Страница 49 из 87
Он снова сел; пот выступил на его высоком лбу, и он снова вытер рот краем рукава. Я отдала поклон — точно такой же, как когда-то Мирсилу, — и вышла в широкий гулкий коридор. Сзади я услышала звук поворачивающегося ключа в дверях и лязг тяжелых засовов. Похоже, в этой крепости заржавели все запоры — подозреваю, Периандр нарочно запретил стражам смазывать их маслом. Видимо, этот дикий скрежет доставлял ему такое же удовольствие, как и глухой звук золота; а почему — понятно только ему одному.
Два дня спустя мы снова сели на судно. Это был меньший по размеру, но более быстроходный корабль, который вез в Сиракузы груз расписной черепицы для крыш. Как только мы покинули гавань, Арион, как и прежде, принялся чудесить и острить — думаю, он с таким же, как и я, облегчением воспринял зрелище удаляющегося за горизонт Коринфа. Случившееся в храме Афродиты отнюдь не вогнало его в краску; но вместе с тем (что было бы гораздо хуже) он больше не позволял себе вольностей по отношению ко мне. Он держал себя со мной так, будто ничего не произошло, и у меня отлегло от сердца. Каждое утро я по часу упражнялась на лире, как и по пути в Коринф, и как-то раз неожиданно он сказал мне, что я «показываю признаки улучшения» — в его словах это было наивысшей похвалой.
Но все же я не могла не заметить одной перемены, происшедшей с ним после того, как мы покинули Коринф. Он стал швырять деньгами направо и налево, и ему нравилось, если это не ускользало от посторонних глаз. Видимо, он убедил Периандра оплатить ему — как представителю Коринфа на музыкальном празднестве — поездку на Сицилию, и, судя по всему, его наделили деньгами щедро. Я, со свойственным мне юношеским цинизмом, гадала, как он собирается возместить эту ссуду, если не возьмет на празднестве первый приз. Но этот вопрос едва ли был из тех, который можно было задать человеку, прославленному во всех краях и весях. Поэтому я просто спросила его, где должно будет состояться празднество.
— В Химере, — отрезал он. — Странное место: на северном побережье, вдали от всех остальных греческих поселений. Хм. И там по-прежнему полно сикулов.
— Сикулов?
— Такой старый местный народ. Они поселились там, верно, еще до времени рождения богов. Маленький такой, темный, скрытный народ, обитающий теперь главным образом в горах. Вернее — то, что от него осталось. Живут как дикие козы. Ну и нравы у них дикие, естественно. У них в животах огонь. Они — как будто сами бывшие боги, хм!
Я глянула через борт на кобальтовую воду, вскипающую белыми барашками, и бросила наобум:
— Гефест у подножия Этны [97]. — По-моему, сказано к месту.
Он кивнул:
— Да, местные жители — искусные кузнецы. Я видел, какие они умеют делать вещи, и убежден, что ни один греческий кузнец в подметки не годится сицилийцам. Но они хранят свои секреты как зеницу ока. Это все, что у них осталось, хм. Ну и, конечно, репутация волшебников. На этом острове больше колдуний, чем где-либо еще, кроме Фессалии [98].
По телу моему пробежала невольная дрожь. Что-то в прозаичном тоне Ариона заставило меня почувствовать, что на самом деле все гораздо хуже.
— Как-то ночью я наблюдал их в холмах, когда они выкапывали корни, хм. Этак лет двадцать назад. С тех пор многое могло перемениться.
Ну как тут было не вспомнить бедного дядюшку Евригий и многочисленных старых ведьм, которые околачивались в нашем дворике, точно летучие мыши средь бела дня. От одной этой мысли мне сделалось дурно.
Неожиданно я поставила вопрос ребром:
— Так ты веришь во все это? Я имею в виду колдовство и чернокнижие.
Черные Глаза его замигали так, как будто я оскорбила его.
— Не знаю. По-моему, на этот вопрос нет простого ответа. Сколько раз мы сами сталкивались с этим мусором предрассудков, хм! Приворотные зелья, заговоры от лихорадки и прочая дребедень. Но на Сицилии есть что-то такое, — он развел руками, — чего я никак не могу объяснить. Сама увидишь. Ну, возьми хотя бы тамошних женщин — они искоса смотрят на тебя темным, почти змеиным взглядом. Ты почувствуешь его силу. Ты еще скажешь себе самой, что они могут околдовать тебя. Или спустить луну с небес на землю. Или превратиться в сов с наступлением ночи. — Тут он нахмурился. — Нигде не обращаешь внимание на сов так, как на Сицилии. Носятся, кричат по ночам, не дают уснуть. Однажды сипуха залетела ко мне в спальню с таким диким криком и хлопаньем крыльев, что я подумал, будто это во сне, хм! Темно было, хоть глаз выколи, светильник выгорел. — Он почесал свою лысую макушку, не переставая моргать. — И змей тут тоже полно. Повсюду. Черных. Коричневых с золотом. Там в жаркой земле скрываются такие дыры. Горящие. Там творится что-то страшное, таинственное! Точно расплавленный огонь под Этной. Вот именно, Гефест! Порой гигант лежит себе смирнехонько, так что даже забываешь о его существовании. А вот каким-нибудь блаженным веселым денечком, когда гуляешь себе среди цветущих маков, он вдруг заворочается, заворчит во сне, и тебя охватывает жаркий полуденный страх…
Я попыталась рассмеяться:
— Тебя послушать, так это самое сказочное место на свете. — Мое сердце казалось мне холодным, твердым, скачущим комочком, с которым я никак не могла совладать.
— Любезная Сафо, — извиняясь, сказал Арион. — Давай так: если устанешь от меня, можешь смело меня прервать. — Его пушистые брови подскочили вверх, как от радости. — Да, это действительно зачарованное место — столь богатое, столь плодородное, что не поверишь своим чувствам. В огромных лесах полно всякого зверья и птицы, роскошные пастбища, пшеничные поля, простирающиеся до самого горизонта, огромные имения, богатые дома! Ну и, конечно, прекрасные живопись и музыка — искусства здесь приживаются и множатся, как любые живые существа. В общем, такое сказочное богатство, что чуть ли не видишь, как блестит золото в этой черной земле.
Хлопал над нашими головами парус, корабль бежал строго на запад, по направлению к таящемуся во мгле устью залива. Мы, как всегда, сидели на корме. Рулевой стоял с нами рядом, опершись на огромное кормило; его лицо было смуглым, изборожденным морщинами и столь бесстрастным, что он скорее походил на вырезанную из дерева скульптуру. Только глаза его не теряли бдительности, а иногда — или это мне только казалось? — они устремлялись на Ариона, и в них вспыхивало насмешливое удовольствие.
— Милый мой, — сказала Хлоя своему благоверному, блестя сережками и вертясь, как волчок, в вихре юбок цвета липовых листьев. — Посмотри, ну разве она не самое изящное создание, которое тебе когда-либо встречалось! Она как статуэточка из слоновой кости! — Хлоя взяла меня за руку и пустилась в пляс от радости и волнения. — Елена, должно быть, сошла с ума. Ну почему, почему она нам не сказала! Ликург, она ведь твоя сестрица, как ты можешь это объяснить?
Ликург, которому, как видно, льстило, что его дражайшая половина брызжет счастьем, как дитя, при малейшем к тому поводу, улыбнулся и сказал:
— Возможно, хотела доставить тебе нежданную радость. Она же знает, как ты обожаешь сюрпризы. — Потом он повернулся ко мне, не спускавшей глаз с восторженной Хлои (она была похожа на игривого щеночка!), и сказал: — Ничего, Сафо, она у меня всегда такая. А сейчас тебе надо отдохнуть, небось устала после долгого пути.
— Она великолепна! — от чистого сердца сказала я.
Еще бы: я ожидала увидеть нечто сугубо уравновешенное, умудренное опытом многих лет, и вообще, готовилась испытать совершеннейшее разочарование, если не полное презрение, — и вот передо мной удивительная красавица сицилийка! Я глядела на нее, полная восторженного очарования, — удивительная кожа, похожая на густые свежевзбитые сливки, зачесанные назад блестящие черные волосы, скифские золотые браслеты, изумрудные серьги и ожерелье, от которых, казалось, становился еще ярче природный зеленый цвет ее глаз. «Она похожа на кошку, — подумала я, — на красивую избалованную кошку». Во мне взыграло неодолимое желание погладить ее и послушать, как она мурлычет.
97
Этна — высочайший вулкан Европы (3262 м.) на северо-востоке Сицилии, извержения которого отмечались в древности, например в 479 и 425 гг. до н. э. Согласно одному из мифов, на Этне помещалась мастерская Гефеста и циклопов.
98
Фессалия — область на северо-западе Греции. Плодородная равнина, окруженная со всех сторон горами. В древности через нее проходили пути проникавших в Грецию различных племен, отсюда ее частое упоминание в легендах и мифах.