Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 11



– Завтра утром жду тебя в своем кабинете. Билет на твое имя заказан.

– Хорошенькая перспектива лететь после такого известия. А что, есть основания считать?…

– Завтра поговорим, – оборвал его Меркулов. – До встречи.

– Что случилось? – поинтересовалалсь Надежда.

Саша не слышал вопроса. Он ловил машину.

Через три часа Турецкий покинул солнечный Севастополь. Самолет компании «Аэрофлот» взял курс на Москву.

Глава 4. БЕЗОТВЕТНАЯ ЛЮБОВЬ

Рабочий день Глеба Каменева начался чуть позже обычного. Несколько пациентов, скопившихся у двери его кабинета, удивлялись опозданию пунктуального и аккуратного доктора. Наконец, невысокая полноватая фигура протезиста возникла в коридоре и была встречена дружным «здрасте». Глеб приветливо улыбнулся, прошел в кабинет, на ходу бросив очереди:

– Через две минуты прошу.

Он механически выполнял привычную работу, думая о женщине, запертой на окраине города в маленькой комнатушке. Представлял себе, как поедет к ней, что будет с ней делать, и она никуда от него не денется. Мысленно рисовал ее, униженную, сломленную, раскаявшуюся, полностью подвластную его желаниям, его воле. И это ощущение хозяина, властелина вызывало неведомое доселе сладострастное чувство, невероятное по силе возбуждение.

Когда очередь рассосалась, Глеб уселся за стол заполнять карточки больных. В кабинет впорхнула загорелая Надя Рожина, только что вернувшаяся из отпуска приятельница.

– Привет, Глебушка! – Она чмокнула его в щеку.

– Привет, дорогая. Шикарно выглядешь.

– Спасибо. Я тебе бутылочку хереса привезла. Это подарок, но распивать будем вместе. Предлагаю сегодня же после работы.

– Извини, сегодня никак, – улыбнулся он. – К приятелю на день рождения иду, – на ходу соврал Глеб. – Давай завтра, о'кей?

– Ладушки. Пойдем покурим, поболтаем.

– Иди, я сейчас. Допишу вот…

Надя направилась к двери.

– Я у тебя сигаретку стрельну, – пропела она и сунулась в стоявшую на полу сумку Глеба.

– Куда? – рявкнул вдруг Каменев.

Впрочем, Надежда и так отпрянула, вытаращилась на приятеля в полном изумлении, потом хмыкнула:

– Извини, – и, едва сдерживая смех, выскочила из кабинета.

Глеб побледнел, застыл, глядя в окно. Через секунду он выскочил следом, прихватив сигареты.

Надежда стояла на черной лестнице в компании еще двух молодых врачих. Глеб подошел, безмятежно улыбаясь, заговорщически подмигнув Надежде. Послушав рассказы об отпуске, теплом море, условиях проживания, ценах, каком-то «потрясном мужике», с которым крутился легкий курортный роман, – выслушав все это и дождавшись, когда женщины докурят и отправятся восвояси, он придержал Надю за локоть:

– Ты это… Не подумай чего. Это я приятелю подарок приготовил. Для хохмы.

– Да ладно, мне-то что, – рассмеялась Надя. – Даже если и не приятелю, что уж такого?

– Я сказал – приятелю! – напрягся Каменев.

– Ну и хорошо. Веселенький подарочек. Ладно, рассказывай, как ты тут живешь-поживаешь? Как твое большое и чистое чувство? Где возлюбленная?

– Она в отпуск уехала, – ответил Глеб.

– Куда?

– Не сказала, – буркнул Глеб. – Ладно, пойдем, у меня пациент должен подойти. Новый русский. Они ждать не любят.

– Пойдем, – усмехнулась Надя. – Глебушка, когда тебе надоест безответная любовь, ты меня проинформируй, ладно? Я тебя тут же пристрою в хорошие руки.

– Спасибо, родная, – откликнулся Глеб в дверях кабинета.

Он приехал к дому на окраине во второй половине дня. Оставил машину в том же переулке, замирая, направился к дому. Честно говоря, он не очень представлял себе, как все это будет. И даже испугался, замер на минуту у самой двери квартиры. Закрыл глаза, заставил себя вспомнить все унижения, которые он претерпел от нее, оскорбительное «импотент», насмешливые слова приятельницы Нади о безответной любви…

Когда он вошел в квартиру, падавший с лестницы рассеянный свет выхватил из темноты фигуру Александры, стоявшей в проеме комнаты. Металлический шнур был натянут до предела.



На секунду его охватила жалость. Но женщина, едва увидев его, завизжала истошным, злобным голосом:

– Подонок, садист, сволочь, выпусти меня немедленно, ублюдок!

Он прошел в комнату, Саша набросилась на него, намереваясь ударить по голове запястьем в металлическом браслете наручника.

– Вот этого тебе делать не следовало! – прорычал Глеб и швырнул ее на кровать.

Выхватив из сумки веревки, он ухватил свободную руку женщины и быстрыми, ловкими движениями привязал к спинке кровати. Саша визжала, извивалась, пыталась лягнуть его – безуспешно. Тогда она приподнялась и вцепилась зубами в его запястье. Он наотмашь ударил ее по лицу. Она охнула и уронила голову на постель. На него смотрели огромные от ужаса глаза.

– Что, не нравится? – криво усмехнулся он, чувствуя, что ему-то все происходящее нравится все больше и больше. – Подожди, это только начало.

Он ударил ее еще раз, разбил губу. По подбородку стекала струйка крови.

Глеб подошел к столу, извлек из сумки бутылку коньяка, сорвал пробку, сделал большой глоток, не отрывая глаз от распростертой женщины.

– Не подходи, – едва прошептала Саша.

Но он уже стоял возле нее. Резко рванул платье, легкая ткань затрещала, большие упругие груди с крупными сосками, обнаженный живот, темные завитки волос внизу живота – все это предстало его взору. Он рвал платье, отбрасывал в стороны лоскутья, пока она не осталась совершенно обнаженной. В руке его появился кожаный ремешок, похожий на собачий поводок. Глотнув еще коньяку, он стоял перед нею, помахивая плетью.

– Скажи: ты мой хозяин, я твоя раба.

Саша молчала.

Ремень взвился и опустился на белый живот. И тут же ее крик, и багряная полоса, пересекающая нежную белую кожу, и его рев. И снова взмах, и новый удар плетью, и еще, и еще.

– Ты… мой… господин… – выкрикнула Александра.

Плеть замерла.

Он медленно разделся, сунул ей в лицо разбухший от желания член и приказал:

– Возьми его!

Она старалась. Его руки, тискавшие ее грудь, щипавшие ее тело, причиняли боль, но она очень старалась. Он замычал, вдавливая себя в разбитые губы. Саша закашлялась, вывернулась. По губе стекала густая белесая жидкость.

– Ага, вот как надо с тобой обращаться! – захохотал он.

– Дай мне полотенце, – едва вымолвила женщина.

Он принес с кухни смоченное водой полотенце, осторожно отер ее губы, пот со лба. Неожиданно Глеба пронзили щемящая жалость и нежность.

– Дурочка, я так люблю тебя, – пробормотал он, прикладывая мокрое холодное полотенце к ссадинам на животе.

– А я тебя не-на-ви-жу, – по слогам еле выговорила Саша. – Ты извращенец, садист… Тебя расстреляют, – добавила она в полном отчаянии.

Он вскочил:

– Извращенец? Прекрасно! Ненавидишь? Замечательно! Мы, садисты, любим, когда нас ненавидят. Но я, хоть и садист, забочусь о тебе! О том, чтобы удовлетворить твою ненасытную похотливую утробу. Я принес тебе подарок, моя радость!

Он склонился к сумке и вытащил огромный резиновый фаллос.

– Какова штучка, а? Надеюсь, тебе понравится!

Саша взвизгнула. Ремень, превращенный в петлю, крепко охватил ногу, обвился вокруг металлического каркаса кровати. Он навалился на женщину, ухватил свободную, отчаянно дрыгающуюся ногу, придавил ее коленом и, потрясая над нею резиновым чудовищем, захохотал:

– Ну что, начнем? Тебе будет хорошо! Я удовлетворю тебя на всю катушку!

Турецкий появился в приемной Меркулова ровно в девять утра. Преподнес Клавдии букетик игольчатых астр, за что был вознагражден обворожительной улыбкой.

– На месте? – кивнув на дверь, спросил он.

– Да, Константин Дмитриевич уже ждет вас, Александр Борисович. А уж мы-то как заждались! – понизила она голос и одарила Александра еще одной улыбкой.

Турецкий послал девушке («девушка», как известно, понятие весьма относительное) воздушный поцелуй и исчез за дверью кабинета.