уселась на единственный в комнате стул, стоящий посреди завалов грязи и объедков, и, замерев так, принялась тихо напевать древнюю, полузабытую песнь смерти индейцев аксона.

– Боже мой! – испуганно воскликнул Николас Деггл.

Виргилий Джонс медленно повернулся к нему.

– Мой жезл, – выдохнул Деггл. – Кусок стебля Розы. Он исчез.

Деггл вскочил на ноги и принялся лихорадочно шарить по всем закоулкам единственной комнатки ветхой прибрежной хижины. Виргилий выбрался из кресла-качалки и вышел во двор.

– Отличная работа, – тихо проговорил он, глядя вверх на Гору. – Отличная работа.

Вскоре из хижины появился Джонс.

– Моего жезла нигде нет, – растерянно сообщил он.

– Так ведь и Розы больше нет, – ответил ему Виргилий.

– Как? Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что Взлетающий Орел победил. Все удалось.

Николас Деггл бросился к лесу.

Через полчаса он вернулся, донельзя потрясенный и ошарашенный.

– Вой исчез, – доложил он. – Путь свободен. Мы можем идти в К. – Я собираюсь спуститься к морю, – ответил Виргилий Джонс.

Мистер Виргилий Джонс, человек без друзей и невоздержанный на язык, любил спуститься со своего утеса посидеть на берегу поутру в тиусверг. Под утесом, под серовато-серебристым зыбким прибрежным песком, было закопано тело миссис Долорес О'Тулл.

Спустившись на берег, мистер Джонс отвернулся от моря и принялся разглядывать поросшие густым лесом склоны горы Каф, занимающей почти весь остров, за исключением небольшой площадки, обрывающейся к берегу моря утесом, на котором ютилась хижина, где мистер Джонс и Долорес когда-то жили вместе. Сейчас тело Долорес О'Тулл лежало между ним и вздымающимся склоном. – Скучное, – пробормотал себе под нос мистер Джонс, стоя к морю спиной. – Скучное сегодня море.

«Так, так, так», – сказал себе горф Коакс. Новый статус-кво был просто замечательным. Взлетающий Орел и девушка Мидия вместо Гримуса и Птицепес на вершине горы. Птицепес вместо Лив. Эльфрида Грибб вместо Мидии. Виргилий Джонс снова вернулся в прибрежную хижину. Кроме того, есть еще несколько уже зафиксировавшихся, хотя и совсем недавних перестановок: Алексей Черкасов на месте своего отца. Мистер Мунши на месте мистера Пэйджа. Но самой интересной была судьба, постигшая Розу. Без Розы Взлетающий Орел лишился своей власти. Теперь он должен будет навсегда остаться в изгнании на вершине горы. Пик Каф перестал быть олицетворением власти.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила Мидия.

За стенами дома, под сенью великого дуба, трое убийц и Гримус в головном уборе из перьев предстали друг перед другом.

Внутри дома, в потайной комнате, я (я-Орел) вступил в яростную схватку с я-Гримусом, находящимся внутри меня.

– Ты должен сохранить Розу, – говорил мне Гримус. – Более того, ты должен сделать все, чтобы Роза не пострадала. Роза необходима для периодической реконцептуализации острова. Да что я говорю, я ведь уже все тебе объяснял. Релятивистские связи существуют не только внутри одного измерения, но и между разными измерениями. Такие связи могут быть только двусторонними и только между двумя конкретными измерениями. Стоит разрушить Розу, исчезнет связь между нашим измерением и общим Континуумом Измерений. Остров прекратит свое существование, и все его обитатели вместе с ним.

– Гримус использовал Розу неправильно, во вред, – напомнил я-Орел. – Провалы во времени – это доказательства того, что Роза либо повреждена, либо перенапряжена до предела. Мы не можем и дальше пользоваться Розой так, как это делал Гримус. – Горфы придумали Розу для того, чтобы установить связь между Измерениями, – воскликнул внутри меня я-Гримус. – Стоит только разрушить эту связь, и нам всем конец. Дота сказал, что не может измыслить Измерение без Предмета.

– Но зато Дота может измыслить обитателей Измерения, которым доступна такая Концепция, – отозвался я-Орел.

В ответ на это я-Гримус прекратил словесный поединок и направил в часть моего сознания, занятую я-Орлом, поток мыслеобразов. Благодаря Розе ты можешь путешествовать, сообщили мне они и продемонстрировали картины тысяч прекрасных миров в тысячах удивительных вселенных, побывать в которых стоило непременно. Благодаря Розе ты сможешь познать очень многое, продолжали увещевать мыслеобразы, тебе станут доступны сотни новых наук и видов искусств, самые сливки творческой деятельности бесконечного множества галактик. Сейчас жизнь у тебя одна, не унимались они. При помощи Розы ты сможешь проникнуть в тысячу тысяч других людей и даже стать ими, прожить в их телах бесконечное число жизней, переняв от них мудрость и могущество и подняв свои мудрость и могущество на невообразимую высоту. Для примера мне продемонстрировали кое-кого из тех, кем был и кого очень хорошо понял Гримус, чьи бесконечные радости и горе испытал. И однажды, сказали мне в заключение мыслеобразы, после того как ты побываешь всем, чем хотел быть, когда ты сделаешь все, что хотел сделать, ты сможешь передать свой великолепный дар другому счастливцу, а после выбрать время и способ своего ухода, дав своему Фениксу новую жизнь, став для него новым началом.

Но я-Орел слишком многое повидал на острове Каф и за его пределами, где я-Гримус без счета разрушал чужие жизни для претворения в жизнь своих идей. И то, что он видел повсеместно, нельзя было оправдать ни идеями, ни открытиями, ни удивительными знаниями я-Гримуса. Я-Орел вспомнил о нескольких веках тщетных скитаний, предшествующих моему прибытию на остров, вспомнил жителей К., чьи жизни были низведены до низшего уровня слепой философии простого выживания, людей, отчаянно цепляющихся за останки своих личностей и беспомощно понимающих, что изменить что-то в своей судьбе и жизни им уже не суждено. Соединенное могущество безграничной власти, безграничного знания и странной, нечеловечески-отстраненной от окружающего мира жизненной позиции, поднимающее личность до способности управлять величайшими вопросами жизни, было противно я-Орлу. Я-Орел видел, что эта сила сделала с Виргилием Джонсом, с Долорес О'Тулл, с Лив Джонс, с Птицепес, его сестрой, хотя теперь эти люди и получили свободу. Нет, сказал себе я-Орел, Роза – не драгоценный дар, это проклятие.

И после того, как всем спорам пришел конец, как словесным, так и на основе мыслеобразов, я-Гримус обрушился на я-Орла со всей силой своей воли, в ярости от постигшей его неудачи. Мидия увидела, как я (мы) покачнулся и, как только внутренняя битва достигла своей высшей точки, закрыл руками лицо. Она поспешно схватила меня за локоть.

Наверное, именно это и помогло я-Орлу отвернуть от себя поток эмоций Гримуса. Я был не один. Со мной была Мидия. Мидия, одна из жертв любителя птиц, чью жизнь он самовольно устроил на свой лад. Мидия, одна из тех, за кого я-Орел считал себя в ответе. Вина за то, что недавно случилось в городе, еще была памятна мне. Теперь я дрался за весь остров. А ондрался только за себя одного. И проиграл.

В это самое время Пекенпо и Мунши обыскивали и громили дом.

Я, я-Орел, отнял руки от лица и повернулся к Мидии. Я-Гримус внутри меня был повергнут, превратился в слабую пульсирующую боль в затылке.