Страница 41 из 116
На этот случай он выработал особый план. Мать Эммы он представил гостям в качестве хозяйки, происходящей из хорошей буржуазной семьи. Она приняла это место у Гренвилля только из-за того, чтобы не разлучаться со своей дочерью, которая приехала в Лондон из провинции, чтобы попытаться хоть как-то устроиться в жизни. Но поскольку девушка впервые оказалась в таком огромном городе, где у нее совсем не было знакомых, ей необходима была поддержка близкого человека. И поэтому матери Эммы также пришлось покинуть свои родные места и поехать вслед за дочерью.
Утром Эмма с Гренвиллем отправились к Ромни.
Эмма попросила Гренвилля доставить ей такое удовольствие в день рождения, да и к тому же Ромни ее настоятельно приглашал посетить мастерскую и — если у нее будет желание — позировать ему.
— Хорошо, — подумав, согласился Гренвилль. — В день рождения человек может себе позволить послабление. Но мы пробудем у Ромни недолго: нам нужно заблаговременно вернуться домой. Ведь сегодня торжественный вечер, ко мне приедут именитые гости и почитаемые мною родственники. Ты должна будешь выглядеть безупречно.
— Я сделаю так, как ты скажешь, любимый, — улыбнулась Эмма: сердце ее трепетало от предвкушения счастья.
Ромни был сам не свой, когда Эмма и Гренвилль оказались в его мастерской. Художник рассыпал комплименты по поводу красоты Эммы, поздравлял ее с днем рождения, стал показывать ей картины.
— Я умираю от счастья! — восторженно заявил он.
Гренвилль лишь посмеивался, меряя шагами мастерскую.
— Ты еще ее увидишь, Ромни, — заметил он, — но когда Эммы нет, ты можешь любоваться ею на своих картинах.
— О да! — воодушевился художник. — Конечно! Хотя, должен сказать, картина — какой бы великолепной и талантливой она ни была — это всего лишь неуверенная попытка приблизиться к недостижимому идеалу.
Эмма засмеялась. Эти странные, даже нелепые выходки Ромни ее забавляли. Она расхаживала по мастерской, вглядываясь в пейзажи, натюрморты и портреты людей, изображенных на полотнах. Мужчины тем временем прошли в соседнюю комнату, стали о чем-то разговаривать. Эмма даже не пыталась прислушиваться. Наверно, Гренвилль опять наставляет Ромни, чтобы тот не очень-то уж соблазнял Эмму своим желанием позировать ему. Ах, ладно. Она безмятежно отбросила эту мысль. Гренвилль просто переживает из-за нее.
На лестнице послышались чьи-то шаги — Эмма обернулась. Ромни и Гренвилль? Неужели пора уезжать? Она вздохнула, сделала шаг к двери и вдруг замерла. На пороге стоял человек, показавшийся Эмме до боли знакомым. От удивления она чуть не вскрикнула.
— Том? — Она не могла поверить своим глазам. — Это ты, Том?
Человек вошел в мастерскую — Эмма уже не сомневалась, кто перед ней.
— Да, мисс Эмма, это я, ваш верный Том.
Господи, это был действительно Том Кидд — Эмма чуть не заплакала и бросилась ему на шею.
— Как ты узнал, что я здесь? — спросила она его.
— Я увидел ваш портрет, мисс Эмма. В магазине. Там мне сказали, где вас можно застать. И вот я пришел. Я шел наудачу, но, как видно, мне повезло.
— И вот ты пришел.
Она не могла опомниться. Том Кидд, ее верный друг, радостное напоминание прошлого, — она считала его пропавшим, и вот он теперь стоит перед ней в матросском одеянии.
— Расскажи мне, как ты жил, Том? — попросила она.
— О, я стал матросом, настоящим матросом. Попадал в такие передряги — едва живой остался. Однажды нас здорово потрепал шторм, к тому же «Эльбмерл», корабль, на котором я плыл, наскочил на скалы. Я оказался в воде с несколькими другими матросами. Троих так и не спасли, они нашли себе могилу в море, четвертого выудили матросы с «Бриллианта». Ну а мой капитан ухватился за канат, который ему бросили матросы с «Эльбмерла». Но когда они собрались вытаскивать капитана, он осмотрелся и заметил, что я захлебываюсь. Тогда он взял конец каната в зубы, поплыл ко мне и обвил мое тело канатом… Так нас вдвоем и втащили на борт. Ну а он опять посадил корабль на якорь, хотя «Эльбмерл». и был уже без бушприта и передней мачты. Ну да это никого не удивило: за что ни возьмется этот человек, все-то он сделает. Но ведь он только что оправился после тяжкой болезни… Да и всего-то ему двадцать четыре года. И ведь как только он вытащил меня из ледяной воды, тотчас же принялся командовать и работать, словно ему все нипочем! В нем словно огонь клокочет. Матросы так и говорят, что каждому будет хорошо, кто плавает с капитаном Нельсоном…
— Нельсон — твой капитан? — изумленно спросила Эмма. — Тот самый, который два года тому назад вернулся в Англию, сломленный жестокой лихорадкой?
— Он самый. Вы его знаете, мисс Эмма?
Эмма покраснела, вспомнив, при каких обстоятельствах она познакомилась с Нельсоном.
— Я случайно видела его однажды у врача. Только я не думаю, чтобы он помнил меня. Я спросила потому, что случай свел тебя с ним в ту ночь. Ведь в это самое время и я тоже была в опасности; так можно просто стать суеверной!
Том покачал головой:
— Суеверной? «Суеверие» — неподходящее слово, мисс Эмма. Нельзя смеяться над судьбой: она предопределена каждому человеку с момента рождения. Разве только случайность, что я как раз теперь приехал с капитаном Нельсоном в Лондон, увидал ваш портрет в витрине магазина и смог узнать, где вас искать? А в тот же день капитан Нельсон заявил мне, что мы отправляемся в Вест-Индию. И все это — только случайность? Нет, мисс Эмма, это — судьба!
Том говорил все это спокойно, но в его глазах горел такой огонь, который испугал Эмму.
— Я не понимаю тебя, Том! Что ты хочешь сказать этими рассуждениями о судьбе? И что общего у тебя с Вест-Индией?
Он склонился к ее уху:
— Он там! Он, мисс Эмма, он!..
Она вздрогнула, и ее лицо покрылось смертельной бледностью.
— Сэр Джон?
Страшная улыбка искривила лицо Тома.
— Да, сэр Джон Уоллет-Пайн! Ни разу не встречал я его с того дня, ну а теперь… теперь мы встанем лицом к лицу. Что произойдет из этого — знает судьба: все предопределено заранее!
Он смолк. Эмма сидела закрыв глаза. Буйным хороводом проносились воспоминания в ее голове. Теперь ей достаточно встать, нежно пожать Тому руку, улыбнуться ему, и она будет отомщена, а потом…
Ей представился корабль, на палубе которого мрачно выстроились матросы. На главную мачту вздернули человека, и у этого человека лицо Тома… Нет, это не должно было случиться!
Она взяла его руку и нежно пожала ее.
— Ты был в Гавардене у бабушки, Том? — медленно заговорила она, погружая свой взгляд в его глаза. — Не видел ли ты там маленькой девочки? Ей около двух лет, у нее голубые глаза и золотистые локончики?
— Видел, мисс Эмма. Девчушка с ангельским личиком. Это сирота. Бабушка взяла ее к себе из сострадания.
— Да, так она говорит любопытным. Только я признаюсь тебе, Том, что это неправда: это мой ребенок.
Том вздрогнул, его рука задрожала.
— Да, Том, и сэр Джон ее отец. Сэр Джон плохой человек и заслужил наказание. Но можешь ли ты теперь стать его судьей, Том? Можешь ли ты убить отца моего ребенка?
Том с диким видом уставился в лицо Эммы. Он искал слов, но не мог найти их.
Эмма встала и обернулась, отыскивая взором Ромни. Его не было в мастерской; сквозь неплотно прикрытую дверь она увидела, что он стоит у окна в соседней комнате.
— Теперь ты все знаешь, Том, и я прошу тебя, предоставь возмездие иному, Всевышнему. Сделаешь ли ты это из любви ко мне? Откажешься ли ты от своего намерения?
Он кивнул, словно смертельно усталый:
— Если вы этого хотите… Все эти годы я жил мыслью о возмездии… А теперь у меня на свете нет никого, кроме капитана Нельсона. Ведь вы, мисс Эмма… господин, с которым вы вошли сюда… ведь я ждал вас добрый час на улице…
— Это был сэр Гренвилль, Том! — сказала она не задумываясь. — Разве я не рассказывала тебе, как в театре Друри-Лейн мне оказал помощь господин, когда я упала в обморок? Это был он. С того времени я люблю его и теперь принадлежу ему.