Страница 4 из 27
— Но… Ты же не можешь ее… забрать! Она такая большая, что ее пропажу сразу заметят!
— Это Дюге, семнадцатый век. Французские художники, которые учились в Италии, сегодня в цене, — твердо сказал Джимми.
— Где ты ее нашел?
— В Большом Зале, который используется только для крупных приемов.
— Но… Слуги все равно обратят внимание… — с сомнением сказала Николь. Джимми улыбнулся.
— Ты недооцениваешь меня, моя дорогая сестренка! Я заменил картину олеографией, которая, я уверен, понравится им куда больше!
Николь затаила дыхание.
— И она… Того же размера?
— Почти! Я нашел ее в коридоре на верхнем этаже, где никто не заметит ее отсутствия!
Джимми достал носовой платок и осторожно смахнул с картины пыль.
— Она даст нам новые шторы в гостиную, — прошептал он, — и позволит нанять еще одного садовника.
По его тону Николь поняла: спорить бесполезно. И Джимми был похож на влюбленного. Ради Кингз-Кип он готов был на все. Он принес картину к Николь, потому что ее сундучок был уже наполовину уложен. Наутро они собирались уехать.
— У меня так мало вещей, — сказал Джимми, — что камердинер заметит, если я понесу ее вместе с остальными.
— Я не хочу, чтобы она была у меня! — торопливо воскликнула Николь.
Но еще не успев договорить, она поняла, что Джимми не убедишь.
Он открыл сундучок, вынул платья, которые горничная уже аккуратно сложила, и спрятал картину на самое дно.
Потом Джимми сунул платья назад.
— Теперь укладывай остальное, — велел он, — и позаботься, чтобы горничная не стала тут рыться, в последнюю минуту запихивая то, что ты позабыла.
Всю ночь Николь не могла уснуть.
Она была очень испугана.
Но, когда они уезжали, никто не заподозрил, что с ними уезжает картина.
Джимми забрал полотно в Лондон.
Николь твердила себе, что ей совершенно все равно, сколько он выручит на сей раз, — и все же сгорала от нетерпения поскорее это узнать.
Услышав стук колес перед домом, она не стала ждать Баттера.
Их дворецкий страдал ревматизмом и ходил очень медленно.
Николь сама открыла дверь.
Джимми вышел из экипажа, и по его лицу было видно, что все прошло как нельзя лучше.
— Ты вернулся, Джимми! О, слава Богу! — воскликнула Николь.
Он наклонился, чтобы поцеловать сестру в щеку, а потом сказал:
— Да, я вернулся и привез с собой невероятные новости!
Джимми вошел в дом.
Баттер, с опозданием приковылявший из кухни, взял его вещи.
— Что случилось? — заговорщицким тоном спросила Николь, когда они вошли в гостиную.
— Много всего, — ответил Джимми. — Во-первых, я получил за картину тысячу гиней!
Николь задохнулась от удивления.
— Так много?
— А во-вторых, и это более важно, — продолжал ее брат, — в следующую пятницу мы приглашены к маркизу Риджмонту.
— К маркизу… Риджмонту? — повторила Николь. Она никогда раньше не слышала о таком.
— У него самое большее собрание живописи в стране, — пояснил Джимми. — И именно он купил у меня Дюге.
Николь нервно сжала ладони.
— Ты… абсолютно уверен, — шепотом спросила она, — что он ничего не подозревает?
— Нет-нет, конечно же, нет, — ответил Джимми. — Да и с чего ему подозревать? Я же сказал тебе, где была эта картина. О ней никто не знает.
Николь вздрогнула.
Она считала, что Джимми совершает большую ошибку, связываясь с коллекционерами.
Эти люди были отлично осведомлены и 6 самих картинах, и о том, кому они принадлежат.
Николь не раз слышала разговоры отца с теми его друзьями, кто хорошо разбирался в антиквариате.
Один коллекционировал французскую мебель: его предок привез немало ценных вещей из Франции после Революции.
Другой питал страсть к серебру и не пропускал ни одного лондонского аукциона. У него была опись всех фамильных серебряных украшений, принадлежащих наиболее известным английским семействам.
Пока Джеймс продавал всякую мелочь вроде миниатюр или даже китайских ваз, он был в относительной безопасности.
Но вращаться среди знатоков — это уже лишнее.
Словно угадав ее мысли, Джимми сказал:
— Да перестань же так волноваться! Вокруг тебя даже воздух дрожит.
— Я… Я не могу… — проговорила Николь. — Ты же понимаешь, милый, что если кто-то… хоть на минуту… заподозрит, что ты… вор… от тебя отвернутся все… Даже наша собственная… семья.
— Легко быть честным и осторожным, когда ты богат, — заметил Джимми. — Но так как я крал у людей, которые не ценят того, что имеют, я ни в малейшей степени не чувствую себя виноватым!
Николь вздохнула. Она видела, что ее брат вполне искренне так считает, и понимала, как сильно ему нужны деньги — ради Кингз-Кип. Но как бы он ни оправдывал свои поступки, они все равно оставались воровством.
Николь представила себе, как страдала бы мать, узнав об этом, и как был бы сердит отец.
— Ну ладно, хватит переживать — лучше послушай меня, — резко сказал Джимми.
— Я… слушаю, — сдавленным голосом пробормотала Николь.
— Мы поедем в Хантингдоншир и остановимся в одном из прекраснейших замков во всей Англии! Мы увидим картины, которых не встретишь даже в Национальной галерее!
— Маркиз тебя пригласил? — спросила Николь.
— Он, как я уже говорил, купил у меня Дюге. Я намекнул — конечно, только слегка, — что мог бы предложить ему и другие картины, которые его заинтересуют.
— А он не спрашивал, откуда они у тебя?
— Нет, — пожал плечами Джимми. — Я сказал ему, что они принадлежат мне и я продаю их, потому что меня вынуждают к этому обстоятельства.
Он коротко засмеялся и добавил:
— Он был так увлечен моими рассказами о Кингз-Кип, что, кажется, захочет приехать к нам и посмотреть своими глазами.
— Но если он приедет, то сразу увидит, что у тебя нет никаких картин.
— Почему? Я же могу хранить их в подвале или еще где-нибудь. И я ручаюсь, что он заплатит высокую цену за другие шедевры вроде Дюге.
Чек, который Джимми привез с собой, пробудил в нем невиданный энтузиазм, и Николь не знала, чем охладить его пыл.
Она знала только, что очень тревожится. Ее угнетали предчувствия.
В фигуре маркиза ей чудилось что-то зловещее.
Николь пыталась убедить себя, что это всего лишь воображение, но тяжелое чувство не исчезало, и она очень боялась.
Глава вторая
Когда в комнату вошел Джимми, Николь как раз ставила в вазу цветы.
— Завтра, — проговорил он, — мы едем к тете Алисе.
Николь в изумлении повернулась к нему:
— К тете Алисе?
— Именно это я и сказал, — ответил Джимми.
— Но… Мы только что у нее были, и ты знаешь, как там неуютно.
— Угадай с трех раз, зачем мы туда возвращаемся!
Николь замерла.
— О нет, Джимми! — вскричала она. — Нельзя больше ничего у нее… брать!
— К пятнице мне нужна какая-нибудь картина, — ответил он. — Показать маркизу.
Николь уронила букет. Джимми стоял, прислонившись спиной к камину, и она подошла вплотную к нему.
— Послушай, Джимми, — тихо проговорила она. — Мы не можем… так дальше жить!
— Мы не можем жить дальше без денег, — возразил он. — Я заказал новые шторы и стулья. Это съест все, что есть у нас на счету.
— Можно обойтись и… без новых штор, — шепотом сказала Николь.
Но она понимала, что бесполезно говорить это брату.
Он украл бы сокровища короны, если это было бы нужно для Кингз-Кип.
Она в отчаянии поняла, что они погружаются все глубже и глубже в трясину порока.
— Я хочу, чтобы ты мне помогла, — решительно произнес Джимми. — Я собираюсь сделать тете Алисе подарок.
— Представляю, как она удивится, — фыркнула Николь.
— Я должен был бы подумать об этом еще в прошлый раз, — продолжал Джимми напыщенным тоном. — На Востоке принято всегда приезжать в гости с подарком хозяину.
— Но мы же не на Востоке… Хотя я согласна, что это… очень милый обычай.
Никель посмотрела на брата.