Страница 43 из 87
Услышав это, моя мать приподнялась со своего кресла и произнесла странным, прерывистым голосом:
— Заявляю протест, мой повелитель. Я отказываюсь признать этот приговор Суда.
— Боюсь, у вас нет выбора, госпожа Клеида, — сказал Мирсил, которому развитие событий явно доставляло удовольствие.
Мать села, наклонившись вперед и вцепившись в ручки кресла. Глянув на нее и увидев ее высокую грудь и царственный профиль, я в удивлении подумала: а ведь какая привлекательная женщина, из-за таких могут умирать мужчины! Затем, инстинктивно глянув на Мирсила, я поняла, что и его посетила та же мысль, хотя это никак не проявилось на его лице.
— Госпожа Сафо, — произнес Мирсил, и я, будто во сне, встала с кресла. — Госпожа Сафо, настоящий Суд признает вас глубоко замешанной в подстрекательстве к мятежу и бунтарских деяниях… — легкий, но вполне слышимый вздох пронесся по палате Совета Благородных, — путем выражения сочувствия и перевозки подстрекательских писем, имевших место в многочисленных случаях. Учитывая ваш юный возраст и неопытность, настоящий Суд считает возможным проявить снисхождение к тому, что при иных обстоятельствах повлекло бы за собою строжайшее наказание. Мы подчеркиваем это, так как приговор, который будет нами наложен, имеет целью в том числе оградить вас от нежелательных влияний до тех пор, пока вы придете в возраст, позволяющий правильно судить о себе самой.
Я стояла, вытянувшись, будто тростинка, держа высоко голову, вытянув руки вдоль тела и стараясь придать лицу бесстрастное выражение. Видимо, Мирсил рассчитывал, что и я потеряю самообладание, а еще лучше — выйду из себя, но я не доставила ему этого удовольствия. Уроки достойного поведения, преподанные тетушкой Еленой, пошли мне впрок и сослужили добрую службу.
— Настоящий Суд предписывает, — продолжал Мир-сил, — что на вас налагается наказание в виде изгнания. О месте и сроках будет объявлено Судом дополнительно, о чем вы будете извещены. До этого вам предписывается оставаться в границах города. Прошу занести приговор Суда в протокол.
— Будет исполнено, повелитель, — сказал писец.
В палате на краткое время воцарилась неловкая тишина. Столь серьезное признание моих заслуг нужно было отметить, и я отдала Мирсилу краткий вежливый поклон. Может быть, это было не совсем к месту (я уловила искорку веселья в глазах Питтака), но все же это было лучше, чем ничего.
Последующие несколько дней прошли, один за другим, в тяжелом напряжении. Мать рыскала по дому, словно рассерженная дикая кошка. Мега лежала в постели, жалуясь на дикую головную боль, Мне страшно хотелось последовать ее примеру. Но столько всего предстояло сделать — разобрать и упаковать одежду, свитки, любимые безделушки, а что с собой не возьмешь, припрятать до лучших времен. Потом бесконечный, изматывающий цикл прощальных визитов — я просто не могла позволить себе такую роскошь. В любом случае дорогая тетушка Елена защищала меня от худших маминых вспышек раздражения, хотя при всем при том она сама явилась причиной нескольких из них.
— Некоторым людям так трудно угодить, — сказала она матери за обедом в тот день, когда был вынесен приговор Суда. — Антименид вышел из себя потому, что его не отправили на плаху, да и ты смотришь на Мирсила с черной ненавистью за то немыслимое преступление с его стороны, что он не отправил тебя в ссылку.
Но не это — я так думаю — было главной причиной беспокойства моей матери. Вскоре стало очевидно, что кто-то усиленно хлопочет обо мне в разных высоких местах. Через какие-нибудь два дня после того, как Суд (точнее, Мирсил) определил местом моего изгнания Сицилию, тетушка Елена уладила все дела, которые было нужно. Жить я буду у ее младшего брата Ликурга, одного из богатейших землевладельцев в Сиракузах. «Может быть, он очень скучен, милая моя Сафо, но при всем при том он самый горячий покровитель искусств». И, что еще более невероятно, она узнала о прибытии в Митилену заезжей знаменитости, которая держала путь как раз на Сицилию, и попросила оную сопровождать меня. Это был великий поэт и музыкант Арион [80], состоявший на службе при дворе коринфского владыки Периандра и ныне по дороге из Коринфа на Сицилию остановившийся на Лесбосе, где была его родина. Когда тетушка Елена, узнав о пути его следования, уговорила его стать моим попутчиком, бедняга не устоял перед соблазном заполучить такую очаровательную спутницу, — во всяком случае, так он сказал всем нам.
Все это совпадение обстоятельств показалось мне слишком подозрительным, да и моей маме тоже. Мне приходилось время от времени напоминать себе самой, что я отправляюсь в изгнание, а не в путешествие за знаниями. Я гадала — что же там все-таки происходит за моей спиной, особенно когда моя мать (решившая, что сопровождать меня — ее родительский долг) получила на самом высоком уровне отказ в разрешении на поездку.
Догадаться, какие соображения стояли за всем этим, было не так уж сложно. Тетушка Елена поставила целью избавить меня от материнской опеки (задача, на выполнение которой многие махнули бы рукой, найдя ее неразрешимой) и предоставить мне возможность сменить обстановку и постранствовать за рубежом — мир посмотреть, себя показать. Питтак, которому я (по ряду личных мотивов) была как кость в горле, только радовался возможности хоть на какое-то время от меня избавиться. Но Мирсил… Что в этом было для Мирсила? Внезапно я вспомнила напряженный обмен любезностями между ним и моей матерью в палате Совета Благородных. Так не здесь ли собака зарыта? Я готова была рассмеяться. Каким же способом, — размышляла я, — тетушка Елена убедила его так со мной поступить? Видимо, она ему расписала меня как чересчур умную девушку, не склонную думать о замужестве, от глаз которой к тому же не укроется никакая тайная связь — того и гляди, пустит в народ обидные стишки. Что ж, только этого от тетушки Елены и следовало ожидать. Поступок вполне в ее духе.
В конце концов любопытство взяло верх. Дождавшись, пока мать остынет от вспышки гнева, вызванного словами тетушки Елены, я задала этот последний вопрос в упор: не она ли все это подстроила?
— Милая Сафо, тебе следовало научиться не задавать подобных вопросов, — ответила та.
— Да, тетушка Елена, ответила я как могла сдержанно.
— И не заигрывай со мной, котенок.
— Не буду, тетушка Елена.
— Думаю, тебе понравится в Сиракузах. Это — хорошее место для молодежи. Восхитительное. Там все дышит новизной. В самом воздухе чувствуется дух открытия. Кроме того, — она склонила голову набок и пристально изучила меня взглядом, — ты только выиграешь от того, что немного избалуешься.
— То есть в каком смысле — избалуешься?
— В самом прямом. У тебя, хорошие вкусы — тяга к роскоши. Ликург и Хлоя будут следить за тем, чтобы ты не снисходила ни до чего меньшего. Это будет исключительно полезно в твоей дальнейшей жизни — ну, скажем, когда ты задумаешься о замужестве.
— Я никогда не выйду замуж, — отрезала я и прикусила язык, сама удивляюсь, с чего это я так горячо ответила.
— Ах, — сказала тетушка Елена, и глаза ее засветились таким состраданием, что у меня пропало всякое желание говорить дерзости. — Ты влюблена в собственную девственность. Это не такое редкое явление, как ты себе представляешь, и мало кто держится этого до конца. — Затем неожиданно она пропела своим нежным, приютным голосом первую строчку старинной народной песни, которую я еще ребенком слышала в Эресе: — «Девичество, девичество, куда ты ушло от меня?»
Ни мгновения не размышляя, я ответила:
— «Никогда не вернусь я к тебе, невеста, никогда». — И глаза мои наполнились слезами.
— Вот видишь, — мягко сказала тетушка Елена.
Я покачала головой.
— Ты еще выйдешь замуж, моя милая, выйдешь, — Она взяла меня за руки, склонила мою голову себе на грудь и нежно покачала меня, точно малое дитя, каковым я во многих отношениях и оставалась дотоле.
Пришел проститься Антименид. Повязки на нем уже не было. Бурый, похожий на веревку шрам наискось пересекал его щеку, а плоть вокруг собралась в зловещие складки. Мы сидели на колоннаде и пили вино. Никто из нас не вспоминал о том» что предшествовало суду. В темных глазах Антименида читалась настороженность.
80
Арион — греческий поэт и певец из г. Метимны на о. Лесбос. Наиболее известно предание, поведанное Геродотом, о замечательном спасении Ариона дельфином. При возвращении на корабле из Тарента в Коринф с богатыми сокровищами Арион был ограблен моряками и, спасаясь, прыгнул за борт. В воде его подхватил на спину дельфин и доставил к Тенарскому мысу. Из сочинений Ариона ничего не сохранилось.