Страница 82 из 116
— Вашему величеству угодно забыть, что это письмо значительно отстало от опередивших его событий. Когда оно писалось, битвы при Абукире еще не было, Бонапарт еще не был заперт в Египте с сорокатысячным корпусом, Шампионе не был еще обессилен в Риме отправкой корпуса на Рейн. Теперь Шампионе едва ли располагает двадцатью тысячами человек. Не прикажете ли ждать, пока его армия опять усилится? Никогда еще счастье не улыбалось нам так, как теперь. Каждый потерянный нами день выгоден нашим врагам!
— Наши друзья в Папской области тоже молят нас выступить как можно скорее, — вставил Актон своим тоненьким голоском. — Если мы промедлим долее, их симпатии к Неаполю охладеют. При тосканском дворе уже полагают, что эти симпатии и так утеряны нами.
Фердинанд обеими руками закрыл себе уши.
— А разве я сам не стану тоже потерянным человеком, если поступлю по-вашему? Эти хитрые французы только и ждут того, чтобы я переступил свои границы. Ведь они знают, что без флота не могут сделать мне здесь, в Неаполе, ровно ничего. Карачиолло, ты неаполитанец, знаешь народ! Скажи же королеве, можно ли совратить у меня хоть одного-единственного, самого растерзанного лаццарони речами о свободе, равенстве, братстве?
Адмирал герцог Карачиолло склонил перед королевой свою седую голову:
— Это так, государыня. Если французы осмелятся пожаловать сюда, вся страна поднимется, как один человек!
Мария-Каролина подобрала губы с горькой усмешкой:
— А заговоры против трона, которые были открыты нами в эти последние годы?
Тонкая улыбка скользнула по лицу Карачиолло.
— Разрешите мне, ваше величество, сказать откровенно. Ведь не ваше величество открыли эти мнимые заговоры, не коренные неаполитанские судьи, а Ванни — карьерист, пользовавшийся всякой возможностью, чтобы выплыть на поверхность. Когда милостью вашего величества эти процессы были переданы на рассмотрение законного суда, почти все обвиняемые оказались оправданными. Обвиненными оказались не сколько юных горячих голов. Но это были болтуны, у которых просто застоялся язык, потому что… — Он запнулся, тщетно подыскивая слова.
— Выкладывай смело, Франческо! — смеясь, кивнул ему Фердинанд. — Молодые люди просто практиковались, чтобы не забыть родного языка — ведь обыкновенно здесь говорят по-немецки или по-английски! — Фердинанд осклабился и с улыбкой следил за действием своего ответного выпада. Но когда Гамильтон поспешно встал, чтобы возразить, король втянул в плечи голову, пугливо пригнулся, словно ожидая удара, и завопил: — Не говорите ничего, сэр Уильям, ничего не говорите! Я уже знаю, знаю! Теперь я не смею отпустить даже остроумную шутку! А эта шутка все-таки остроумна, сэр Уильям! А, что?
Он, смеясь, кинулся обратно на свой стул, злорадно сверкнул взором в сторону Марии-Каролины, которая сидела против него и вся раскраснелась от полного отсутствия всякого достоинства в его поведении.
— Во всяком случае, ваши величества можете быть уверены, что все заговоры против трона были мифическими, — серьезно договорил Карачиолло. — Их изобрели бессовестные люди, считавшие выгодным для себя сеять недоверие между королевским домом и народом!
Сэр Уильям посмотрел на него в упор:
— Не можете ли вы назвать нам их имена, герцог? Мне во многих отношениях было бы интересно познакомиться поближе с этими порядочными людьми!
— Сожалею, ваше превосходительство! Я недостаточно дипломат, чтобы чувствовать себя вполне уверенно на окольных тропинках интриги. В качестве моряка я обладаю одним только словом, но ставлю это слово в залог и присовокупляю к нему еще и собственную голову, что ни один неаполитанец не в состоянии предать иностранцу веру и отечество!
— А короля, герцог? — резко спросила Мария-Каролина. — Ручаетесь ли вы своей головой за безопасность короля? Разве не верен слух, будто господа «патриоты» видят в Бурбонах чужаков, не имеющих отношения к так называемому итальянскому отечеству?
Карачиолло закусил губу.
— Ваше величество, — смущенно залепетал он, — кто вашему величеству…
Но Фердинанд не дал ему договорить до конца; ему уже давно надоело скучное заседание, и он рад был уйти, чтобы избегнуть необходимости принять сейчас решение.
— Ах, да оставим все это! Я знаю своих неаполитанцев и не боюсь их. Они пойдут за меня в огонь и воду — лаццарони, горожане, дворяне, все! Почему я должен первым нести на рынок свою, кожу? Если император выступит в поход, выступлю и я, но ни на день раньше. А теперь мы закончим, ведь так? Заседание продолжалось достаточно долго. Пойдем со мной, Франческо! Ведь ты любишь собак. Мой друг, маркграф Ансбахский, прислал мне свору гончих, натасканных на кабанов. Чудеснейшие экземпляры, скажу я тебе! Я покажу их тебе. Господа, кому угодно, присоединяйтесь к нам!
Он взял Карачиолло под руку и хотел выйти из зала, но, повинуясь взгляду сэра Уильяма, Актон удержал его:
— Прошу ваше величество еще об одной минуте внимания. Как благоугодно будет вспомнить вашему величеству, два дворянина — Этторе Руво и лейтенант Фердинандо Априле — неделю тому назад тайно покинули Неаполь-
Король недовольно остановился:
— Ну что же из этого? Руво, наверное, отправился в свои калабрийские поместья, а Априле… ну, конечно, у него опять какая-нибудь интрижка. И из-за таких пустяков вы меня мучаете!
— Простите, государь, но начальник тайной полиции докладывает, что их видели в Риме…
Фердинанд вздрогнул:
— Что? Что вы говорите? В Риме? Что им нужно в Риме?
— Сожалею, что должен огорчить вас, государь, но моя обязанность донести вашему величеству, что оба вышеназванных дворянина поступили на французскую службу офицерами!
Король поднял руку и двинулся из Актона, словно желая ударить его.
— Это неправда! Это не может быть правдой! Неаполитанцы, дворяне, офицеры… Берегитесь, господин министр! Если вы обманываете меня…
Актон гордо выпрямился и смерил короля сверкающим взором.
— Я не неаполитанец и не стану ручаться своей головой за вещи, которые не могу доказать. Но все-таки я не обманываю вашего величества. Нашему римскому агенту удалось достать копии патентов. Не угодно ли вашему величеству лично взглянуть!
Он взял со стола документ и, развернув, подал его Фердинанду. Король взглянул на него, но, не будучи в состоянии разобрать французский текст, сейчас же отдал обратно. Его лицо покраснело, во взоре сверкнула жестокость…
— Значит, это правда? А, неблагодарные узнают меня! Возбудите против них процесс, Актон! Сейчас же! И… Что тебе нужно, Карачиолло? Зачем ты перебиваешь меня?
Адмирал, словно заклиная, поднял руку. Теперь он почтительно приблизился:
— Государь, я прошу милостивого разрешения сказать несколько слов. Я не оправдываю Руво и Априле, нет!.. Я возмущен их поступком, но обстоятельства, при которых… Руво — пламенная душа, его способностям не было поля деятельности в Неаполе… Априле был сурово наказан из-за пустячной провинности по службе… оба они принадлежат к нашим лучшим родам… Если бы ваше величество оказали милость, я уверен,
они вернулись бы с повинной.
Фердинанд снова уселся. Его взор неуверенно блуждал по залу.
— Это так, — буркнул он, не смотря ни на кого. — У них большое родство, много приверженцев… быть может, лучше, если милость будет предшествовать праву.
Мария-Каролина звонко расхохоталась:
— Почему бы вашему величеству не разрешить этим господам показать дорогу цареубийцам в Неаполь? Тогда королю уже не придется мучить себя вопросом о праве на милость! — И, нервно разодрав кружевной платок, королева разразилась безмолвным рыданием.
Вдруг Нельсон встал с места, подошел к королю, вытянулся перед ним:
— Благоволите отпустить меня, государь. Я считаю свое дальнейшее пребывание в Неаполе бесцельным, а так как я нужен в другом месте…
Фердинанд поднял на него изумленный, смущенный взор:
— Вы хотите уехать? Совсем?
— Я отправляюсь брать Мальту, а затем буду просить свое начальство дать мне другое назначение. Я не желаю быть поставленным в необходимость служебно общаться с людьми, с которыми офицер моего короля не должен иметь ничего общего! — Он сухо поклонился, но затем, увидев, что Карачиолло бросился к нему с другого конца зала, холодно спросил: — Что угодно, герцог?