Страница 20 из 151
Карл обладал всеми достоинствами, которых можно ожидать у великого короля, — смелый и находчивый вояка и отличный атлет. Он был выше шести футов ростом и очень хорош собой. Люди всегда отмечали его острый и выразительный взгляд, хотя сам я ничего такого не увидел. Карл для своего времени был еще и очень образован. Он говорил по-латыни и по-гречески, хотя поначалу не умел писать. Это, конечно, ему в минус.
Однако он имел страшную тайну. В первые годы правления власть странно на него повлияла. Король может завладеть любой женщиной, какой пожелает, — или, если уж заводить об этом разговор, любым мужчиной или мальчиком. Но женщиной, которую желал Карл, стала его сестра Иоланта. Я сам тому свидетель. Самой позорной на свете тайной было то, что король франков каждую ночь пробирался в покои своей сестры в огромном и холодном Аахенском дворце.
Как поступают люди в таких случаях? Можно хранить молчание, как делает большинство. Или можно замыслить бунт против короля, одержимого таким гнусным и противоестественным пороком. Чего при дворе Карла, короля франков, никто не дерзнул. Так или иначе, моральные устои до того расшатались, что происходящее мало кого поразило. Третье, что вы можете сделать, — попытаться увести грешника со стези порока. Как раз на это решилась группа военных и сановников, возглавляемая герцогом Богемондом из Ренна.
В городе проживал еврейский меняла, Авраам из Милана, который время от времени вел дела с королевским казначеем. По слухам, его дочь была удивительно красива, хотя, должен сказать, в темные века в Аахене для этого много не требовалось. Если у девушки уцелели оба глаза, нос и хотя бы половина зубов, она могла считаться Клеопатрой. Богемонда, в прошлом одного из самых преданных слуг Пипина Короткого, повергал в ужас кровосмесительный союз короля, и он замыслил вытащить Карла из постели сестры. Любые средства годились, так что герцог и его дружки пригрозили убить Авраама, если он не покажет им свою дочь. Я был тем посланником, что доставил письмо старому меняле.
Авраам немедленно согласился и особенно подчеркнул, что с радостью пустит в свой дом дюжину тяжеловооруженных рыцарей, чтобы они пялились на его дочь.
Девушку звали Девора, и слухи не солгали. Богемонд и его друзья заявились к меняле и обнаружили, что у еврейки прекрасная кожа, нежная и чистая, как у младенца. Волосы У девушки были длинные и очень темные, но не темнее ее глубоких, как ночные озера, глаз. Ей едва исполнилось пятнадцать, но детские формы уже сменились женскими. Каждый мужчина в той комнате с радостью позволил бы отсечь себе топором правую руку, лишь бы владеть красавицей Деворой.
Девора, как и полагается хорошей дочери, по приказу отца разделась догола и позволила себя осмотреть. Герцог Богемонд, предпочитавший все делать чужими руками, на сей раз взял на себя тяжелую обязанность проверить здоровье красавицы и ее девственность.
Когда девушка прошла проверку, ее немедленно доставили ко двору, выдав за служанку супруги Богемонда. Карл весьма быстро заметил прекрасную иудейку и, превзойдя все ожидания, влюбился без памяти. Но Девора объявила, что король не получит ее, пока на ней не женится. А Карл не мог жениться на еврейке, сам не приняв иудаизма.
Так Девора крутила им два года. Каждой весной Карл уходил из промозглого замка на очередную войну. Каждую осень он возвращался и обнаруживал, что Девора стала еще прекраснее. И еще жестокосерднее. Еврейка соглашалась встречаться с королем лишь в присутствии наперсниц. «Стань иудеем, женись на мне, и я буду твоей», — повторяла она.
Для Карла это представляло немалую трудность. Дело в том, что он, как и прочие франкские аристократы, всю жизнь поклонялся Митре. Он опасался, что оскорбленное изменой божество обрушит на него ужасную кару. Но на исходе второй зимы, после того как Карл осыпал Девору драгоценными подарками, назначил ее отца королевским казначеем, после того как он роздал должности и звания самым бесполезным из ее родственников, — после того как он совершил все это и так и не смог забраться под бархатные юбки девушки, король сдался.
Королевские штаны из грубой английской шерсти уже лопались. Яйца короля распухли до размеров человеческой головы, а членом можно было глушить быков, чьей кровью ему некогда нравилось омываться. «Да, любовь моя, — пропыхтел Карл, и из ширинки его повалил пар. — Я стану иудеем».
Что, кисло звучит? Ничего удивительного. Девора и ее муж уничтожили единственную истинную религию. Из-за них я стал последним на земле христианином.
Карл предстал перед бейт дином, [23]и судьи быстро решили, что он вполне подходит для обращения. Они были богобоязненными людьми, не отрицаю, но также опасались и за свою жизнь. Кроме того, они чувствовали необходимость позаботиться о безопасности множества евреев, которые хлынули в город, услышав о хорошо оплачиваемых должностях при дворе Карла. Но члены бейт дина должны были соблюсти хоть какую-то благопристойность и не могли позволить Карлу немедленно принять иудаизм. Они сказали королю, что, согласно традиции, он должен начать жить как иудей, и просветили его в канонах иудейской веры. Той весной он двинулся на восток, на войну с аварами, с полной повозкой толкователей Талмуда в арьергарде. И больше никаких свиней.
Пока Карл сражался, герцог Богемонд устроил засаду на Иоланту, когда та совершала верховую прогулку. Двое головорезов накинулись на Иоланту на укромной лесной полянке и свернули ей шею, представив все так, словно женщина упала с лошади. Затем прикончили и самих убийц, чтобы никто не проболтался. Я-то знаю, ведь я присматривал за их лошадьми, и мне перерезали глотку.
За весну и лето Карл, король франков, научился читать по-гречески и латыни, захватил земли размером с территорию Италии, выиграл три больших сражения и обратил в рабство сто пятьдесят тысяч аварских мужчин и женщин. Известие о смерти сестры не опечалило его. Он вернулся в Аахен в полном убеждении, что готов стать иудеем. И не дайянам [24]было с ним спорить.
Кому я действительно сочувствую, так это тому несчастному ублюдку, который делал королю обрезание. Карл стал самым могущественным владыкой Запада за последние века. Он только что истребил тысячи людей и желал лишь одного — поскорее вступить в брак. Кому-то пришлось поднести бритву к детородному органу этого одержимого похотью тирана. Я часто думаю о том моэле. [25]На его месте должен был оказаться я. Одно неловкое движение ножа — и я смог бы изменить ход истории. Но, увы, меня снова убили, и я все еще шагал на запад из Монголии.
В Аахене все прошло гладко. Карл окунулся в микву, что само по себе было неплохой идеей, поскольку мылся он нечасто, и вышел оттуда полноправным иудеем. Скажу без всяких шуток, что церемония бракосочетания началась еще до того, как король успел высохнуть и короста успела осыпаться с его члена.
Но даже теперь Девора коварно увиливала от исполнения супружеского долга. Король узнал, что у его юной жены месячные. Она клялась, что не предвидела такой незадачи. Мол, месячные у нее были нерегулярные. Королю, как иудею, следовало понять, что жена его нечиста, пока течет кровь и еще семь дней после.
Можете сходить на экскурсию в королевскую опочивальню и полюбоваться отпечатками зубов Карла на изголовье кровати, оставленными им в ту первую ночь.
Полагаю, тем сильнее было ликование короля, когда жена все же допустила его в свою постель. Они исчезли для мира на две недели.
В течение нескольких последующих лет Карл разбил ломбардцев и захватил Северную Италию. Форсировав Пиренеи, он разгромил вестготов и свебов, покорив всю Испанию. Двинувшись на север, он одержал победу над саксонцами и сделал их своими подданными, занял Баварию и оттеснил аваров дальше на восток. Карл был невероятно удачлив, и, даже если вам захочется побрюзжать и сказать, что во многих местах он не встречал достойного сопротивления, следует признать, что он теперь в одиночку контролировал территорию, по площади превосходящую старую Западную империю. И все это время Девора подталкивала его на новые свершения.
23
Бейт дин— религиозный суд.
24
Дайяне— члены бейт дина.
25
Моэль— человек, совершающий брит милу (обрезание).