Страница 3 из 87
— Каких только людей не встретишь в самых неожиданных местах, Сафо, — изрек он резким, отрывистым тоном, как будто нарочно подгоняя его под свою естественную стать. — И чему только не научишься за шесть лет службы наемником! Книги? Что книги? — словно бы в насмешку оборвал он фразу, заставив сказанное повиснуть в воздухе. — Ты да мой любимый братец-пиит готовы часами пересказывать мне в самых пышных словах старые истории о наших доблестных предках. Но я-то был свидетелем! — снова оборвал он себя, стиснув кулаки и нахмурив брови. — Я служил у критян, ты это не хуже меня знаешь. Я служил у горных критян!
Я только кивнула в ответ. Кому, как не мне, все знать про Антименида и его навязчивую идею относительно Крита. Послушать его, так можно подумать, что все знатные лесбосские роды происходят только от царя Миноса [11]. Эту, мягко говоря, странную легенду он сплел из россказней, услышанных от таких же, как он сам, вояк, купцов, странствующих певцов, бродящих по набережной нищих, корабельщиков, носимых волнами по Средиземному морю, — такие за глоток винца ради красного словца не пожалеют родного отца. Он рассказывал об огромных, похожих на лабиринты дворцах, построенных в незапамятные времена, о черных кораблях и странных богинях, о страшном пожаре и грабежах и об огромной приливной волне, обрушившейся с ревом на беззащитные постройки гавани и городские дома, чьи стены не спасли обитавших в них кичливых, франтоватых особ.
— И лишь немногие, — заключил он, — сумели спастись, уплыв на север, подальше от всеобщего смятения. И разнесли они по всему Ионическому побережью и по островам свои знания и искусства, равно как и искусство беспечной жизни…
Немногие верили Антимениду, тем более что и пускался-то он в разговоры об этих вещах не часто — вот разве что когда хмель развяжет ему язык. И все-таки иногда его россказни меня удивляют. Но это — только мысли о том, что свойственная моим землякам, и особенно землячкам, манера держаться вольно и непринужденно не столь привычна в остальных частях Греции — на это нам указывают иностранные гости. Когда я слышу, как Антименид повествует о величавых придворных дамах Крита — может быть, легендарных, но в его устах таких жизненных и правдоподобных! — которые мало в чем уступят знатным мужам, а в некоторых отношениях дадут им сто очков вперед, мне не надо напрягать воображения, чтобы представить их себе. Еще бы — ведь свобода, которой наслаждаюсь я, так похожа на ту, что дарована им.
— Привет, брат критянин, — только и сказала я.
Похоже, Антименид не услышал. Он двигался какой-то
своей тропкой мысли, которая неожиданно оказалась каменистой. Наконец он сказал:
— Когда мы воевали в Иудее, им там не больно понравилось, моим критянам. Там особенно не на чем было остановить взгляд — только чувство неведомого, носившееся в воздухе. Но я в конце концов нашел-таки…
Он замолчал, нахмурился, поковырял в носу и продолжил:
— У моих критян было обычным делом родство с людьми из Иудеи. Много поколений назад они уезжали из Иудеи на Крит. Интересно, не правда ли? — Его черные глаза встретились с моими и задержали мой взгляд. — По-моему, тонка ниточка. Но такой была и нить Ариадны [12], которая помогла Тесею выбраться из лабиринта. Которая привела к Минотавру [13]. Или к царю Миносу. Или, возможно, к ним обоим. Не буду спорить с тобой на эти темы, милая моя.
День был солнечным, ласковым. Но я внезапно почувствовала, как у меня заледенели руки и ступни.
Итак, прошлой ночью я сидела между двумя своими семисвечниками и любовалась темным, подцвеченным пламенем, отраженным в огромном бронзовом зеркале. Ночь, являя мне свою доброту, прятала седые полоски в моих густых, вьющихся черной проволокой прядях, умягчала тянущиеся от ноздрей ко рту бороздки и тонкую паутину смеющихся морщин вокруг моих глаз. Какая невообразимая кровь струится по моим жилам, какая должна была случиться история, чтобы я стала такой, как сейчас? Платье обжигало мне тело, словно это было платье Деяниры [14]. Смуглая до черноты кожа, неправильные черты клинообразного лица, крохотное костлявое тельце, похожее на птичье. Я горестно улыбнулась. Кто я такая, всего-то около трех локтей [15]ростом, чтобы дерзнуть коснуться небесного? Вопрос и ответы, которые я пыталась отыскать, насмешливым эхом отозвались в моем мозгу.
Я подняла руки к щекам, словно хотела заслонить себя… От чего? От самопознания? От времени? От отчаяния? Перстни на моих руках блестят в пламени свечей. Каждый из них — затейливое, осязаемое воспоминание о былых страстях. Сплетающиеся золотые змейки, огромный холодный сапфир, двусторонняя печать с инкрустацией из лазури, темный египетский скарабей. На шее у меня золотое ожерелье в виде плодов граната: настолько старая семейная драгоценность, что никому не ведома ее история. Сколько носивших его Персефон [16], думала я, сошло в бездонную ледяную пропасть, прежде чем оно перешло ко мне?
Расстегнула застежку на платье, и оно упало к моим ступням. Стою между семисвечников совсем голая, но кожа у меня по-прежнему пылает. «Все изменилось, — шепчет мне голос, — все изменилось!» — «Нет, — тихо вскрикиваю я. — Нет! Я такая же, как и прежде!» Руки сами собою взлетают и касаются грудей — конечно же я знаю, что они по-прежнему высокие и упругие, но почему-то меня снова тянет убедиться в этом. Из бронзового зеркала смотрит отражение моих сосков — темных, изящно выточенных. Руки мои бежали — словно бы сами по себе, словно чьи-то чужие — по стройным, как и прежде, бедрам, по тугому, мягкому, слегка впалому животу. Во мне воспылал огонь — сегодня ночью, подумала я, это должно случиться сегодня же ночью!
Пылая со стыда, я вспомнила, как неделю тому назад нацарапала на обрывке папируса: «Приди. Скорей. Скорей». Как покупала приворотные зелья, будто обыкновенная деревенская девчонка, как унижалась перед отвратительной старой ворожейкой — уж кому, как не ей, было ведомо, кто я такая! День-деньской колдовала над отрезанными ногтями и прядями волос, перешептываясь с презренными распутницами, у которых рожи что полная луна! Кому, как не ей, было ведомо о моей неутолимой страсти и что скандал, который из-за этого разразится, затмит даже тот, что приключился с моим братом! «О вертишейка, вертишейка! Приворожи любимого к дому моему!» Чучело птички, вертящееся на колесе в пламени свечей, заклинания и воскуренные травы, — не осталось ни одного средства, которое я не перепробовала бы, ни одного постыдного трюка, к которому я бы не прибегла. Но если богиня отвергла мою преданность и мою веру, к кому еще я могу обратиться? Она холодна и капризна, точно пена, из которой рождена; ее вечно обновляющаяся девственность — самый жестокий обман из всех, какие есть на свете.
На небе воцарилась полная луна. Я чувствовала покалывание кожи. Я знаю, хоть и не вижу, что моя юная рабыня Талия вышла из баньки через занавешенный арочный проем и стоит в тени, глядя на меня. Может быть, в этом я найду ответ, подумала я. Ведь бывает же, что огонь гасят, пуская навстречу полосу огня! Я снова села и мягко позвала:
— Талия!
Я почувствовала, что у нее от удивления перехватило дыхание.
— Я здесь, моя госпожа, — прошептала она.
Я услышала позади себя хрустящий шорох ее платья и звук ее сандалий, шлепающих по полу. В бронзовом зеркале показалось юное испуганное лицо; в глазах, похожих на два огромных уголька, застыл немой вопрос.
Косы заложены тяжелой коронкой. Она, по-видимому, не знает, куда деть руки — то неистово сжимает их, будто в агонии, то беспомощно опускает. Я взяла флакончик с ланолином и стала стирать грим.
— Готова ли ванна?
— Да, моя госпожа, — ответила она все тем же задыхающимся, порывистым шепотом.
11
Царь Минос — могущественный и справедливый царь Крита и прилегающих островов; жил до Троянской войны, сын Зевса и Европы, супруг Пасифаи, отец Ариадны и Федры; выдающийся законодатель, приказал Дедалу построить лабиринт для Минотавра. Находившиеся от него в зависимости афиняне должны были ежегодно в качестве дани присылать на съедение Минотавру семерых юношей и девушек, до тех пор пока Тесей не избавил их от этого.
12
…нить Ариадны, которая помогла Тесею выбраться из лабиринта. — После победы над Минотавром Тесей смог выбраться из лабиринта с помощью клубка нитей, данных ему Ариадной, дочерью Миноса, которая была влюблена в Тесея.
13
Минотавр — чудовище, человекобык, рожден Пасифаей от быка. Ее супруг Минос приказал поместить Минотавра в лабиринт. Был убит Тесеем.
14
Деянира — дочь мифологического царя Ойнея из Каледона. Геракл женился на ней после борьбы с Ахелоем. Позже Деянира неумышленно погубила Геракла с помощью отравленного платья Несса и покончила с собой.
15
Локоть (pechys) — мера длины, равная 44,40 см.
16
Персефона — богиня мертвых, подземного царства и плодородия, дочь Зевса и Деметры. Аид похитил Персефону по желанию Зевса и увел ее супругой в подземное царство. Тронутый печалью и отчаянием Деметры, Зевс разрешил, чтобы Персефона на половину или две трети года возвращалась на землю. Возвращение Персефоны на землю из подземного царства символизировала вновь пробуждающаяся природа. Почиталась как богиня плодородия вместе со своей матерью Деметрой.