Страница 111 из 123
(Далее идет текст поэмы.)
Когда приходит поезд {66}
(Перевод Л. Каневского)
Если вы хотите лицезреть природу человека в ее самой агрессивной форме, то лучшего места, чем игра в покер, не придумать. А следом за ней идет большая железнодорожная станция. Статистика показывает, что девять десятых рода человеческого утрачивает здравый смысл, когда путешествует в железнодорожных вагонах, а подтверждение такого факта можно получить на любой станции. Путешествие по железной дороге выталкивает наружу все свойства человека, обнажает скрытные черты его характера.
Есть что-то такое в суете поездов, в запахе паровозного дыма, в воплях разносчика мелких товаров, в поразительном волапюке, на котором громко изъясняются тормозные кондуктора, в стремительно проносящемся мимо пейзаже, видимом из окна, что заставляет среднее человеческое существо отбросить в сторону путы условностей и привычек и вести себя соответствующим образом.
Когда поезд останавливается на станции и освобождается от своего груза — пассажиров, то все они тут же при выходе из вагонов пытаются воплотить принцип, который отражен хорошо в одной французской фразе — «saure qui pect», то есть спасайся, кто может, или, если употребить более вежливый язык, — всяк за себя и к черту отстающих!
Наблюдатель, если только он относится к «случайному» исключению, может получить большое удовольствие, наблюдая за поведением толпы пассажиров и ротозеев на любой крупной железнодорожной станции метрополии. Такой спектакль можно явно отнести к разряду комедии. Здесь нет антрактов, нет смены декораций, никто не забывает слов своей роли, не вводит знаменитых актеров, чтобы сорвать побольше аплодисментов.
Мимы, сыграв свою роль, исчезают; главного героя с чемоданом в руках из камеры хранения багажа выпирает какой-то грубый здоровяк; ведущие актрисы устраивают схватку за свободное пространство, они целуются, плачут, тяжело вздыхают, не ожидая брошенных им из публики букетиков цветов или бурных рукоплесканий; марионетки, кривляясь, продираются, словно пританцовывая, через толпу, их веревочками дергает само Везение, а комик продолжает увлеченно играть свою роль, не обращая никакого внимания на неодобрительный свист пара из котла и визг тормозящих колес.
На центральной железнодорожной станции Хаустона с прибытием поездов слышится громкий смех, болтовня, видны горящие фонари, улыбки, сэндвичи у ртов, горох попкорна, тарелки толченой кукурузы с мясом под слоем красного перца, слезы на глазах.
Для того, кто изучает человеческую природу, здесь — настоящее пиршество, громадное блюдо из мешанины неглубоких страстей и эксцентричных поступков, а ваш покорный слуга, газетчик из «Пост», готов предложить вам небольшую тарелочку этих яств.
В зале ожидания ярко горят электрические лампочки. Длинная вереница омнибусов и экипажей извозчиков выстраивается вдоль тротуара на Вашингтон-стрит, водители с возницами плотно прижимаются к границе посадки с южной стороны вокзала.
В двух залах ожидания будущие путешественники, рассредоточившись, на скамьях ждут прибытия своих поездов. Коммивояжеры и путешественники-ветераны спокойно читают газеты и курят, а незакаленные новички нервно ходят туда-сюда по залам, поглядывая с опаской на большие часы и обращаясь с лавиной вопросов к любому, кто окажется, проходя мимо, рядом с ними.
Полицейский, стоящий у входа, который уже раз шесть отвечал старику с тряпичным зонтом, что Центральный прибывает в 6.35, внутренне настраивается на то, что если этот тип подойдет со своим вопросом к нему еще раз, то ему остается только надеяться на приговор — убийство при смягчающих вину обстоятельствах. Старая леди в нитяных перчатках, которая минут пятнадцать барабанила своим футляром от очков по закрытому окошку кассы, в сердцах восклицает: «Да пропади ты пропадом» — и принимается рыться в своем саквояже, пытаясь найти капли лакричника.
В зале ожидания для женщин — тот же странствующий контингент. Спокойная довольно молодая девушка с блестящими глазами, вероятно, коммивояжер, предлагающий какую-то книгу или новый порошок для серебряной утвари, уже познала искусство путешествовать. Ни суета, ни беспокойство ей не известны. Опрятный плащ-дорожник и легкая сумка — вот и все ее пожитки. Она терпеливо ждет, слегка постукивая носком своей модной туфельки по полу и чуть слышно мурлыча какую-то песенку.
38
Перевод Л. Каневского.